Её, её! В крематории уже тогда кое-кто из дальновидных если не шептался, то выразительно помалкивал: годите-годите, лет через пять-шесть она здесь главней всех станет. И? Да. Лет через пять-шесть. Стало так. Огненосные творцы никуда не подевались, но без неё — как без рук, без ног, без мозгов. Хуже стало? Нет, пожалуй. Лучше стало? Да, пожалуй. Тогда какого diablo?! Не пошли бы все?! Тихо-тихо, уже никто никуда не идёт. Всё прекрасно в этом лучшем из миров. И… главное, незыблем Издательский дом даже в дни печали. Дни печали? Дни печали. Сугубо личное, но общественность сочувствует. Глава Издательского дома нежданно-негаданно теряет… положим, не мужа, но… многолетнего вхожего. По ней и не скажешь, воплощённая беспристрастность. Но мы-то с вами зна-аем. Надо соответствовать, подыграть ментально: дни печали, дни печали. Кто хоть в ящик сыграл? Ах, тот самый?! Который пять лет назад всех на sextris подсадил?! Гы! Слушай, а неплохие времена были! Пойти возложить пару гвоздичек. Он же молодой совсем, относительно. Цирроз, нет? Нет, не цирроз. Хуже. Или лучше? Сам себе режиссёр, гы. * * * Возвращаясь к напечатаному: Или собьёт рабочий ритм крематория (крематория!) — на весь день, на следующий — тоже, и на потом… Примеры можно множить-перемножать. Зачем ему? Ну, как! Что наша жизнь? Игра! Вот я вас всех переиграю! Остынь, старина. В конце концов договорились сообща: кулон Кузьмы! Как же, как же. Договорились. Хорошо, напомнили! А сыграемте-ка на кулон Кузьмы ещё! Слабо? Да никто с тобой играть не собирается, нет желания! Нет уж, играйте! Да, вынуждаю! Иначе как вас всех переиграть, если вы все в отказ?! Так нечестно, нечестно! Старина Макс. Mad Max: Fury Road! Его энергию в мирных бы целях! Если честно (поверили?), у нас таких не любят. Впрочем, «любят, не любят» — не к нам. Но — ценят. С опаской, но ценят. При неизбежном раннем-позднем фиаско — вздох облегчения без озвучки: а я ведь ему говорил, сколько раз ему говорил! Хотя, конечно, жаль… * * * И ведь говорил ему, сколько раз ему говорил! Сколько? Ни разу. Выглядеть, а то и быть ущемлённым (вставить по вкусу) — вот увольте! Он сам должен бы понять. Да понимал, понимал! Но — перфекционист хрéнов! Старый, опытный камикадзе. Что глодало? Разве покопаться в его фантомных завихрениях? Та же бутыль Hennesy V.S.O.P. — да, на чьей же ещё совести?! Виновные, да, понесли суровое наказание, все виновные, включая каналью трактирщика. Но! Но! Вдруг у кого-то мысль: почему ты на это пошёл? Да-да, не ты, не пошёл, не на это, сбоку припёка, вообще не в курсе. Но по сути-то. Устранил соперника, даже не из ревности, просто чтоб не путался под ногами, чтоб не было. Да не у кого-то мысль, у неё мысль! Вслух? Если бы вслух! То-то и оно. Положим, ему начхать, с кем она и со сколькими. Ан… Мысли-то, мысли куда девать? Особенно её мысли, которые могут возникнуть?! Оскорбительно, да. Уже и думалось о том ранее, но куда деться, если такие вот… фантомные завихрения. И ведь говорил ему, сколько раз ему говорил! Ни разу. * * * Пять лет они вместе были, шесть? Да, почти шесть, плюс-минус. Ну, как — вместе? Быть с ней вместе — врагу не пожелаешь. Другу — подавно. Не вместе, но рядом. Ваше и счастье, что я не ваше счастье. Как-то так. Как-то так у них и получалось до поры. Эдакий подчёркнуто цивильный террорист. Игрушки в дружелюбие. Никакие возражения, впрочем, не принимаются. См. holliwood production. Эдакая подчёкнуто независимая, но смиренная. Стокгольмский синдром, всё такое, а вы милый. Но в подходящий миг: звиняй, дядька, долго терпела, не обессудь! См. holliwood production. В промежутке — suspence минут на сорок, на часок. См. holliwood production. И — гримаса цивильного террориста в последний миг, досада вкупе с недоумением: нет же! как же! я же профи! я же всё учё… Сдохни, тварь! Довольно поизмывался! Поделом и мука! * * * Holliwood не holliwood… Не знай старина Евлогин старину Багдашова… Поизмывался он, Mad Max вволю. Застарелые плюс новообретённые комплексы тетёшкал. Какие, какие? Расскажите, расскажите! Увы и ах, идите nach! Без микрофона — пожалуй, да. Хоть сейчас. Точно, без микрофона? А если найду? О, вот же он! Пшли вон! Все — вон! В сад, в сад! Теперь, когда никого нет (а никого нет, проверено!), вот… Она же всегда-пожалуйста, если ресторан. Пристойная музыка. Строгие салфетки. Учтивые пингвины. Хамские морды по соседству исключены. И после посуду не мыть, мусор не выносить. Вполне! Макс? «Все флаги»? В который раз, но почему нет?! Нюанс — меню. Она — мимо рыбы. Так сложилось. Исторически. Любая рыба — не рыба, если не осетрина. Балована прикаспийским детством, есть такое. С некоторых пор и осетрина — мимо, категорически. А то, помнится, бывший супруг её… Цыц! Забыли! Ну, забыли. А теперь? А теперь добро пожаловать! «Все флаги» к вашим услугам! Чего изволите? Не осетрину же, пусть первой свежести! Осетрина — вульгар. Ну, гламур, тот же вульгар. А вот обратите внимание! В меню сегодня: shirouo no odorigui (dancing icefish), мельчайшие прозрачные рыбки, живые. Или вот: оdori (live fried fish), их едят, они глядят. Или вот: вне меню, но если хорошо и правильно попросить, тогда вовсе takifugu rubripes, тс-с-с… Ни разу не притронулась. Ни к dancing icefish, ни к live fried fish. Фу! Ни тем более к takifugu rubripes. Вот! Вниманию всех пытливых! Ещё раз: ни разу не притронулась! тем более, к takifugu rubripes! Потому и жива. Хотя запросто могла составить компанию своему… кавалеру, что ли. Пусть так, пусть кавалеру. Но — не составила. Мимо рыбы она, мимо рыбы. Кавалер, сдаётся, всякий раз куражился. Заказано заранее, блюдо от шеф-повара! Хоть попробуй, на язычок! Нет? А я вот, с твоего позволения… Ничего, что причавкиваю? Просто всё настолько вкусно! Так и будешь над пустой тарелкой? Бокал вина? Какого? Эй! «Henkel», брют! Бокал!.. Но хоть что-нибудь съешь? Ну нет так нет. Понимаю, диета. Эй! Ещё бокал «Henkel», брют! А мне — сакэ. Да, «Саваноцуру», молодец! И поторопи там Косяку, князя нашего, насчёт takifugu rubripes. А то жду-жду… Дождался! Кристальная чистота мысли. Руки-ноги немеют. Спонтанная потеря координации. Язык не слушается: бе-ме, бе… Ураганный паралич опорно-двигательного, стоп-дыхание, всё. Подробности агонии — см. holliwood production. Лучше не см. Но что-что, эта вот досада вкупе с недоумением: нет же! как же?! я же профи! я же всё учё… Сам не видел, не приглашён был. Однако, зная старину Макса, так и вижу, будто сам был там: да нет же! как же?! И ведь говорил ему, сколько раз ему говорил! А она — не притронулась тогда (слава богу, которого нет! или… есть?), она — мимо рыбы. Ведь искушение, ведь было! Попробовать, на язычок. Takifugu rubripes! Не каждый день, а то и раз в жизни, первый и… последний. На себе испытал! (Треска? Ну-ну!) Косяку (князь, шеф-повар, да-да!) подверг себя сэппуку — втихаря, не афишируя, на заднем дворе. Лужа крови, кишки наружу. Никакой эстетики, сколь самурайцы ни провозглашай: смерть — это победа! Труп-то заберёте, самурайцы? Господин Мориидзуми, тут рядышком — от вашего консульства на Мойке до Конюшенной пешком. А то белые ночи, люди гуляют, мухи, амбрэ. От нас уже приехали, уже на месте, Вась-вась, Центральный район. Господин Мориидзуми? От вас кто-нибудь подойдёт? Чтобы сообща порешать. Подошли. Сообща порешали. Тело забрали. Без комментариев. Косяку ты, Косяку! А точно он? А кто?! Тетродотоксин (tetrodotoxin), знаете ли, только в рыбе-фугу и есть. Не знаете? Знайте! На порядок, на два порядка токсичней кураре. Задача (сверхзадача!) повара — соблюдение пропорций. Скушай йаду, но ровно столько, сколько потребно для эйфории. Чуть переборщил — ку-ку, мой мальчик. Нет, не цирроз. Вскрытие показало. Тетродотоксин (tetrodotoxin). Фугу, тварь иглобрюхая! Фугу? А разве у нас разрешено? Запрещено. Повсеместно. Во избежание. Но — места надо знать. «Все флаги» на Конюшеной, было такое место, теперь нет. Косяку ты, Косяку! И ведь не ряженый киргиз-казах-узбек в кимоно! Подлинный, с токийской Гинзы! И нá тебе! Дальнейшее — молчание. Везде нас подстерегает молчание и вмешивается, но мы должны быть начеку.