— Слушай, — сказал Гринго, — я бы с радостью сыграл с тобой в покер, потому что ты ужасный лжец, Натан. — Уверяю, он врет. Все было совсем не так! Натан проследил за взглядом Гринго, повернувшего голову к входной двери квартиры… и чуть не выпрыгнул из трусов, когда на свет лампы шагнул сам Макгэрри. Косящий взгляд горел такой яростью, что Натан еле удержался от того, чтобы потерять окончательный контроль над телесными функциями. — Не подходи или я вызову полицию! Гринго усмехнулся. — Как? Кроме того, ты можешь попробовать покричать. — Недолго, — добавил Макгэрри. Гринго кивнул. — Недолго. Мы же в Темпл-Баре. Полагаю, местные жители очень хорошо научились игнорировать людей, орущих посреди ночи. Иначе жить тут невозможно. — Так нельзя… Вы же из Гарди! — На самом деле, — сказал Гринго, поднимая бутылку Натана со стула, где поставил ее ранее, — прямо сейчас мы не полицейские, а простые неравнодушные граждане. Кстати, можешь не стесняться упоминать наши имена, когда побежишь жаловаться в правоохранительные органы. У нас самое железное алиби, какое только можно себе представить. В настоящее время мы наслаждаемся поздней выпивкой в компании с… — он принялся загибать пальцы, — мистером Ноэлем Графо, владельцем джаз-бара «Чарли»; милой парой пенсионеров, которых зовут Джоан и Джерри, — учительницей и банковским служащим соответственно, и… так, погоди-погоди… да, сестрой Бернадетт — настоящей, богом клянусь, монахиней! Натан слушал вполуха. Он кивал и незаметно перемещал правую руку туда, где, как он знал, стоит блок для ножей. Каждый хороший повар всегда знает, где находятся его ножи. Гринго слегка наклонился вперед. — Тебе следует спросить себя, Натан: каким надо быть конченым уёбком, чтобы даже монахини были счастливы… нет, воодушевлены идеей предоставить алиби человеку, который собирается с тобой разобраться? — Я сожалею, — сказал Натан. — Окей? Я очень-очень сожалею. Гринго вновь повернулся к Макгэрри. — Он говорит, что сожалеет. — Да что ты! — ответил Макгэрри, явно не впечатленный раскаянием. — Уверен, не так сильно, как пожалеет уже скоро. Гринго кивнул и погладил миссис Твинкл под подбородком. — Кстати, Натан, я спрятал ножи. Мы же не хотим, чтобы кто-нибудь поранился, верно? Натан поозирался по сторонам, и тело его обмякло. — Что это значит? Вы пришли сюда, чтобы меня пугать? Гринго покачал головой. — О нет, Натан. Видишь ли, в определенных кругах прекрасно известно отношение моего коллеги к мужчинам, лапающим женщин без спроса. Я к тому, что… пойми правильно, у меня, почти как у всех людей, включая монахинь — вот опять, бля, монахиня, ты прикинь, Натан! — не так много времени, чтобы уделять его подобным существам, но он… — Гринго указал в сторону двери, в проеме которой неподвижно стоял Банни, — человек другого уровня осознанности. Он разыскивает нехороших людей и делает все от него зависящее, чтобы привлечь их к ответственности в рамках закона, но если это невозможно, то что ж… — Гринго посмотрел на миссис Твинкл, глядевшую на него с нескрываемой любовью. — Придется представить, что прямо сейчас мы играем в кункен[70] с содержателем паба, учительницей, банковским служащим и монахиней. — Гринго усмехнулся. — До сих пор поверить не могу… Монахиня! Натан вздрогнул, когда к нему двинулся Макгэрри. — Нет, нет, нет, нет, нет… — Ага, — произнес Гринго, продолжая спокойно сидеть в кресле. — Похоже, ты знаешь, что означает это слово. В венах Райана забурлил панический адреналин. — Вы пришли, чтобы избивать меня вдвоем? Очень по-мужски! Гринго невесело рассмеялся. — О нет, Натан. Видишь ли, наказывать тебя пришел лишь мой друг. Скользнув спиной по блестящей металлической двери холодильника, Натан сел на корточки и поднял руки над головой в попытке защититься. Затем он посмотрел вверх и увидел возвышавшегося над ним Макгэрри. — Я здесь, — добавил Гринго, — чтобы не дать ему тебя убить. Глава двадцатая Банни вошел в комнату для совещаний и поставил перед Гринго стакан знаменитого дрянного чая с железнодорожного вокзала на Пирс-стрит. Гринго поблагодарил кивком, и Банни уселся в кресло рядом. Они явились сюда сразу после небогатой на события дневной смены в квартале Кланавейл — ну, небогатой по меркам предыдущего дня. Ночная смена подтвердила, что Джон О’Доннелл и Франко Дойл вернулись по домам около часа ночи. Джимми Моран вылез из такси около четырех часов утра в компании пьянющей блондинки. Возле его дома в тот момент дежурили детективы Динни Малдун и Памела Кобелиха Кэссиди. Прямо сейчас Кобелиха стояла в центре комнаты и рассказывала эту историю остальным членам опергруппы. — Короче, он привез юную подружку, одетую… Господи, как можно описать ее наряд, Динни? Динни Малдун, выглядевший как загнанная котом мышь, тем не менее наслаждался красочным рассказом своей напарницы. — Позвольте попробую, детектив Кэссиди, — загудел его голос с сильным западным акцентом. — Наряд молодой леди, о которой идет речь, можно было бы охарактеризовать, как, хм… скудный. Кобелиха приложила палец к кончику носа и указала им на Малдуна. — Скудный… «Скудный» — удачное слово, детектив Малдун. Ее наряд определенно был скудноват. Смешки членов почтенного собрания смешались со стонами. — В общем, — продолжила Кобелиха, — подходит Моран к машине, машет нам и кричит в окно: «Надеюсь, вы хорошо провели ночь, офицеры» и тому подобную хрень. — Вот гондон! — Не то слово. А потом он загибает девушку на нашем капоте и начинает драть ее насухо! Кобелиха с энтузиазмом изобразила пантомиму, склонившись над одним из столов. — И он такой: «О да, ей нравится! Мы будем пороться тут всю ночь напролет!» — Этот человек истинный поэт! — вставил Малдун. — Лично я, — продолжила Кобелиха, — арестовала бы его прямо там за мошенничество. Учитывая количество стероидов, которые жрет этот барбос, единственный шанс для его маленького динь-дона доставить кому-нибудь удовольствие — это напялить на него костюмчик и устроить кукольное представление. Четырнадцать офицеров разразились дружным хохотом. — В любом случае хорошего понемножку. Мы выходим из машины, и Динни отводит героя-любовника в сторону. Малдун наклонился вперед. — Я так и сделал. Я объяснил мистеру Морану, что его образ действий слишком навязчив и что, согласно статье 5 закона «Об уголовной юстиции и общественном порядке» 1994 года, предусмотрена уголовная ответственность для лиц, демонстрирующих от полуночи до семи часов утра оскорбительное поведение в общественном месте. — Господи, Динни! — воскликнул Банни. — Как я люблю твои длинные цитаты! Ну и как это воспринял перекачанный придурок? — Забавно, что спросили именно вы, детектив Макгэрри. Не очень хорошо, но и не так плохо, как я надеялся. Я рассчитывал, что он ударит меня и мы сможем обвинить его в нападении на полицейского. Увы, не повезло. Вместо этого он устроил целый концерт: «Это притеснение! Кого я задеваю?» Я хотел ответить «меня», и не в последнюю очередь оттого, что у меня сейчас дома пара десятимесячных младенцев и, скажем так… прошло уже довольно много времени с тех пор, как я и миссис Малдун находились в одной комнате в полном сознании, не испачканные детской отрыжкой. — Супружеские свидания в большом дефиците в доме Малдунов, — подтвердила Кобелиха. — Мне так его жаль, что я уже начала подумывать пригласить его к себе домой, чтобы позволить понаблюдать. — Так вы его не арестовали? — спросил детектив-сержант Джон Куинн, известный своим слегка заторможенным чувством юмора. — Нет, — ответила Кэссиди, — конечно нет. Верхолаз приказал, чтобы мы не допускали ни одного повода для обвинения нас в притеснении, как бы заманчиво это ни выглядело. — Тогда в чем смысл? — продолжил задавать вопросы Куинн, не замечая, как все вокруг закатывают глаза. — Оу, — сказал Динни, — детектив Кэссиди, вы не против просветить детектива-сержанта Куинна? Он посмотрел на Кобелиху, предоставляя своей партнерше по комическому дуэту возможность поставить финальную жирную точку. — Короче, пока Динни беседовал тет-а-тет с Мораном, я болтала с его подружкой. Я говорю ей: «О да, мы следим за ним, поскольку он находится под наблюдением». Она, кстати, знала. И кажется, получала от этого удовольствие. Любовь к плохим мальчикам и всякое такое. Поэтому я говорю: «Да, мы следуем за ним до спортзала, до магазинов, до кожвендиспансера». Хохот. — «До кожвендиспансера?» — переспрашивает она. И я такая: «Блин!.. Я не должна была это раскрывать. Короче, просто забудь. Наверняка это ни о чем не говорит. Скорее всего, он просто знает кого-то, кто там работает… и кого навещал трижды за последние две недели».