Тара взяла другой стакан и стала его протирать, хотя он в этом вовсе не нуждался. Рабочий день затягивался. — Ну посмотри, во что ты превратился! Гринго оторвался от мрачного созерцания дна пустой пинты. Чашка кофе и стакан воды стояли возле него нетронутыми. — Банни! — восторженно взревел он. — Мой амиго! Прр-двигай стул. Вып-вку на всех! Гринго заколотил по столу ладонью. — Кажется, с тебя хватит, парень. Ты уже похож на то, чем блюет алкаш, чтобы его отпустило. — Я пр-красно себя чувствую. Сп-сибо, что спросил. Прикинь, мне дали пару дней отпуска по личным обст-ятельствам. Вот что можно получить в обмен на х-рошую футболку, если испортить ее кровью Дары О’Шэя! — Гринго поднял стакан. — Недорого вышло. — Ты пьян и ведешь себя как мудак. — Ну вы посмотрите, кто это гов-рит! — Да, я. Твой лучший друг. А если продолжишь в том же духе — останусь единственным. — Ха! Да с т-кими друзьями, как ты, и врагов не надо! Голос Гринго звучал невнятно, взгляд остекленевших глаз блуждал по углам комнаты. — Ну ты приколист. Последнее, что я слышал, — ты дал официальные показания, а потом исчез. И вот я узнаю, что ты пытался затеять тут драку с каким-то студентиком из Тринити-колледжа. — Ах да, тот гондон. Ты бы видел его, Банни, хотя бы л-цо… Его и его лицо. — Ну конечно. Звучит чудовищно. Гринго снова поднял стакан. — Так, бля! Нас обслужат, наконец, или нет? Эй, милочка, не хочешь пош-велить своей прекрасной жопой… Банни ударил Гринго по лицу. Не сильно, но достаточно, чтобы его прервать. — Я этого не потерплю. — Ах да, я же забыл. Могучий моралист Банни Макгэрри. Защитник женской добр-детели. Да пошел ты на хуй! — Сам иди. Гринго замолчал и надолго уставился в пустой стакан. Рука его слегка дрожала. — Ну давай, спроси меня. — О чем? — Ты знаешь, о чем. — Не здесь и не сейчас, — ответил Банни. — А что так? Тебе нужно куда-то бежать? Или побывать в ком-то? Не смею задерж-вать. Банни вздохнул. — Послушай, Гринго. Сейчас у тебя нет на это времени. — С чего бы? Т-перь у меня есть все время мира! Гринго широко раскинул руки и расплылся в пьяной ухмылке. Банни стукнул кулаком по столу. — Так! Повторяю еще раз: у тебя нет времени на все это говно. Такое случается уже не в первый раз. Черт возьми, да я могу часы сверять по тому, когда у тебя наступают черные дни, ты спускаешься сюда и для всех пропадаешь. Все, что могу я, только прийти сам и убедиться, что ты не причинил вреда ни себе, ни окружающим. Я не жалуюсь — для того и существуют друзья, — но поверь: сейчас у тебя нет времени страдать херней. Гринго пьяно ухмыльнулся. — О, прошу тебя, продолжай. Делись со мною мудр-стью, наимудрейший. Тебе же кажется, что ты такой умный! — Голос Гринго сделался певучим: — Я знаю то, ч-го точно не знаешь ты! — Восхитительно. Вставай, мы уходим. Гринго потер лоб стаканом. — Мы никуда не пойдем, пока ты не задашь мне вопрос. — Я уже сказал: не здесь и не сейчас. Гринго со стуком поставил стакан на стол. — Нет, здесь и сейчас! Давай р-сставим все точки над «и». Тот еще получится вечерок. Для меня, для тебя и для твоей черной шлюшки… Банни протянул руку, ухватил Гринго за воротник рубашки и грубо проволок его прямо по столу. Стаканы и чашка кофе полетели на пол в мокром крещендо бьющегося стекла и фаянса. — Я знаю, чего ты добиваешься. Ты же не всерьез. Ты просто хочешь, чтобы кто-нибудь надавал тебе по жопе — чего ты, как тебе кажется, заслуживаешь. Еще одна выходка — и желание исполнится. А теперь идем! Банни ухватил Гринго под мышку и потащил к пожарной двери у туалетов. Тара выглянула из раздаточного окошка с тревожным выражением лица. Банни немедленно остановился. — Я глубоко сожалею. — Он вытащил из кармана пару банкнот и бросил на стойку. — За причиненный ущерб. — Запиши на мой счет, — немедленно откликнулся Гринго. — Обычно он не такой идиот. — Да, я искусно скрываю! Банни протащил Гринго по коридору, пинком распахнул пожарную дверь и вытолкнул его под моросящий дождь. Гринго сделал по инерции несколько шагов, после чего рухнул возле мусорного бака. Затем встал, шатаясь, и прислонился к грязному баку спиной. Банни пошел к нему, не забыв захлопнуть за собою дверь. — Смотри-ка, Банни, мы в переулке. В одном из тех мест, где ты творишь добрые дела! — Вообще не смешно. Гринго развернулся к Банни лицом. — Да я и не смеюсь. Ну давай, спроси меня. — Я не хочу ничего знать. — Ха!.. Хер там. Могу п-клясться, ты уже догадался. Я помню, как ты смотрел на меня прошлой ночью. Твой фирменный взгляд толстой гориллы на меня не действует, как ты помнишь. Я хорошо тебя знаю. Ты умнее, чем кажешься, и мы оба знаем, ты н-когда ничего не упустишь. Так что давай. Спрашивай. — Нет. — Давай! У тебя есть вопросы, я знаю. Чья была идея? Каннингем — вот чья. Ну, по крайней мере, именно она п-дошла ко мне первой… — Заткнись, Гринго. — Она и О’Шэй. Они знали… Знали, что у меня беда. Я… Я не могу отдать долги. Я даже не могу отдать проценты по долгам. А на мне еще висит будущая бывшая жена и мать, которая не хочет помирать. А у них, видите ли, связи. Каннингем знает всякое. Или, вернее, знакома с ч-ловечком, который знает. — Почему ты не… Гринго поднял ногу и пнул мусорный бак за спиной. — Да чтоб… Почему я не пришел к тебе? Вот! Именно из-за этого! Чтобы не видеть этот братский раз-чарованный взгляд. Как он меня заебал… — Знаешь, в чем твоя проблема, долбаный идиот? Тебе не нужна помощь. Тебе интересно узнать, в какую глубокую жопу ты способен сам себя засунуть. Гринго, шатаясь, шагнул вперед, оказавшись достаточно близко, чтобы Банни почуял запах перегара. — Что ж, видимо, уже узнал. Наша простая маленькая засада должна была принести нам шестнадцать миллионов фунтов в необработанных алмазах. Все должно было пройти акк-ратно и чисто и одновременно спасти меня от нависшей лавины г-вна. Но мы не добились ничего, кроме смерти О’Шэя… и будущих огромных сроков для меня с Каннингем. — А чего ты вообще ждал? Почему не пришел и не поговорил со мной? — Они хотели, но я ск-зал… Сказал, что ты на такое не пойдешь. Что ты слишком высокоморален! Он почти выплюнул последнее слово. — А ты слишком глуп. Думаю, ты хотел, чтобы тебя поймали. Знаешь, как легко я все выяснил? Мэри Сорока живет за каналом, она видела херню, которую вы творили. Две минуты беседы — и все стало ясно. Гринго обхватил голову руками, запустив пальцы в волосы.