Глубоко вздохнув, Банни толкнул дверь паба «О’Хэйган» — и был немедленно встречен восторженными приветственными возгласами. Паб вместил в себя столько полицейских, что наличным составом можно было без труда обеспечить порядок на финале Всеирландского чемпионата, хотя многие из сотрудников уже были на пару пинт пьянее, чем официально допускалось при несении службы. За угловым столиком с королевским видом восседал Гринго. — А вот и он! — прорычал Гринго. — С днем рождения, амиго! Банни Макгэрри оглядел почтенное собрание. — Да здесь половина пилеров[14] Дублина! — Ну что тут еще скажешь? Как только эти добрые люди узнали, что у тебя день рождения, их уже ничто не могло остановить. — Сегодня не мой день рождения. — Вы только послушайте этого человека! — вскричал Гринго. Собравшиеся немедленно подняли стаканы. — За твое здоровье! Одной из традиций ставшего уже ежегодным мероприятия было то, что все должны были немедленно выпивать, когда Банни отрицал, что у него день рождения. Банни Макгэрри родился 26 июля 1967 года. Однако несколько лет назад Гринго захотелось провести вечерок за пивом с ребятами, чего абсолютно не одобряла его тогдашняя жена Сандра, не отличавшаяся легким нравом. Гринго решил проблему, устроив день рождения Банни. Гринго был единственным его товарищем в целом мире и, очевидно, не мог оставить бедолагу в одиночестве в день рождения. Сандра купилась на эту историю, после чего и родилась дурацкая гулянка по случаю «дня рождения Банни». Шел четвертый год, но, в отличие от брака Гринго, традиция только крепла. По мере того как распространялись слухи, число людей, посещавших торжество, с каждым годом возрастало. Это многое говорило о состоянии умов сотрудников «Гарда Шихана»[15], у которых имелось больше шансов отпраздновать фальшивый день рождения, чем настоящий. — Жаль, ты не пришел раньше, — сказал Гринго. — Наша Кобелиха уже поглумилась над одним из малышей. — Эх, блин. Люблю, когда она это делает. «Кобелихой»[16] звали детектива Памелу Кэссиди — самопровозглашенную лесбиянку-фундаменталистку. Прозвище выражало явную иронию. Маленькая, даже миниатюрная Памела весила не более пятидесяти килограммов. Рыжеволосая и розовощекая, с ангельскими манерами, «дюймовочка» (хотя вряд ли кто-то решился бы ее так назвать в лицо) была совершенно непохожа на полицейского, чем постоянно и цинично пользовалась. Ходили слухи, что вначале ее не хотели брать на службу, поскольку она не соответствовала официальным требованиям по росту. Но так как она являлась чемпионкой Ирландии по дзюдо, кто-то свыше позаботился о том, чтобы ей сделали скидку. «Глумёж» стал традицией, которая, несомненно, заинтересовала бы отдел кадров в штаб-квартире «Гарда Шихана», если бы там когда-нибудь об этом узнали. Традиция заключалась в том, что Кэссиди время от времени агрессивно приставала к случайному новобранцу мужского пола. Посвященные даже делали ставки на то, сколько времени понадобится молодому человеку, чтобы поджать хвост и панически сбежать. Большинство сдавались, когда она начинала рассказывать о своей коллекции «инструментов». Самый быстрый «глумёж» занял минуту пятнадцать, самый долгий — восемь минут двенадцать секунд. — Сколько продержался парнишка? — поинтересовался Банни. — Шесть минут. — Очень достойный результат. И кто это был? — Не знаю, как его по имени, — ответил Гринго. — Вон тот долговязый у бара. Банни обернулся. — А он всегда такой бледный? — Сомневаюсь. Гринго выдвинул стул, который он приберегал для Банни. Банни сел, и тут же перед ним появилась пинта стаута. — С гребаным днем рождения меня, — присоединился он к тосту за собственное жульническое празднование, — вы, банда полудурков! Переждав ликующие возгласы, они вернулись к беседе. — Между прочим, амиго, я только что рассказал гарде Кларк о твоем сегодняшнем героизме. Банни почувствовал, что краснеет. Мойра Кларк служила в участке уже пару лет. Очень милая девушка. Банни видел, как она играла в футбол за полицейскую команду на состязаниях между госслужбами в прошлом году, демонстрируя неплохую взрывную скорость. — Бля, тоже мне героизм, — возразил Банни. — Не обращай внимания на этот бред. — Он ужасно скромен, Мойра, и в этом часть его очарования. Он мог бы стать Джоном Уэйном своего поколения, если бы не этот тяжелый коркский акцент. — Иди на хер. — Я сейчас ни слова не понял. Как бы то ни было, но суицидник встал на карнизе здания и говорит такой: «Оставь меня в покое, оставь меня в покое, я прыгаю, я прыгаю, чувак!» А Банни, хладнокровный как удав, просто перелезает через парапет и ему в ответ: «Успокойся и расслабься, мы здесь все друзья». Банни может быть обаятельным, когда захочет. Мойра усмехнулась. — Нисколько не сомневаюсь. — А потом он такой: «Расслабься, покури, давай поговорим». Банни угощает парня сигаретой, и, когда тот наклоняется, чтобы прикурить, он — щелк! — пристегивает его к себе наручниками. Мойра прикрыла рот рукой. — О боже! — И он такой: «Хочешь прыгать — давай прыгнем вместе». — Господи, — сказала Мойра. — А где был ты, когда это происходило? — О, — протянул Банни. — Детектив-сержант Спейн стоял внизу и наблюдал издалека. Гринго встрепенулся с оскорбленным видом. — Вся Графтон-стрит была забита невинными женщинами и детьми. — И мужчинами, — добавил Банни. — Нет такого понятия, как «невинный мужчина», — возразил Гринго. — Вот тут ты прав, — согласилась Кларк, прежде чем одним глотком допить последнюю треть пинты. — Ты правильно сделал, Гринго, что проявил осторожность. Учитывая, что тебе оставалось всего два дня до пенсии. Гринго хлопнул в отчаянии ладонью по столу, и Кларк расхохоталась. — Ну серьезно, Гринго, думаешь, в стране найдется хоть один гард, не смотревший «Смертельное оружие»? — Если он есть, я найду этого несчастного ублюдка. Так или иначе, но я превращу эту историю в легенду, даже если она меня убьет. — Желаю удачи, — ответила Кларк. — Хотя у тебя больше шансов убедить людей, что Банни оказался призраком. — Она встала. — Еще одну для именинника? — Спасибо, Мойра, — сказал Банни. — Ты охеренно добра. — Эй, как насчет меня? — возмутился Гринго. — Что за странный вопрос, детектив-сержант Спейн? Уверена, если ты посидишь здесь еще немного, то какая-нибудь счастливица принесет тебе в подарок пивка с арахисом. С этими словами она вышла из-за стола и направилась к пользовавшемуся успехом бару. Гринго перегнулся через стол. — Ты должен пригласить ее на свидание. — Мойру? — удивился Банни. — Не болтай глупостей. Я ее старше на десять лет. — И что? Женщины, знаешь ли, западают на зрелых джентльменов. Банни отрыгнул. — Как только меня не обзывали, но «джентльмен» — это что-то новенькое. — Все когда-нибудь случается в первый раз. — Кроме того, — добавил Банни, — она явно без ума от Гринго, как всякая женщина в радиусе пяти миль. — Ну да, кроме той, на которой я женился. — Эй, даже слышать не хочу! Я согласился на этот бредовый день рождения только для того, чтобы не видеть твоей хандры. Гринго поднял руки в знак капитуляции. — Кстати, — продолжил Банни, — теперь, когда ты снова без пяти минут холостой, не могу не сообщить, что видел детектива-сержанта Джессику Каннингем, когда выходил сегодня из участка. Видимо, она вернулась из Голуэя и снова работает на Верхолаза О’Рурка. Можешь возобновить попытки стать мужчиной, который растопит ее ледяное сердце. Гринго даже покраснел. — Заткнись. Поверить не могу, что я тебе об этом рассказал. Детектив-сержант Джессика Каннингем, тридцатилетняя блондинка ростом метр восемьдесят, отличалась спортивной фигурой и душевностью мясорубки. Она была печально известна своим отвратительным отношением к мужчинам. Легенда гласила, что однажды она настучала на коллегу-гарда за то, что тот оделся не по уставу. В канун Рождества тот пришел на службу в шапке Санты. Однако следует признать, что в работе она была хороша, поскольку ее стремительное продвижение по служебной лестнице даже приблизительно нельзя было списать на приятные манеры. В то же время Джессика не являлась и той женщиной, которая вынуждена казаться жесткой, чтобы выживать в мужском полицейском мире. Банни знавал нескольких женщин-полицейских, которым удавалось нести службу, не вытравливая из себя человеческих качеств. Кстати говоря, неофициальное прозвище для Каннингем придумала детектив Памела Кэссиди. Оно оказалось одновременно и метким, и смертельно опасным, если бы вы рискнули произнести его в присутствии Джессики. Робосися была абсолютно лишена чувства юмора. Это означало, что Банни хранил в себе такой моток сплетен, что если бы он когда-нибудь решил обнародовать все одновременно, то это вызвало бы сейсмическую катастрофу. В частности, он знал, что у Гринго — до того, как тот встретил свою будущую бывшую жену, — имелись некие отношения с детективом-сержантом Каннингем. Банни наклонился и понизил голос: