Томми пришел в себя через секунду, затем оттолкнул Франко. — Всё нормально. Просто не люблю ненужный риск. — Он повернулся и сделал несколько шагов. — Франко, на пару слов! Тот послушно последовал за ним. Затем обернулся, чтобы увидеть, как девушка помогает Китченеру подняться, а тот выплевывает на землю пару зубов. Томми развернулся и посмотрел на Франко. Дикий огонь в его глазах уже погас. — Тебе ясен план? Франко кивнул. — Место помнишь? Франко кивнул еще раз. — Тогда окей. — О’Доннелл подъедет? Томми застыл и на мгновение уставился в землю. — Джон мертв. — Что? Томми пожал плечами. — Скиннер связался со мной вчера. Сказал, что тому не становится лучше и что в рану попала инфекция. Потом решил вопрос. — Господи… — Проблема? Франко посмотрел в лицо Томми, на которое вернулось обычное бесстрастное выражение. — Нет, я просто… С тобой точно всё в порядке? — А что не так? — Ну ты как-то, знаешь… Франко осекся и замолчал. Через мгновение Томми кивнул, подошел к мотоциклу Китченера и сел на него. Китченер попытался было заговорить, но девушка немедленно оттащила его в сторону, проявив похвальный инстинкт самосохранения. Томми завел мотоцикл с кикстартера. — Она отвезет тебя куда нужно. Франко кивнул, и Томми поехал в сторону главной дороги. — Что, черт возьми, с ним такое? — спросила девушка. Франко смотрел, как Томми уезжает вдаль. — Лучше тебе не знать. Глава пятидесятая Гринго встал под душ и подставил лицо потоку почти обжигающей воды. В итоге они вернулись в дом Банни около часа ночи, по-новому оценив уровень самоотверженности преступного братства, похоронившего в горах Уиклоу за многие годы бессчетное число тел. Даже в мягкой земле рытье ямы глубиной в два с половиной метра отняло немало времени. Более того, теперь он совершенно точно понял, что означает фраза «мертвый груз». Если когда-нибудь придется повторить такое снова, то сначала следует позаботиться, чтобы будущие покойники сами пришли к яме, прежде чем их освободят от смертных оболочек. Закончив дело, Гринго с Банни тщательно покрыли землю подгнившей листвой, рассчитывая, что зимняя погода довершит остальное. Вернувшиеся к будущему лету любители пешего туризма уже не будут иметь ни малейшего представления, по какой земле ходят. Гринго сразу понял, что именно и зачем они сделали, но вот с кем — оказалось неприятным сюрпризом. У здоровяка Фрока не нашлось при себе документов, однако они имелись у Лопеза. Удостоверение в бумажнике идентифицировало его как агента ФБР по имени Дэниел Зайас. Гринго попытался доказать, что удостоверение — подделка, однако его доводы нельзя было назвать убедительными. В целом такой оборот не сулил ничего доброго. На всякий случай Гринго сунул бумажник в карман пальто, собираясь выбросить где-нибудь позже. По крайней мере, так он себе объяснил. Оба — как он, так и Банни — знали: для того чтобы тела было труднее опознать, следует удалить зубы и уничтожить отпечатки пальцев. Однако никто на этом не настоял, поскольку обоим показалось, что таким образом они перейдут черту слишком далеко. Немного позже той же ночью они дополнили растущий список преступных деяний: Банни припарковал «Ауди» Фрока у перекрестка с Гардинер-стрит, оставив ключи в замке зажигания. К настоящему моменту природа наверняка взяла свое: машина либо разобрана на части, либо ездит где-нибудь перекрашенная в другой цвет и с другим номерным знаком. Гринго был удивлен тем, что чувствовал по этому поводу, или, скорее, тем, что не чувствовал ничего. Оцепенелость — вот самое подходящее слово. Двое мужчин, которые собирались их убить и, судя по снаряжению, действительно сделали бы это, оказались мертвы сами, и Банни с Гринго избавились от тел. Одного из мужчин, кстати, убил Гринго. Несколько недель назад он расценил бы это как немыслимый поступок, но с тех пор настала совершенно иная жизнь. Единственной положительной стороной того, что он полностью испоганил себе судьбу, явился момент замечательной ясности: когда над головой повисает большой меч, перестаешь замечать булавочные уколы. Он тонул в долгах. Игра в карты началась как хобби: немного волнения, чтобы оживить скучную неделю, немного эскапизма, чтобы ненадолго отвлечься от руин разваливающегося брака. А потом произошло худшее, что только может случиться: он крупно выиграл. Внезапно появились деньги, а с ними возможность покрыть грабительские расходы на дом престарелых, где жила его мать, оплатить все счета после развода и даже немного оставить для себя. Жизнь заиграла совсем другими красками. Так он угодил в простейшую ловушку, когда любой выигрыш кажется результатом собственного мастерства, а проигрыш… что ж, проигрыш всего лишь временная неудача. Зависимость проникала в него, как невидимый газ без запаха, и он был слишком глуп, чтобы понять: его тихое падение начинает нашептывать сигналы во внешний мир. Однако сейчас ему было совершенно насрать на пару психов, которые могли бы и обязательно убили бы его, Банни и Симону, если бы им дали хотя бы половину шанса. Возможно, когда-то что-то изменится, но он не был в этом уверен. Единственный призрак, который преследовал его во снах, был призрак Дары О’Шэя. Джессика не посвящала Гринго в детали, но каким-то образом она полностью сломала Франко Дойла, и теперь он готов был отдать им все. В самом начале, когда Каннингем и О’Шэй решили, что им нужна помощь, они осторожно подошли к Гринго. Они знали все о его долге. И о том, как он велик. Абсолютно все. Они сказали, что он сможет расплатиться с долгами в краткосрочной перспективе и даже заработать еще больше потом. Спина Гринго болела, бок представлял собой довольно эффектный коллаж из трех цветов: пурпурного, коричневого и черного, а ножевая рана на бедре болела как сволочь. Прежде чем залезть под душ, он размотал бинты и изучил рану повнимательнее. К счастью, она оказалась неглубокой, несмотря на семь или восемь сантиметров ширины. Когда они вернулись, Симона настояла на том, чтобы тщательно ее промыть. Затем Гринго выпил пару таблеток обезболивающего и очнулся только после трех ночи — лежащим на диване Банни под пуховым одеялом и ощущающим боль каждым сантиметром тела. Ему казалось, что нормально он не спал уже целую вечность. Несколько недель подряд его ночи были заполнены вариациями на одну и ту же тему. Он видел сны, в которых его тащили — за лошадьми, за машинами, за фурами, а однажды (это было незабываемо!) — за слоном. В общем, его, беспомощного, постоянно куда-то волокли. Не нужно обладать докторской степенью по психологии, чтобы догадаться, что с ним происходит. Вода стала холоднее, и Гринго понял, что использовал всю горячую воду. Банни и Симона тоже проснулись и уже готовили на кухне классический завтрак. Было только полчетвертого утра, однако Банни всегда верил в принцип плотного завтрака как наиважнейшего приема пищи. Прежде чем зайти в душ, Гринго немного понаблюдал за ними. Между Симоной и Банни шли безмолвные переговоры. Симона старалась показать Банни, что с ней все в порядке, а Банни со своей стороны пытался скрыть под маской беззаботности свою болезненную потребность ее защитить. Учитывая, с чего начинался их роман, Гринго даже не представлял, успели ли их отношения развиться хоть до какой-то степени стабильности, перед тем как «обрушилась крыша». И все же между ними что-то было. И это даже ранило. Не то чтобы он не был рад за Банни — на самом деле чертовски счастлив. Но собственный брак Гринго стал упражнением в принятии похоти за любовь, и находиться рядом с истинным чувством было немного больно — словно увидеть настоящий свет после долгого пребывания под землей. Банни разбудил его с чашкой чая и извинениями. Он сказал, что подумывал о том, чтобы дать ему поспать, но справедливо рассудил, что Гринго захочет услышать новости, которые Банни только что узнал от Кобелихи. Под прикрытием чуть ли не бунта Картер с Дойлом выскользнули из расставленной на них сети. Услышав об этом, Гринго проверил свой телефон, на котором оказалось именно то текстовое сообщение, которого он так боялся. Почувствовав себя после душа хоть немного человеком, Гринго заново перевязал ногу, оделся и спустился вниз, услышав, как Симона тихо напевает в спальне меланхолическую песню. — А вот и он — наш Спящий красавец, — произнес Банни, усердно работая у плиты. Аромат жареного мяса заполнил весь нижний этаж. — Свеж, как новорожденный ягненок. — Хвала Иисусу! Гринго прислонился к стойке и понизил голос: — Слушай, что станем делать, если кто-нибудь начнет искать этих парней? — Не стоит беспокоиться, — ответил Банни, неумело переворачивая яичницу. — Банни? Банни повернулся, чтобы впервые за утро взглянуть на Гринго. — Я сказал, не беспокойся. — Да, но… — Послушай меня: просто забудь об этом, хорошо? Если кто-то начнет их искать, я разберусь сам. Тебя там не было, и к тебе это не имеет ни малейшего отношения. Симона зашла на кухню, помахав перед лицом рукой. — Черт возьми, в этом доме найдется хоть какая-нибудь еда, которая не умерла с мучительными криками? — Очень надеюсь, что нет, — ответил Банни, широко ей улыбнувшись. — Ага, поскольку капля здорового образа жизни, вероятно, тебя убьет. — Хочу, чтобы ты знала: мой дедушка ел полный классический ирландский завтрак каждый день своей жизни. И он ни разу ему не повредил. — Серьезно? — воскликнула Симона. — Это тот самый дедушка, который не дожил до твоего рождения? Банни пожал плечами. — Не исключено.