Охохонюшки… И откуда в головах у людей это все берется? – Адвокатов не нанимают, уважаемая Алиса Валерьевна, адвокатов приглашают. Это принципиальная разница. И не платят им деньги, как вы изволили выразиться, а выплачивают вознаграждение за исполняемую работу. Если бы за вас не попросил человек, к которому я отношусь с огромной симпатией, я бы уже сейчас прекратил нашу встречу. Вздохнув, он снял с полки сборник нормативных актов и открыл на нужной странице. – Вот посмотрите, это Кодекс профессиональной этики адвоката. И за нарушение любого правила этого кодекса мне грозит дисциплинарное наказание вплоть до лишения адвокатской лицензии. А теперь читайте вот это: статья 10, пункт 1: «Закон и нравственность в профессии адвоката выше воли доверителя». Вы понимаете? Выше воли доверителя! Вы мой доверитель, я обязан действовать в ваших интересах, это правда, но если ваши интересы состоят в том, чтобы я нарушил закон, то извините… Закон и нравственность для меня важнее ваших желаний. Вот тут и дальше написано: «Никакие пожелания, просьбы или указания доверителя, направленные к несоблюдению закона или нарушению правил, предусмотренных настоящим Кодексом, не могут быть исполнены адвокатом». Вот так и только так. Если ваши интересы состоят в том, чтобы найти доказательства, оправдывающие или хотя бы ставящие под сомнение виновность вашего отца и мужа, то я готов взяться за оказание вам помощи. Если вы пришли ко мне для того, чтобы я носил конверты с деньгами и решал вопросы, то вы напрасно потратили время. Валерий Петрович не будет освобожден из-под стражи, если не будет найден другой подозреваемый, улики в отношении которого окажутся куда более весомыми. Я не даю пустых обещаний. Наталья Сергеевна, до этого момента сидевшая с безучастным лицом и безвольно сгорбленной спиной, внезапно выпрямилась и жестким сухим голосом произнесла: – Алиса, выйди. Алиса попыталась сопротивляться, но ее мать проявила неуступчивость. – Выйди, подожди меня на улице. Девушка с явной неохотой покинула кабинет, через несколько секунд Кирган услышал, как громко хлопнула дверь, ведущая на улицу. – Простите ее, Виталий Николаевич, – голос Ламзиной стал чуть мягче, – Алиса очень любит отца, она совершенно потеряла голову от ужаса. Приношу вам за нее свои извинения. Наконец разговор вошел в обычное деловое русло, и Наталья Ламзина начала рассказывать. Говорила она недолго, и было видно, что свой рассказ она продумала тщательно, чтобы не тратить лишнего времени. Закончив, спросила: – Если мы с вами заключим соглашение, вы сможете добиться, чтобы мне дали свидание с Валерой? – Это крайне маловероятно, но точно я смогу вам ответить только после того, как ознакомлюсь с материалами дела у следователя. Пока я не увижу материалов, я не могу давать вам никаких обещаний. – Но я же вам все рассказала! – Этого недостаточно. Вы рассказали только о том, что сами знаете или сами видели и слышали. А следователь знает, видел и слышал совсем другое. И в своих решениях он руководствуется не тем, что знаете вы, а тем, что знает он. Это нормально и правильно. Наталья какое-то время обдумывала услышанное, потом кивнула каким-то собственным мыслям: – Ну, хорошо, а вы сами? Вы сможете получить свидание? – Обязательно, – улыбнулся Кирган. – Как только мы с вами подписываем соглашение, я оформляю ордер, иду с ним к следователю и прошу две вещи: ознакомить меня с материалами дела и дать разрешение на свидание. Если разрешение я получу сегодня, то завтра прямо с утра поеду в тюрьму. Кстати, вас я попрошу завтра с самого утра, пораньше, поехать туда и занять для меня очередь на комнату свиданий, в противном случае я могу там до вечера прождать, комнат не хватает. Вот адрес. – А… – она с опаской и некоторой тревогой посмотрела на адвоката. – А записку от меня передать сможете? – Нет. И давайте закроем эту тему. – Извините… Я вот еще хотела спросить… Роман сказал, что вам придется нанимать частных детективов… простите, про них, наверное, тоже нужно говорить «приглашать»? Кирган негромко рассмеялся. – Можно и нанимать. Но я предпочитаю говорить «воспользоваться услугами», это более правильно и более уважительно. Вполне возможно, что да, придется. – От чего это зависит? – От ваших возможностей. Следователь для поиска доказательств на стороне обвинения использует оперативников, поиск доказательств на стороне защиты ничем не отличается, это тоже поиск информации, и для этого тоже нужны люди. Вообще адвокаты редко прибегают к услугам частного сыска, обычно всю информацию ищут члены семьи подзащитного, поэтому хорошо, когда семья большая. – Но у нас никого нет… только мы с дочерью… – растерянно пробормотала Ламзина. – У Валеры есть младшая сестра, она в Тюмени, вышла замуж за нефтяника и уехала с ним, давно уже, она ничем помочь не сможет, а я вообще одна у родителей, у меня ни братьев, ни сестер, соответственно и племянников нет. Алиса… Она девочка сильная, энергичная, но вы сами видите – может дров наломать, не выдержанная, резкая, ей рискованно доверять такую работу. – Жаль… Это дополнительные расходы для вас. Поэтому я обязан поставить вас в известность заранее и получить ваше согласие. Наталья Сергеевна не раздумывала ни секунды. – Я согласна. Делайте все, что считаете нужным. Мне нужно спасти Валеру. – Хорошо, – кивнул Виталий Николаевич. – Тогда я готовлю соглашение. Он принес от секретаря два экземпляра соглашения и начал заполнять их от руки, вписывая данные доверителя, то есть Натальи Ламзиной, свои данные, вид и объем юридической помощи, данные лица, которому эта помощь должна оказываться, финансовые условия, адреса и реквизиты сторон… Наталья Сергеевна о чем-то сосредоточенно думала. Когда Кирган попросил ее поставить подпись на соглашении, она задала совершенно неожиданный для него вопрос: – А вас что, и в самом деле могут наказать? Я думала, адвокаты сами по себе, частные лица, никому не подчиняются, никто им не указ, ну, кроме закона, конечно. Кто вас может наказать? Начальник вашей конторы? Виталий Кирган давно уже свыкся с мыслью о том, что люди, как правило, имеют самое приблизительное и почти всегда неверное представление о том, как устроена работа в других профессиях. Трудно их в этом винить, ведь главный источник информации о любой другой профессии, кроме собственной, это художественная литература, пресса и телевидение. Иногда, конечно, сведения получаешь из первых рук – от друзей или членов семьи, но во всех других случаях картинка получается заведомо искаженной, а то и вовсе не имеющей ничего общего с действительностью. Каждый раз, слыша с экрана телевизора сакраментальное «следователь уголовного розыска», Кирган боролся с искушением позвонить на телеканал и попросить предъявить вживую сие таинственное существо, которого в природе не было и нет. – Вот как раз начальник нашей конторы никого наказать не может, потому что в адвокатской конторе нет начальника. Ведь что такое адвокатская контора? Собрались сколько-то адвокатов, вместе нашли помещение, в котором оборудовано место для секретаря и делопроизводства, место для бухгалтера плюс несколько переговорных. Мы вместе оплачиваем аренду, коммуналку, электроэнергию, работу секретаря и бухгалтера и всякую канцелярию, вот и все. Мы все тут на равном положении. Правда, один из нас занимает должность директора, но он такой же адвокат, как и все остальные, и тоже ведет дела и принимает клиентов. У каждого адвоката есть часы, когда он находится в конторе, чтобы принимать тех, кому нужна юридическая помощь, или оказывать помощь по запросу следственных органов. А вот Адвокатская палата может и наказать, причем довольно круто, вплоть до лишения статуса адвоката. – Правда? – Глаза Ламзиной расширились от удивления. По-видимому, она вообще впервые слышала о том, что у адвокатов есть какой-то там статус, которого еще и лишить можно. – А за что можно лишить человека статуса адвоката? За уголовное преступление? Кирган рассмеялся. – Ну что вы, за уголовное преступление предусмотрены совсем другие меры наказания. А вот за недобросовестное исполнение своих обязанностей – запросто. – Недобросовестное исполнение? – с недоумением повторила Наталья Сергеевна. – Это как? – Как бы вам объяснить?.. Адвокат обязан честно, разумно и добросовестно отстаивать права и законные интересы доверителя всеми незапрещенными законом средствами. Так записано в Законе об адвокатской деятельности и адвокатуре и в Кодексе профессиональной этики адвоката. В этой формулировке каждое слово на вес золота, и если действия адвоката не соответствуют хотя бы одному из них, можно лишиться статуса. Вот вам самый простой пример: адвокат находится в следственном комитете, его пригласили для участия в каком-то следственном действии с участием его подзащитного, мероприятие закончилось, он бежит к выходу, в этот момент его ловят за рукав и говорят: нам доставили задержанного, его надо немедленно допросить, нужен адвокат, давай помоги, иди скорее сюда и участвуй. У этого адвоката нет времени, у него масса других забот, но он не хочет портить отношения со следователем и идет. Задержанный явно избит оперативниками и малоадекватен, и адвокат должен был на это отреагировать и настоять на проведении и судебно-психиатрической экспертизы, и судебно-медицинской. Но он этого не сделал, быстро переговорил с задержанным, посоветовал ему во всем признаться, досидел до конца допроса и убежал. А потом в дело вступил другой адвокат, который сделал все по уму, и выяснилось, что парень вообще ничего не совершал, а признался во всем, чтобы опера его больше не били. У него челюсть была сломана, оказывается, в момент допроса, вот как постарались. И он был психически больным, поэтому и дал себя уговорить написать признание. Не вступил бы в дело другой адвокат – посадили бы невиновного. Вот за такую халатность неминуемо следует лишение статуса. – А еще за что? – с живым любопытством спросила она. – Ну, чтобы немножко развеять ваши грустные мысли, расскажу. Могут лишить статуса даже за неосторожные высказывания и несоблюдение деловой лексики. Да-да, представьте себе. Вот в Кодексе профессиональной этики записано: «при осуществлении профессиональной деятельности адвокат… уважает права, честь и достоинство лиц, обратившихся к нему за оказанием юридической помощи, доверителей, коллег и других лиц, придерживается манеры поведения и стиля одежды, соответствующих деловому общению». А теперь переведу на русский: коллеги и другие лица – это и судьи, и гособвинители, и следователи, и другие адвокаты, и свидетели, и потерпевшие. В общем, кто угодно, если они имеют отношение к делу, которое ведет данный адвокат. И не дай бог в адрес кого-то из них сказать что-нибудь неуважительное или просто сомнительное, такое, что может иметь двоякое толкование. – Что, например? Грязно обозвать? Матом, что ли? Виталий не выдержал и расхохотался. – Ну что вы, зачем же такие крайности? Вот, помнится, лет девять-десять назад одного адвоката лишили адвокатского статуса за такие высказывания: «Судебными инстанциями Москвы откровенно и нагло попираются права человека», «кассационная инстанция сделала вид, что не читала жалобу», «пишешь про бузину в огороде, отвечают про дядьку в Киеве», «в кассационном определении содержится та же ахинея, которая написана в решении». Вот и все. Этого оказалось достаточно для возбуждения дисциплинарного производства. – Ничего себе! – Наталья Сергеевна покачала головой. – Это что же, и слова не скажи? Или вы преувеличиваете все-таки? – Ничуть. Вот, если не верите, – я вам зачитаю выдержку из Обзора дисциплинарной практики, – он достал из ящика стола книжечку в бумажной обложке и быстро пролистал, – относительно свежего, трехлетней давности всего. «Квалификационная комиссия отмечает, что в своей речи, как письменной, так и устной, адвокаты обязаны придерживаться норм деловой (юридической) лексики, осуществляя тщательный отбор слов в соответствии с их значением (семантикой), и уходить от оборотов, употребляемых на бытовом уровне, особенно если это касается личностных характеристик участников судебного разбирательства». Вот так, уважаемая Наталья Сергеевна. Спрос с нас, адвокатов, весьма и весьма строгий. Ламзина подписала соглашение и вытащила из сумки конверт с деньгами. – Это не ко мне, – тут же остановил ее Кирган. – Я вас сейчас провожу, вы все оформите, потом принесете мне ордер. Он вместе с Ламзиной дошел до окошка секретаря и собрался было уже вернуться в кабинет, как его перехватил коллега, бывший однокурсник, жутко энергичный и активный по части «собраться и посидеть». В конце июня, через полтора месяца, будет очередная годовщина выпуска, и коллега, как и каждый год, уже развил бурную деятельность в направлении сбора курса. Обсуждая, кто куда ушел-перешел-уволился, кто заболел, кто развелся и женился, Виталий то и дело посматривал на Наталью Сергеевну, которая уныло топталась перед окошком секретаря. Ну да, оформление документов – дело долгое. Сначала секретарь достанет из стола бланк учетного листа, а из сейфа – квитанционную книжку. Потом закроет окошко и сбегает к директору, чтобы тот подписал соглашение. Когда вернется – возьмет со стола журнал регистрации соглашений, зарегистрирует его и присвоит номер, поставит печать. Потом скажет доверителю: – Давайте деньги. Получив и пересчитав деньги, секретарь заполнит учетный лист и квитанцию в квитанционной книжке. Первый экземпляр квитанции вырвет, поставит на нем печать и отдаст клиенту. Кирган заметил, что Наталья, получив квитанцию, сделала шаг назад, явно намереваясь направиться в кабинет к адвокату, но голос секретаря ее остановил: – Куда вы? Подождите, это еще не все! Конечно, квитанция о получении денег – это далеко не все. Главное – ордер, без которого адвокат в глазах следствия абсолютно бесправен. Вот сейчас секретарь уберет деньги и квитанционную книжку в сейф и достанет оттуда ордерную книжку, заполнит ордер, внося в него сведения из соглашения, поставит круглую печать… – Вот теперь все, – послышалось из окошка. – Возьмите ордер, отдайте Виталию Николаевичу. – И квитанцию тоже? – робко спросила Ламзина. – Нет, квитанция – это для вас, у нас второй экземпляр остался. – А соглашение? Тоже ему отдать? – Нет, это ваш экземпляр, а свой Виталий Николаевич потом у меня заберет. Кирган извинился перед коллегой, оборвав разговор на середине, и вместе с Натальей Сергеевной вернулся в кабинет. Формальности закончены, встреча с клиентом – тоже. Ламзина уже взялась за дверную ручку, собираясь уйти, но внезапно повернулась и снова подошла к столу адвоката. – Скажите, Виталий Николаевич, вы сможете спасти моего мужа? Кирган вздохнул. – Я сделаю все возможное для того, чтобы найти доказательства невиновности Валерия Петровича. Это задача максимум. Но гарантировать результат вам не может никто. Вполне возможно, что найти такие доказательства мне не удастся, несмотря на все приложенные усилия. И доказательства его виновности окажутся намного более весомыми. В этом случае моя задача будет состоять в том, чтобы посеять в голове судьи разумные сомнения и добиваться снижения меры наказания. Понимаете ли, Наталья Сергеевна, судьи тоже люди. Вот судья выслушал прения сторон, обдумал все наши аргументы и ушел писать приговор по делу. Пишет и думает: «Конечно, не все там гладко, но ведь оправдательный приговор в четыре раза длиннее обвинительного, потому что требует более тщательной обоснованности, а когда мне писать эти обоснования? У меня куча дел, я и так ничего не успеваю, домой прихожу за полночь. Напишу обвинительный приговор, это проще и быстрее, просто переписать обвинительное заключение из уголовного дела, и думать не надо над формулировками. Тем более следователь и флешку с обвиниловкой принес на всякий случай, так что даже и не переписывать можно, а просто взять текст большими кусками. В конце концов, люди на предварительном следствии работали, старались, собрали доказательства виновности, почему я должен им не доверять? Да, но сомнения все-таки есть… А вдруг и вправду подсудимый не виноват? Ладно, дам на всякий случай срок поменьше». Такова правда жизни, Наталья Сергеевна. И я не имею права от вас ее скрывать. – Значит, Валеру все равно посадят? Он же не убивал Мишу Болтенкова! Я точно знаю, что не убивал! Вы мне верите? Увы, люди постоянно задают адвокатам этот неправильный вопрос. Адвокату не нужно верить или не верить подзащитному. У каждого человека есть закрепленные в законе права независимо от того, лжет этот человек или говорит правду, убийца он или кристально честен и порядочен. В любом случае каждый, даже самый отпетый рецидивист, имеет право на то, чтобы его не обвиняли в том, чего он не совершал, и не сажали за это. И каждый справедливо осужденный имеет право на то, чтобы назначенное наказание было адекватно совершенному им преступлению. Именно адвокат должен тщательно следить за тем, чтобы соблюдались все процессуальные нормы, чтобы не появлялись подложные улики, чтобы не выбивались показания и признания, чтобы не было лжесвидетелей и всего прочего, что так соблазнительно использовать, дабы побыстрее закончить предварительное следствие и передать дело в суд, в отчетности оперативникам поставить галочку о раскрытии, а следователям – о завершении производства по делу. И вопросы «верю – не верю подзащитному» ко всей этой работе ни малейшего отношения не имеют. Когда Виталий Кирган был еще подростком, ему все это весьма доходчиво объяснил его отец, известный адвокат, поэтому все крики на тему «как тебе не стыдно защищать убийц и насильников, как ты можешь в глаза людям смотреть!» довольно быстро перестали отзываться в его душе болезненными уколами, вызывая лишь грустные сожаления по поводу правовой ментальности людей. Нет, что греха таить, раза три-четыре он жестоко подрался, еще будучи школьником, когда слышал подобные высказывания в адрес своего отца, но потом поостыл и действовал в зависимости от ситуации: либо объяснял все так, как ему говорил отец, если казалось, что аргументы помогут, либо просто молчал. Но в ярость уже не впадал и в драку не лез.