– Сок будешь? – Он протянул ей стакан. Девочка молча взяла его и выпила залпом. – Спасибо, – невнятно пробормотала она. – Так что случилось, Васюша? – ласково спросил Антон. – Тебя кто-то обидел? Или что-то приснилось? Может, что-то болит? Она снова отвела глаза, глубоко вздохнула. Это было хорошо известным признаком того, что сейчас она собирается сказать «страшную правду». Трудно сказать, от природы ли или в силу воспитания, но Василиса Сташис врать не считала нужным. Она очень хорошо понимала, за что могут ругать или даже наказать, но все равно говорила правду. Если вообще что-то говорила, а не молчала. – Папа, почему тебя никто не любит? Антон непонимающе посмотрел на нее. – Как это – никто не любит? А ты? А Степка? Вы что же, не любите меня? – Мы не в счет, мы дети. Тебя твои друзья не любят. – Да с чего ты взяла? Кто тебе сказал такую глупость? – Я слышала, как Эля со своим Трущевым разговаривала. По телефону, – уточнила она зачем-то. Да и так понятно, что по телефону. Александр Андреевич Трущев – будущий муж их няни. – А ты, значит, подслушивала? – недобро прищурился Антон. – Да. – Вася смело посмотрела ему в глаза. Она никогда не врала. – Я всегда подслушиваю, потому что мне интересно. – И что же такого Эля сказала? Что меня не любят мои друзья? – Нет, она так не говорила. Она сказала, что не понимает, почему ты пытаешься все свои проблемы решать один, как будто ты в пустыне живешь и рядом с тобой нет людей, которые могут тебе помочь. А дальше я уже сама додумала. – И что же ты додумала? – Что раз рядом с тобой нет людей, которые могут тебе помочь, значит, у тебя нет друзей. А друзей нет, потому что люди тебя не любят. – Очень интересно. – Антон покачал головой. – И за что же они меня не любят? Я что, такой плохой? Василиса посмотрела на него серьезно и даже как-то задумчиво. – Ты очень злой, папа. Ты всегда всем недоволен, на Степку ругаешься, на меня тоже. И голос у тебя стал злой. И лицо сердитое. Мы со Степкой тебя боимся. Раньше ты был другим. Если ты на Лизе женишься, мы со Степкой уйдем из дома. Она тоже злая, мы ее не любим, и вы вдвоем нас вообще загнобите. Он с трудом сдержался, чтобы не закричать, перевел дыхание и постарался говорить спокойно: – Это тоже Эля сказала? – Ты что! – Васины глаза стали круглыми. – Эля никогда так не скажет. Это Милка сказала. – Милка – твоя одноклассница? – Ты что! – повторила девочка. – Милка из секции айкидо. Ну, помнишь, я тебе рассказывала, она самая старшая в нашей группе, чемпионка округа. – И сколько же ей лет, этой вашей умной Милке? – осведомился Антон, чувствуя, как земля уходит из-под ног. – Тринадцать уже. У нее отчим, она знает, что говорит. Она и так самая сильная в нашей группе, вот еще немножко подрастет и будет сама его бить. Я тоже уже совсем скоро буду большая, и никакая Лиза нам не нужна, я сама за Степкой могу смотреть, ты только потерпи еще немножко, ну пожалуйста. На глаза Василисы снова навернулись слезы, губы задрожали. Господи, какой ужас… Всего несколько месяцев… А он и не заметил, во что превратил и собственную жизнь, и жизнь своих детей. Словно пелена с глаз упала. Антон вдруг увидел и себя, и всю ситуацию со стороны, и ему захотелось завыть. Он встал на колени перед сидящей на стуле девочкой, обхватил ладонями ее все еще мокрое личико, заглянул в глаза. – Прости меня, – тихо сказал он. – Я обещаю тебе, все будет по-другому. И на Лизе я не женюсь, не бойся. – А на ком женишься? – тут же спросила мгновенно повеселевшая Василиса. – Вот хорошо бы на Эле! Пусть она бросит своего Трущева, он противный, лысый совсем и некрасивый, не то что ты. А, пап? – Пойдем спать, Мышонок, – он заставил себя улыбнуться, поднял Васю на руки и отнес в постель. Он сидел на краю детской кроватки до тех пор, пока дыхание девочки не стало ровным и спокойным. Потом вернулся на кухню, заварил чай, но пить не стал. Направился в ванную и встал под горячий душ. Ему казалось, что весь он с головы до ног вымазан в липкой гадости, мерзкой и зловонной, и этой вонючей массой испачкан не только он сам, но и все вокруг него – люди, работа… Дети запуганы. Ромка Дзюба обижен. Сергей Кузьмич Зарубин недоволен, хотя и виду не подает. Лиза… Да, ему нравится заниматься с ней любовью. И в первые месяцы их отношений Антон был влюблен в нее по уши, это правда. Но влюбленность прошла, остался только секс и понимание того, что надо жениться. А почему надо? Потому что она так хочет? Или потому, что детям нужна мать? Нужна, но не Лиза же… «Господи, я ведь не люблю ее, совсем не люблю», – с ужасающей отчетливостью вдруг подумал он. Он все тер и тер себя жесткой мочалкой, смывал пену, снова наносил гель для душа и снова тер. До тех пор, пока не испытал что-то вроде облегчения. Закутавшись в махровый халат, уселся на кухне, выпил подряд две чашки чаю, достал мобильник и отправил Лизе сообщение: «Пожалуйста, позвони, когда проснешься». Ждать недолго, Лиза – ранняя пташка, позже семи утра не поднимается, а обычно – в шесть. Вымыл посуду, погасил свет и улегся в постель, положив телефон на пол у изголовья. Когда раздался звонок Лизы Стасовой, Антон не спал: заснуть так и не удалось. – Мне нужно поговорить с тобой, – ровным голосом произнес он. – Что-то случилось? – обеспокоенно спросила Лиза. – Что-то срочное? – Да, это срочно. И очень важно. Я могу сейчас приехать? – Что, прямо сейчас? – Да, перед работой. – Хорошо, приезжай, я буду дома до девяти, потом мне нужно будет… – Я приеду, – перебил ее Антон и отключился. Сейчас без двадцати семь, через двадцать минут придет Эля, он как раз успеет собраться. К приходу няни он уже стоял у двери, полностью одетый. Вероятно, выражение лица у него было пугающим, потому что Эльвира сразу спросила: – Что, Антон? Что-то с детьми? – Все в порядке. Мне сегодня нужно пораньше… Он попытался улыбкой смягчить ситуацию, но получилось натужно и оттого еще более страшно. В семь утра удалось промчаться на машине без задержек, и у дверей квартиры Лизы он стоял, когда еще не было половины восьмого. Лиза, собранная, строгая, уже успевшая сделать обязательную гимнастику и принять душ, открыла ему, одетая в джинсы и свободную футболку. – Завтракать будешь? – спросила она, поцеловав Антона. – Нет, спасибо. Лиза, мне нужно сказать тебе очень неприятную вещь. – Он решил, что проходить в комнату не станет, скажет все здесь, у порога. – Я виноват перед тобой. Я поступил, как последняя сволочь. – Ты мне изменил? – Брови Лизы чуть-чуть приподнялись, губы дрогнули в насмешливой полуулыбке. – Нет, я тебе не изменял. Но нам придется прекратить наши отношения. Они действительно не имеют перспективы, я уже говорил тебе об этом. Я не могу жениться на тебе. И не имею права продолжать встречаться с тобой, мешая тебе выстроить другие отношения, более подходящие для тебя. – Значит, не женишься… – медленно повторила она каким-то странным тоном. – А позволь спросить: почему? Спать со мной тебе нравится, общаться тоже нравится, а жить со мной ты не хочешь? Как-то странно, тебе не кажется? – Кажется, – кивнул Антон. – Но поскольку я уже был женат, то скажу тебе совершенно ответственно: спать и общаться – это одно, а жить – совсем другое. Совсем другое, Лиза. Особенно, если есть дети. – Но я люблю тебя, – теперь ее голос звучал беспомощно и даже растерянно. – И я хочу быть твоей женой и матерью твоим детям. Ты думаешь, из меня не получится хорошая жена и мать? – Из тебя – получится. – Он улыбнулся, впервые за несколько последних часов – легко и искренне. – А вот из меня хорошего мужа для тебя не получится. Твой отец прав. У нас с тобой ничего не выйдет. Если ты сейчас скажешь, что я обманул тебя и предал, я соглашусь. Ты имеешь право называть меня любыми словами, самыми жесткими, самыми нелицеприятными. Я все приму, потому что ты будешь права. Прости меня, если можешь. Больше сказать ему было нечего. Антон молча повернулся и тихо закрыл за собой дверь. Сев в машину, он достал телефон и позвонил Каменской. Еще нет восьми утра, звонить в столь ранний час считается неприличным, но сегодня Антону Сташису было плевать на приличия. – Простите, если разбудил, – сказал он, услышав голос Анастасии Павловны. – Не разбудили. Что случилось? – Анастасия Павловна, буду валяться у вас в ногах. Я накосячил. Выручайте. И на профессиональное самолюбие ему сегодня тоже было наплевать. – Конечно, – ему показалось, что Каменская улыбается. – Если смогу. Приезжайте.