Это были несколько выпусков одного журнала, заметила она, за шесть последних месяцев. Может быть, когда-то у него были и предыдущие выпуски — Майкл Бруэр ведь намекнул на то, что убрал из комнаты все доказательства гомосексуальности Дикки, которые смог найти. Эти журналы остались, наверное, только потому, что лежали под кипой бумаг. Пытаясь успокоиться и собраться с мыслями, Харриет рассеянно сложила журналы по порядку, самый старый внизу. На него положила пятимесячный, потом четырехмесячный, трехмесячный, двухмесячный, и сверху самый свежий. Когда она посмотрела на обложку самого свежего из журналов, во рту у нее пересохло. «О боже», — подумала она. Когда она сказала, куда ехать, таксист удивился. — Я знаю, где это, — сказал он. — Просто вы не похожи на тех, кто обычно туда ездит. — Я знаю, куда еду, — уверенно произнесла Харриет, отчего ее голос сделался еще ниже. Это, похоже, все объяснило таксисту. — А, я понял, — ответил он, к немалому ее удивлению, — вы один из них, транссексуал, верно? Это был небольшой паб за автовокзалом. Небольшой и грязный. Мотоциклы вились вокруг него, как насекомые вокруг гнилого фрукта. Харриет была настроена так решительно, что даже не подумала о том, как неуместно будет выглядеть ее стильный итальянский плащ среди кожаных курток с заклепками и потертых джинсов. Заказав красное вино, она не обратила внимания на то, как удивленно поднял брови бармен с густыми усами и серьгой в ухе, и на неприкрытое изумление и приглушенные комментарии остальных посетителей. Она внимательно осмотрела пивную. У бара сидело несколько женщин, хотя синевато-багровые пряди волос и черный вампирский макияж делали их мало похожими на представительниц своего пола. Все же большинство посетителей были мужчинами. Молодые люди с высветленными волосами и измученными глазами, которые в шутку перебрасывались оскорблениями, мужчины постарше и покрепче в плотных кожаных куртках, старики в неприметных плащах. Она попыталась представить Дикки в этом окружении. Попыталась вообразить молодого человека, которого она помнила с детства, здесь, в этом пабе, облокотившимся о стойку бара, как все эти мужчины, но разум ее так и не смог нарисовать этот образ. А потом она увидела. Знакомое бледное, как стена, лицо и черный гребень волос на голове. Парень сидел один, позабыв о кружке пива в руке, и взволнованно посматривал по сторонам. Харриет Чейли перешла через зал и села рядом с ним. Он не обратил на нее никакого внимания, как будто не заметил. Она прикоснулась к его руке. Он тут же отпрянул так, словно она обожгла его. Запавшие испуганные глаза уставились на нее. — Что тебе надо? — прошипел он. — Поговорить с тобой. — Я ничего не сделал. Я чистый. Их разговор начал привлекать внимание сидевших вокруг. Они ощетинились и немного, почти незаметно, придвинулись ближе. Вид у них был не самый дружелюбный. — Я просто хочу поговорить, — настойчивым тоном повторила Харриет, снова кладя руку на рукав его джинсовой куртки. На этот раз он вскочил на ноги, и толпа наблюдающих за ними угрожающе зашумела. — Я заплачу, — сказала Харриет. Запавшие глаза обратились на нее. — Деньги? Она кивнула. — Сколько? — Двадцать фунтов. Парень кивнул, снова сел и подал головой незаметный знак. Толпа тут же расслабилась и утратила к ним интерес. — И что ты хочешь от меня узнать? — развязным тоном произнес он. — Я хочу узнать про семьдесят третий дом на Дреффорд-роуд, — ответила Харриет. Утром следующего дня Майкл Бруэр, вернувшись из магазина, зашел в дом, закрыл за собой дверь и вздрогнул от удивления, когда услышал наверху густой женский голос. — Доброе утро. Он резко развернулся и увидел стоящую наверху лестницы мисс Чейли. — Это вы! — Извините, что я вошла без спросу, но у меня были ключи Дикки. — Конечно. Должен признать, я немного удивлен, снова увидев вас здесь. Я думал, вы собирались сегодня днем лететь в Рим. — Да, я собиралась сегодня возвращаться. — Могу я узнать, что заставило вас передумать? — Если подниметесь в комнату Дикки, я расскажу. — Хорошо. — Майкл Бруэр медленно кивнул. — Только, если позволите, я сначала отнесу продукты на кухню. — Конечно. — Может быть, хотите кофе или еще что-нибудь? — Нет, спасибо. Харриет сидела на кресле перед дверью ванной, когда в комнату своего бывшего жильца вошел Майкл Бруэр. — Итак, — произнес он дружелюбным тоном. Похоже, ее вторжение его ничуть не смутило. — В чем же причина? Хотите что-нибудь еще из вещей Ричарда найти? Или нашли что-нибудь такое, что хотели бы показать мне? — Вот единственное, что я вам хочу показать. — На столе перед ней лежал выпуск гей-журнала. — На это времени хватит. Присаживайтесь. — Спасибо, — сказал Майкл Бруэр и сел. — Извините. Глупо предлагать вам кресло в вашем собственном доме. Он пожал плечами, давая понять, что нисколько не в обиде за это нарушение правил вежливости. — Итак? — Он вопросительно поднял бровь. — Я просто хотела поблагодарить вас за то внимание, которое вы уделили Дикки, когда он болел, и… Он сделал протестующий жест. — Это меньшее, чем я мог ему помочь. — Да. А как скоро вы поняли, что с ним? — Я до самого конца ни о чем не подозревал. Хотя, конечно, мне стоило догадаться раньше. Понимаете, зная ту жизнь, которую он вел… То есть я хочу сказать, когда начался постоянный понос… — Он начал терять вес… — Да. А потом появилась еще и эта кожная инфекция… Я должен был сообразить, что к чему, но… Боюсь, что не сообразил. А потом уже было слишком поздно. — Вы думаете, сам Дикки знал, что с ним происходит? — Нет, я уверен, что он не догадывался. До самого конца. Я ему об этом точно не говорил. Я хотел оградить его от лишней боли. — Это очень благородно. — Да… В общем, дело в том, что Ричард совершенно не думал о своем здоровье. Для него болезнь была просто неудобством, помехой. — Отрывала его от изучения старофранцузского синтаксиса. — Вот именно. — Плохо, что доктор Харт не сумел сразу определить, чем болеет Дикки. — Да, наверное. — У вас не возникло желания поговорить с ним, когда у вас появились подозрения?