— Подождите! Я не говорил такого! — Но я это говорю, — убежденно заявила Жаклин, глядя на него искренними глазами. — Мы ведь подходим друг другу. Я могу для вас воровать то, что нужно, а вы, если хотите, можете быть моей совестью и ругать меня. Только не злитесь слишком сильно, когда я вам помогать. И тогда я каждый день смогу брать интер… интер… — Интервью? — предположил Белл. — Хорошо, если вы так говорите, хотя я прекрасно знать английский язык, и вам не надо мне подсказывать. Если я вас очень любить и быть хорошей девочкой, вы разрешите мне помогать вам расследовать преступления, когда я просить? Белл посмотрел на залитое краской красивое лицо. — Да, — сказал он, — ou je serai l’oncle d’un singe![51] Видите, я тоже неплохо знаю французский. ПАТРИЦИЯ ХАЙСМИТ Галстук Вудро Вильсона Патриция Хайсмит (1921–1995) известна тем, что своими романами и рассказами расширила границы традиционного детектива, отказавшись от привычных условностей жанра. Либо показывая мир в восприятии преступника, либо выбирая в главные герои (относительно) обычного человека, мужчину или женщину, и демонстрируя, как он или она постепенно доходит до преступления (как, например, в романе «Незнакомцы в поезде») или до безумия (роман «Дневник Эдит»), Патриция Хайсмит вложила новый смысл в понятие «саспенс». В ее книгах размышления на социальные и политические темы незаметно вплетаются в необычные, элегантно закрученные криминальные сюжеты. Ее работы не раз привлекали внимание голливудских режиссеров. Самой значительной из экранизаций является снятый по ее роману фильм Альфреда Хичкока «Незнакомцы в поезде». Эта картина была признана шедевром настоящего крепкого саспенса. Также было снято несколько фильмов по серии романов о Томе Рипли, и самым известным из них, пожалуй, можно назвать «Талантливый мистер Рипли», вышедший на экраны в 1999 году. ~ ~ ~ Фасад Музея восковых ужасов мадам Тибо сверкал и светился красными и желтыми огнями даже днем. Попеременная пульсация золотых и кровавых фонарей притягивала взгляд и завораживала. Клайв Уилкс любил это место, как внутри, так и снаружи. Работал он разносчиком в гастрономе, поэтому всегда мог выкроить для себя минутку, для этого достаточно было сказать, что какая-то доставка отняла больше времени, чем он думал: пришлось, например, дожидаться под дверью миссис Такую-то, поскольку консьерж сказал, что она может вернуться с минуты на минуту, или, скажем, довелось топать несколько кварталов, чтобы разменять деньги, из-за того что у миссис Смит с собой оказалось только двадцать долларов одной купюрой. В такие минуты свободы — а Клайв непременно позволял их себе раз или два в неделю — он ходил в Музей восковых ужасов мадам Тибо. Внутри музея вы сначала проходили по длинному темному коридору (для создания настроения), потом с левой стороны вам открывалась сцена кровавого убийства: девушка с длинными светлыми волосами втыкала нож в шею старика, обедающего за кухонным столом. Обед его состоял из двух восковых сосисок с восковой тушеной кислой капустой. Далее следовала сцена похищения сына Линдберга, где можно было полюбоваться на Хауптманна, спускающегося по лестнице, приставленной к окну детской. За окном было видно верх лестницы и верхнюю половину фигуры Хауптманна, державшего в руках маленького ребенка. Еще там была Шарлотта Корде рядом с лежащим в ванне Маратом, а также серийный убийца Джон Кристи, душивший чулком женщину. Клайв любил каждую из фигур, и смотреть на них ему никогда не надоедало. Только смотрел он не серьезным и немного удивленным взглядом, как другие посетители. В музее Клайв больше улыбался, даже смеялся. Фигуры были такими забавными, отчего же не посмеяться? Дальше в музее располагались камеры пыток, одна старая, другая современная, имеющая целью показать применявшиеся в двадцатом веке методы пытки — в нацистской Германии и Французском Алжире. Мадам Тибо, в существовании которой Клайв очень сомневался, не отставала от времени. В музее было представлено убийство Кеннеди, смерть Шарон Тейт, разумеется, и еще какие-то убийства, произошедшие всего месяц назад. Первым осознанным желанием, которое вызвал у Клайва музей, было провести в нем ночь. И желание это он воплотил в жизнь, предусмотрительно захватив с собой бутерброд с сыром. Сделать это было довольно легко. Клайв знал, что три человека работали в самом здании музея («в недрах», как он про себя это называл, хотя музей находился на уровне улицы), а четвертый, пухлый мужчина средних лет, продавал билеты в стоящей у входа кабинке. В недрах работали двое мужчин и одна женщина. Женщина, тоже толстая, лет сорока, с вьющимися каштановыми волосами и в очках, проверяла билеты в конце темного коридора, где начиналась сама выставка. Один из работавших внутри мужчин рассказывал посетителям о прототипах экспонатов, хотя почти никто его не слушал. «Здесь мы видим выражение лица настоящего убийцы, воспроизведенное в воске мадам Тибо с изумительной точностью» и так далее. Второй мужчина, с черными волосами и в таких же, как у женщины, очках с черной оправой, просто слонялся по музею, отгоняя детей от восковых фигур, и, возможно, высматривал карманных воришек или следил, чтобы мужчины не приставали к женщинам в музейной полутьме. Клайв знал, что было очень просто шмыгнуть в какой-нибудь угол потемнее или в нишу рядом с одной из «железных дев», а то и в саму «деву». Но, хоть он и был худым, шипы все-таки могли его достать, поэтому Клайв оставил эту идею. Он приметил, что посетителей начинают вежливо выпроваживать примерно в 9:15, потому что музей закрывался в 9:30. Как-то вечером, задержавшись до самого закрытия, Клайв обнаружил в глубине музея нечто вроде раздевалки для сотрудников. С той же стороны он услышал звук спускаемой воды в туалете. И вот одним ноябрьским вечером Клайв спрятался в тени, благо в музее ужасов ее было достаточно, и прислушался к разговору работников, собиравшихся уходить. Женщина — как выяснилось, ее звали Милдред — собиралась взять коробку с дневной выручкой у Фреда, кассира, чтобы пересчитать деньги и спрятать их в раздевалке. Клайва деньги не интересовали. Его интересовала лишь предстоящая ночь в музее и то, как потом можно будет этим хвастаться. — Пока, Милдред. До завтра, — произнес один из мужчин. — Что-то еще надо делать? Я ухожу, — сказала Милдред. — Боже, как я устала! Но «Человека-дракона» посмотрю обязательно. — «Человек-дракон», — равнодушно повторил мужской голос. Очевидно, Фред, передав коробку с деньгами, вышел через главный вход. Клайв вспомнил, что однажды видел, как кассир, выходя из музея, выключил свет в начале коридора, а потом запер за собой дверь и закрыл ее на засов. Клайв стоял в укромном уголке рядом с «железной девой». Услышав, как захлопнулась задняя дверь и в замке повернулся ключ, он какой-то миг упивался тишиной, одиночеством и напряженной неопределенностью, а потом вышел из своего укрытия. Первым делом он на цыпочках пошел в раздевалку, потому что никогда там не был. С собой Клайв прихватил коробок спичек (и сигареты, хотя курение здесь было запрещено, на что указывали несколько развешенных в разных местах знаков), и ему хватило одной спички, чтобы найти, где включается свет. В комнате он увидел старый стол, четыре металлических шкафчика, жестяное мусорное ведро, подставку для зонтиков и несколько книг на книжной полке, прибитой к некогда белой, а теперь грязно-серой стене. Клайв выдвинул ящик стола и увидел внутри старую потертую деревянную коробку. Однажды он видел, как эту коробку кассир заносил в музей. Коробка была закрыта. Клайв подумал, что мог бы с ней выйти, но ему это было неинтересно, и он посчитал, что это очень достойно с его стороны. Он вытер коробку рукавом, не забыв и про дно, к которому прикасался пальцами. «Смешно, — подумал он, — вытирать свои отпечатки с того, что не собираешься красть». Предвкушая удовольствие, он повернул выключатель, и большие стеклянные будки с жуткими экспонатами осветились. Неожиданно почувствовав голод, он достал бутерброд, откусил кусок, остальное завернул обратно в бумажную салфетку и спрятал в карман. Он медленно прошел мимо убитого Кеннеди — миссис Кеннеди и врачи тревожно склонились над белым столом, на котором лежал президент. Спускающийся по лестнице Хауптманн заставил Клайва захихикать. Лицо полуторагодовалого Чарльза Линдберга-младшего было таким безмятежным, будто он играл в кубики у себя в детской. Клайв перелез через металлический поручень и подошел к восковым Рут Снайдер и Джадду Грею. Его охватило волнение, когда он встал рядом с ними, всего в нескольких дюймах от шеи мужа Рут, которую сдавливал стальной проволокой ее любовник. Клайв протянул руку и прикоснулся к нарисованной крови в том месте, где проволока врезалась в горло особенно глубоко. Потом Клайв потрогал холодные скулы жертвы. Выпученные стеклянные глаза были неприятными, и к ним он не стал прикасаться. Через два часа Клайв начал петь церковные гимны «Господь, я ближе к тебе» и «Иисус хочет превратить меня в солнечный луч». Но всех слов он не знал, поэтому вскоре прекратил и закурил. К двум часам утра ему стало скучно, и он, думая по пути домой зайти в закусочную и подкрепиться гамбургером, попытался выбраться из музея, сначала через переднюю дверь, потом через заднюю, но не смог, поскольку обе двери были закрыты на засов снаружи. Впрочем, вынужденное заточение не встревожило его, он доел засохший бутерброд с сыром и немного поспал на трех составленных в ряд стульях. Лежать на них было так неудобно, что Клайв не сомневался: проснется он очень скоро. Так и произошло, он проснулся в пять. После этого он умылся и еще раз полюбовался восковыми экспонатами. На этот раз он прихватил с собой сувенир — галстук Вудро Вильсона. В девять часов (а музей мадам Тибо открывался в 9:30) Клайв спрятался в идеальном месте — за одним из экспонатов, фоном которому служила черная китайская ширма с золотым орнаментом. Перед ширмой стояла кровать, а на кровати лежал восковой мужчина с закрученными усами — жертва жены-отравительницы. Вскоре после 9:30 первые посетители появились в музее, и служитель, тот, что был выше и серьезнее, завел свою обычную скучную лекцию. Лишь в начале одиннадцатого Клайв почувствовал, что может незаметно выбраться из своего укрытия, смешаться с толпой и покинуть музей со свернутым галстуком Вудро Вильсона в кармане. Он чувствовал себя немного уставшим, но счастливым. Хотя, если подумать, кому он мог рассказать о своем приключении? Джоуи Врэски, этому безмозглому индюку, работавшему за прилавком в гастрономе Симмонса? Ха! Чего ради? Джоуи не заслуживал того, чтобы ему рассказывали хорошую историю. На работу Клайв опоздал на полчаса. — Извините, мистер Симмонс, я проспал, — выпалил Клайв, войдя в магазин, как ему казалось, вполне вежливо. Его уже ждала работа. Клайв поставил картонную коробку на передний багажник велосипеда. Клайв жил с матерью. Эта худая нервозная женщина работала продавцом в магазине женского белья. Муж оставил ее, когда Клайву было девять. Других детей у нее не было. Клайв бросил школу за год до окончания, к сожалению матери, после чего год занимался только тем, что валялся дома или болтался на улице с дружками. Правда, ни с одним парнем из их компании Клайв не сдружился по-настоящему, чему его мать была только рада, потому что считала их бездельниками и хулиганами. В магазине Симмонса Клайв проработал уже почти год, и его матери стало казаться, что он наконец образумился. Вернувшись домой в полседьмого вечера, Клайв рассказал матери о том, что якобы вчера после работы встретил на улице Ричи, своего старого друга, который служил в армии и приехал домой на побывку. Они пошли к Ричи домой и заговорились допоздна. Родители Ричи предложили ему переночевать, он согласился и провел ночь на диване. Мать поверила в этот рассказ и пошла готовить ужин — тушеную фасоль и яичницу с беконом. Клайв действительно никому не мог поведать о ночном приключении. Ему было бы обидно, если бы кто-то, выслушав его со скучающим видом, сказал: «Ну и что?», потому что поступок этот на самом деле потребовал некоторой подготовки, составления предварительного плана и даже определенной смелости. Галстук Вудро Вильсона он повесил рядом со своими галстуками, на леску, натянутую на внутренней стороне дверцы шкафа. Это был серый шелковый галстук, выглядел он консервативно и дорого. Несколько раз Клайв представлял себе, как кто-то из работающих в музее мужчин или женщина по имени Милдред, взглянув на Вудро Вильсона, восклицает: «Эй, а куда подевался галстук Вудро Вильсона?» Каждый раз, когда Клайв думал об этом, ему приходилось наклонять голову, чтобы скрыть улыбку. Однако через двадцать четыре часа забавное приключение уже не казалось ему таким уж забавным и захватывающим. Возбуждение охватывало Клайва, только когда он проезжал на своем велосипеде мимо сверкающего фасада Музея восковых ужасов мадам Тибо (а случалось это раза два-три в день). В такие минуты сердце его начинало биться сильнее, по жилам пробегал жар, и он представлял себе убийц, застывших в момент совершения своих жутких злодеяний, и тупые лица глазеющих на них посетителей. Но Клайв даже не стал покупать билет (65 центов), чтобы сходить полюбоваться на лишенного галстука Вудро Вильсона. Вскоре Клайву пришла в голову забавная идея. На этот раз он заставит посетителей удивиться. Клайв еле сдерживал смех, когда после очередной доставки мчался на велосипеде в гастроном Симмонса. Теперь оставалось решить когда. Сегодня вечером? Нет, лучше потратить день-два и хорошенько все обдумать. К этому делу нужно было подойти с умом. Тут понадобится скрытность и ловкость — от мыслей об этом у Клайва захватывало дух. Два дня он провел, оттачивая замысел. Он ходил в местные закусочные, пил пиво и играл с друзьями в пинбол. Пинбол-машины тоже сверкали огнями и яркими надписями («Играть — не переиграть», «Веселое состязание»), но, следя безучастным взглядом за метавшимся шариком и изменением счета, Клайв думал только о заведении мадам Тибо. Так же было, и когда он посмотрел на раскрашенный во все цвета радуги музыкальный автомат, и когда подошел к нему, чтобы бросить монету. Он думал о том, что будет делать в Музее восковых ужасов мадам Тибо. На следующий вечер, поужинав дома с матерью, он пошел в музей и купил билет. Старый кассир на посетителей внимания почти не обращал — был слишком занят отсчитыванием сдачи и отрыванием корешков от билетов. Это устраивало Клайва, и в музей он вошел ровно в девять. Он осмотрел экспонаты, хотя на этот раз они не вызвали такого восторга, как прежде. Вудро Вильсон по-прежнему был без галстука, как будто никто не заметил пропажи, и Клайв, увидев это, тихонько усмехнулся. Он помнил, что, когда оставался здесь на ночь, последним музей покинул вечно строгий гроза карманников, этот сыщик-непоседа, поэтому сделал вывод, что ключи должны быть у него и, следовательно, его следует убить последним. Женщина стала первой. Клайв снова спрятался за одной из «железных дев», пока толпа посетителей неспешно выходила из музея. Когда Милдред, в полушубке и шапке, сказав что-то одному из оставшихся в выставочном зале мужчин, проходила мимо него в сторону задней двери, Клайв шагнул из укрытия и сзади обхватил рукой ее шею. Она только издала негромкий звук, похожий на выдох. Клайв сдавил ей горло, и звук оборвался. Наконец она обмякла, и Клайв оттащил ее в дальний темный угол слева от раздевалки. По дороге он сбил какую-то картонную коробку, но тихий шум не привлек внимания двух мужчин. — Милдред ушла? — спросил один из них. — Кажется, она в раздевалке. — Нет, не похоже. — Человек, произнесший это, уже вышел в коридор, где Клайв склонился над Милдред, и заглянул в пустую раздевалку, в которой все еще горел свет. — Ушла. Ну и я, пожалуй, тоже буду собираться. Клайв вышел из угла и тем же движением обхватил мужчину за шею. На этот раз ему пришлось труднее, потому что мужчина стал вырываться, но рука у Клайва была тонкая и сильная, движения его были быстрыми, и он ударил голову мужчины о деревянный пол. — Эй, что там? — Глухой звук привлек внимание второго мужчины. Этого Клайв попытался ударить в челюсть, но промазал, и его кулак угодил в шею. Но это оглушило мужчину, музейного сыщика, поэтому второй удар попал в цель, и затем Клайв взял его за воротник рубашки и стукнул головой об оштукатуренную стену, которая была тверже деревянного пола. После этого Клайв убедился, что все трое мертвы. Головы мужчин были в крови, у женщины кровь вытекала тонкой струйкой изо рта. Клайв обыскал второго мужчину и в кармане брюк нашел ключи, там же лежал перочинный нож. Нож Клайв тоже взял. Потом тот мужчина, что был выше ростом, слегка пошевелился. Встревожившись, Клайв открыл нож с перламутровой ручкой и три раза всадил его мужчине в горло. «Хорошо, что я заметил», — подумал Клайв, еще раз удостоверившись, что все они мертвы. Теперь в этом можно было не сомневаться. Можно было не сомневаться, что на них настоящая кровь, а не та красная краска, которой разрисованы восковые фигуры. Клайв включил свет и пошел в выставочный зал. Ему предстояло решить интересную задачу: выбрать место для трех трупов. Женщина должна была лежать в ванне Марата, насчет этого у Клайва не было сомнений. Он какое-то время думал, не раздеть ли ее, но потом решил не делать этого, просто потому что, сидя в ванне в меховом полушубке и шапке, она будет выглядеть намного смешнее. Фигура Марата заставила его рассмеяться. Он думал, что вместо ног у него окажутся какие-нибудь палки, — потому что со стороны можно было видеть только верхнюю часть тела Марата, но оказалось, что у Марата ног не было вовсе. Его тело заканчивалось на уровне пояса какой-то большой восковой культей, укрепленной на деревянной подставке, не дававшей ему упасть. Это безумное изваяние Клайв отнес в раздевалку и поставил в центр стола. Затем он перенес женщину, которая была довольно тяжелой, на место Марата и положил ее в ванну. У нее с головы свалилась шапка, но он водрузил ее на место, натянув на один глаз. Окровавленный рот раскрылся. «Господи, ну и умора!» Теперь нужно было решить, как поступить с мужчинами. Совершенно очевидно, что тот, которому он разрезал горло, лучше всего смотрелся бы на месте старика, евшего восковые сосиски с капустой, которому стоявшая за ним девушка втыкала в горло нож. На все про все у Клайва ушло всего пятнадцать минут. Поскольку старик был представлен в сидячем положении, Клайв примостил его на унитаз в туалете. Было просто уморительно видеть сидящего на унитазе старика с ножом и вилкой в руках, да еще к тому же с кровоточащим горлом. Клайв, хохоча, прислонился к дверному косяку. Он даже не боялся, что его услышат, ибо это было настолько смешно, что ради этого можно было и на виселицу пойти. Дальше — музейный сыщик. Клайв осмотрелся и остановил взгляд на Вудро Вильсоне, которого изобразили изучающим соглашение о перемирии 1918 года. Восковая фигура сидела за огромным столом и подписывала какую-то бумагу, и это было самое подходящее место для человека с проломленным черепом. Клайв с трудом вытащил ручку из восковых пальцев, положил ее на стол и перенес фигуру (она была не очень тяжелой) в раздевалку, где усадил за стол и вставил ей в правую руку шариковую ручку. Клайв заметил, — что его пиджак уже весь покрылся пятнами крови и от него придется избавиться, но на брюках крови пока не было. Клайв подтащил второго мужчину к изначальному месту Вудро Вильсона, приподнял его и посадил на стул. Но мертвое тело заваливалось вперед на зеленые промокашки и чистые листы бумаги, а ручка отказывалась держаться в пальцах. Все же ему удалось придать телу нужное положение. Клайв отступил на шаг от стола и довольно улыбнулся. Потом прислушался и сел на стул с прямой спинкой, чтобы несколько минут отдохнуть, потому что вдруг почувствовал, как быстро бьется его сердце и каждая мышца его тела изнывает от усталости. Ключи были у него, так что теперь он мог запереть музей, пойти домой и хорошенько выспаться перед завтрашним весельем. Клайв снял с одной из восковых фигур свитер. Ему пришлось стаскивать его через ноги, потому что руки у фигуры не сгибались. Горловина свитера от этого сильно растянулась, но другого выхода не было. На фигуре осталось нечто вроде нагрудника, заменявшего рубашку, торс и руки ее остались голыми. Клайв скомкал свой пиджак и стал ходить с ним по всему музею, вытирая отпечатки пальцев со всего, к чему мог за это время прикоснуться. После этого он выключил свет, прокрался к задней двери, вышел, закрыл ее за собой на ключ и задвинул засов. Ключ он опустил бы в почтовый ящик, но, поскольку его не оказалось, просто бросил на ступеньки. В урне для мусора он нашел несколько газет, завернул в них пиджак и пошел дальше, пока не увидел еще одну урну. В нее он и засунул свой сверток между конфетных оберток, пивных банок и прочего хлама. — У тебя новый свитер? — спросила дома мать. — Ричи подарил… На счастье. Ночью Клайв спал как убитый. Он настолько устал, что даже воспоминание о сидящем на унитазе старике не смогло заставить его снова рассмеяться.