Когда горка книг стала внушительной, Лазарус остановился, задумчиво смотря на книгу в руках. Я тоже с любопытством оглядела ее. По мне, так она ничем не отличалась от любой другой в этой горе. Колдун же открыл книгу и быстро пролистал её до самой середины, принимаясь вчитываться в написанные строчки. Вздохнув, Лазарус подошёл к столу. Убрав пустой горшочек, он положил книгу передо мной и пальцем указал на витиеватые строки, явно написанные рукой. — Читай, — коротко сказал он. Читать было сложно. Буквы были витиеватые, со всякими завитушками, но понять всё-таки можно. Читать меня учил Лазарус. Собственно, этот колдун был в этой жизни для Селены, а теперь уже и для меня кем-то вроде учителя, хотя сам он себя так не называл, да и я его тоже. Просто учил, видимо, ему тоже скучно. Поначалу я ничего не поняла из того, что прочитала, так что пришлось перечитывать. А когда и третий раз до меня не до конца дошло, то я подняла тоскливый взгляд на колдуна, всем своим видом показывая, что мне лучше бы своими словами. Просто язык был ну совсем уж заковыристый, пока продерешься через не совсем понятные слова, всю голову сломаешь. Лазарус привычно вздохнул, на мгновение поднимая глаза к небу, будто спрашивая у него, за что ему такое наказание. Я хмыкнула. Надо же, кажется, второй день его знаю, а благодаря воспоминаниям этот жест показался мне привычным и давно уже знакомым. — Хорошо, — сказал колдун и сел на стул с другой стороны стола, серьезно посмотрев на меня. — Помнишь, я всегда говорил, что ты тоже колдунья? Я кивнула, мимолётно вспоминая, что мы действительно о чём-то таком говорили. — Это точно? Просто я не ощущаю в себе никаких особенных сил, — сказала, вслушиваясь в свой организм. Вроде всё, как обычно, кроме едва уловимого желания быть где-то совершенно в другом месте с другим человеком. Но это ощущение я быстро затолкала глубже, стараясь не обращать на него внимания. Потом об этом подумаю. Лазарус на это просто кивнул, словно и не собирался меня убеждать. Я задумалась. А ведь он, правда, раньше часто говорил об этом, постоянно рассказывал о колдовстве, заставляя иногда заучивать всякие ритуалы и заклинания. Если так подумать, то теоретически я знаю много, но всё это для меня сейчас просто всякая, казалось бы, ерунда. Как бы я не хотела действительно обладать какими-нибудь способностями, но вот относиться серьезно к подобному пока что не могла. Во мне всегда как-то уживалась маленькая девочка, которая верила в волшебство, и скептик, думающий, что ничего подобного попросту не может существовать. Когда мои подружки в училище бегали гадать на святки, то я лишь качала головой. С одной стороны, мне и самой хотелось, а с другой, я понимала, что это такая ерунда. Вот и сейчас что-то вроде этого. Боюсь, пока я не попробую и не увижу, что хоть что-то из моих знаний реально работает, так и не поверю. — Ты помнишь, я тебе рассказывал, что колдун не имеет своей силы, он просто берет её извне и творит колдовство? Из-за этого силы его весьма ограничены, так как нужно много тренироваться, чтобы научиться пропускать через себя как можно больше силы. Все колдуны делают именно так. Все учения построены на этом принципе. Но! В старых писаниях есть упоминания о людях, способных хранить силу внутри себя. Когда-то давно существовали колдуны, внутри которых была своя собственная сила, благодаря чему они могли пропускать через себя громадный объем внешней силы. В тех текстах я часто находил упоминания слова мана. Именно так они называли эту внутреннюю силу. Хотя, я почему-то только сейчас обратил на это внимание. Я сейчас проверил тебя и хочу сказать, что вот здесь, — Лазарус ткнул пальцем мне прямо в солнечное сплетение, — внутри тебя находится подобный огню шар, от которого веет большой силой. Я нахмурилась. Слово мана мне было знакомо. Принципы местной магии я отлично помню. Как и сказал Лазарус, местные колдуны не способны удерживать в себе силу, они лишь могут ею воспользоваться. Их тело испещрено мелкими силовыми каналами, с помощью которых они вытягивают силу извне. Чем больше колдун тренируется, тем больше увеличиваются эти каналы и тем большим объемом силы может оперировать колдун. Втянутая сила, внутри тела колдуна меняется в нужную ему сторону, а затем выпускается. Просто для ритуалов нужна одна сила, для заклинания другая, а для варки колдовских лекарств совершенно иная. Вернее, сила одна и та же, но вот её направленность разная. Именно поэтому чем старше колдун, тем он сильнее. Ребенок, пусть и наделенный силой колдовать никогда не будет сильнее столетнего старца. — Что вы еще знаете об этом? — спросила, неосознанно обхватывая себя руками. Мне это совсем не нравилось. Увы, но я в курсе того, что люди обычно очень не любят тех, кто от них отличается. А если еще вспомнить, кто у меня родственники. Боюсь, что подобное нужно держать в секрете. А может, все альвары, скажем так, немного не такие, как остальные местные колдуны? Да, буду надеяться, что так. Пока что я не понимаю, в чем может быть плюс моей инаковости. Если только колдовать быстрее научусь. Но тут, опять же, надо будет перебороть своё восприятие. Хотя, об этом пока не стоит. Лазарус пожал плечами, устало прикрывая глаза. — Я особо не интересовался подобным. Ничего не стоит на месте, всё меняется. На смену одного приходит другое. Я тогда подумал, что это было, видимо, чем-то неудобно и природа решила всё изменить. Ей виднее. Вот здесь, например, — он снова кинул на книгу, — написано как раз о тех колдунах. Здесь говорится о том, что были среди них те, кто способен был создать настолько много маны, что удержать её в себе было почти невозможно. К сожалению, больше ничего. Колдун замер, невидящим взглядом глядя перед собой. Такое бывает, когда человек неожиданно вспоминает о чём-то, но до конца не может уложить в голове. — Что-то не так? — спросила, снова подвигая книгу ближе в желании прочесть более внимательно. — Да, — колдун кивнул, как-то слишком взволнованно потеребив при этом один из своих амулетов. — Я недавно сказал, что толком не обращал внимания на это все, знал кое-что, но глубже старался не лезть, но сейчас подумал, что такие вот непонятные вставки — а ведь этот абзац неизвестно зачем добавил сюда автор — есть во многих книгах. Ну-ка, поглядим. Лазарус подскочил и принялся рыться в своих книгах, откладывая одну за другой. Судя по тому, как спешно и сноровисто это делал, то он знал их все наизусть. Спустя некоторое время, Лазарус устало сел на стул, поглядывая в стороны кучки из десяти книг. — Только в них? — вкрадчиво поинтересовалась я, протягивая руку к самой верхней. — Есть какая-то система? Ну, то есть, такие вот вставки бывают в определенных местах или же как попало? — В определенных, — кивнул колдун. — Отсчитай три темы, а четвертой в самом конце будет обязательно. Лазарус не соврал — в конце четвертой темы точно был небольшой абзац, посвящённый древним колдунам. — Но если всё так прозрачно, то почему вы раньше не обращали внимания на нечто подобное? — спросила, морщась. Ох уж эти древние писания. Написано так, что ни одну букву толком не разберешь. Наверное, здесь нужна привычка, всё-таки пусть я и помню, как это всё читается, но мой мозг пока что не привык к совершенно чужой письменности. — Я уверен, что на эти строки было наложено колдовское заклинание. — Что-то вроде «не обращай внимания, это тебе всё равно не пригодится»? — поинтересовалась, задумчиво поглаживая витиеватые буквы. От фолианта исходил едва уловимый запах старых чернил, кожи и пыли. Надо же, книге столько лет, а запах еще остался. — Думаю, что-то вроде, — кивнул Лазарус. — Вот послушай. Он глянул на меня, убеждаясь, что я вся во внимании и зачитал короткий отрывок: — «Мана с каждым днём накапливается, и каждый…». Тут несколько слов совершенно непонятные. Ладно, по смыслу похоже на колдуна. Пусть будет пока что так. «Мана с новым днём рождается, и каждый колдун должен делиться ею с… другим колдуном. Этим он усиливает того, кого выбрал, выполняя тем самым древние заветы. Если же нет рядом никого, то можно выплеснуть ману вовне, но не стоит забывать, что такой способ противоестественен и крайне болезнен». Мы переглянулись. Оставшиеся книги были тщательным образом прочитаны и проверены на такие вот неожиданности. Даже те, что Лазарус не выбрал изначально, мы пролистали, боясь, что-нибудь упустить. — Что мы имеем в итоге? — устало спросила, наблюдая, как последняя книга прячется в сундуке. Не удивлюсь, если сейчас глубокая ночь. Всё болело от усталости. И пусть мы всего лишь листали книги, но моё тело требовало больше активности, явно соскучившись по более серьезным физическим упражнениям, нежели сидение на одном месте и листание древних фолиантов. Лазарус поморщился, потирая лоб. Кажется, он тоже изрядно устал. Неудивительно. Колдун так заинтересовался этим, что ему, кажется, мало тех крохотных вписок, что мы нашли. Удивительно, а ведь раньше его это, казалось, совершенно не интересует. — Когда-то давно жили колдуны, которые могли создавать силу или как они её называли ману. Она «рождалась» внутри них. Этой самой маной они могли и должны были делиться с другими, пусть будет пока что колдунами. Не совсем ясно с каким-то определенным колдуном или же можно было поделиться с любым. Если поделиться было в силу каких-либо обстоятельств невозможно, то её можно было выплеснуть наружу. Делать это нежелательно, да и больно. Но и удержать в себе переизбыток колдун не мог, так что, так или иначе, но ему необходимо было избавляться от излишков. Еще мы нашли описание тренировки, которая помогала молодым колдунам прошлого увеличивать свой объем маны. Не понимаю, если с ним столько проблем, то зачем они хотели еще больше увеличить их? Хотя, если это делало их сильнее, то потерпеть некоторые неудобства вполне можно. Мы сейчас тоже ограничены. Сила каждого колдуна исчисляется годами и временем, которое он потратит на разработку своих каналов. Колдун замолчал, я же продолжала думать. Во всем этом было что-то неправильное. Те пару слов, которые мы так и не смогли расшифровать, могли бы дополнить картину, но, ни Лазарус, ни тем более я, не понимали их значения. По мне так всё было несколько иначе. Некто создавал ману, а потом сливал её кому-то совершенно иному, не колдуну точно. Этим он усиливал этого кого-то. Что имел с этого сам некто, неизвестно, но явно что-то имел. Вероятно, какую-то совершенно иную силу. Просто так в природе ничего не делается. А еще кроме всего прочего мы нашли небольшой отрывок, смахивающий на кусочек легенды. В нем говорилось, что когда-то давно жили те, кто способен был держать в своих руках величественные воды какой-то там реки. И река эта сильная и полноводная дарила жизнь этому миру. Но потом погибли все те, кто держал реку, и ушла она глубоко под землю. И в тот же момент в мир пришёл Хаос. Как я понимаю, этот самый Хаос до сих пор властвует над этими землями. Я сама видела границу Пояса. Закрыла глаза и почти в тот же момент ощутила легкий рывок. Вздохнула. «Леска» тянула куда-то вглубь Пояса. А может быть, даже за его пределы. По ту сторону Пояса Пустота. Сколько он себя помнил, это ощущение всегда было внутри него. Он учился, читал, фехтовал, гулял, а внутри него всё время будто росла чудовищная, поглощая эмоции и краски жизни воронка, в которой он сам боялся однажды потеряться. Каждую ночь ему снились кошмары, ставшие уже привычными. Он просыпался в мокрой ночной одежде и дышал, дышал, стараясь унять выскакивающее из груди сердце. Ему всегда словно не хватало… тепла, света, воздуха, ветра. Да чего угодно! Он ощущал себя так, будто его окружает какая-то прозрачная стена, сквозь которую он смотрит на мир. Именно из-за неё он не мог в полной мере ощутить вкус чудесно поджаренного мяса или же азарта псовой охоты. А ведь его приятели наслаждались этим. Он видел это по их искрящимся глазам, по задористым выкрикам, улыбкам, смеху. И ему приходилось смеяться вместе со всеми, не показывая, что он не ощущает ни эйфории, ни азарта, ни веселья. Когда-то давно, в далеком детстве его это растаивало, потом злило, а сейчас он смирился. Он уже не замечал, что сначала внимательно следит за всеми, прощупывая настроение, которое тут же «примеривал» на себя. Если бы он это не делал, то все давно уже поняли бы, что ему совершенно безразличны люди вокруг. Начиная от собственного отца, заканчивая вертлявой кузиной «лучшего друга». Нет, наверное, только своего отца он по-настоящему выделял из всех. Граф Тоберон Галахар был единственным человеком, который давно уже всё понял. — Звал, отец? — спросил он, входя в кабинет. Быстро пробежавшись по сосредоточенному лицу отца, он тут же натянул на себя маску такой же собранности, внимания и едва уловимой нервозности. Граф цепко проследил за едва уловимыми изменениями на лице сына и как-то горько усмехнулся. В жаркой Гамелеи есть змея, которая меняет окрас, подстраиваясь под окружающую обстановку. Вот и его сын как та самая змея. Тоберон обязательно бы гордился подобными успехами своего сына, если бы не знал, из-за чего именно сыну пришлось развивать в себе такой талант. — Звал, Иллиадар, — кивнул Тоберон, оглядывая отпрыска. Сейчас, когда его сын вырос, то граф с уверенностью мог сказать, что от него ему достались лишь волосы. Такие же черные, волнистые и совершенно непослушные. И неважно, что волосы на самом деле были густыми и тяжелыми. А вот во всём остальном, начиная от холодноватых голубых глаз, заканчивая тонкими и упрямыми губами, Иллиадар пошёл в свою мать. У той тоже были низкие скулы и немного тяжеловатый подбородок, который её, как женщину не красил, а вот их сыну придавал мужественности и твердости. — Ты ведь знаешь, что пора выдвигаться. Скоро день Нового Цикла. Иллиадар поджал губы, буквально прикипая взглядом к лицу отца. — Нет никакой возможности остаться в замке, отец? Не сказать, что Иллиадару хотелось упрямиться или же выставлять себя таким непокорным сыном, просто он совершенно не горел желанием снова оказаться в большом количестве людей. Ведь за всеми ними нужно наблюдать. Их желания и эмоции нужно тщательно отслеживать и вовремя реагировать. А все это было очень утомительно. Каждый год, возвращаясь из замка короля, Иллиадар ощущал себя так, будто его выжали, как выжимают тряпку служанки, собравшиеся протереть полы в Большом зале. Наверное, бал, посвященный Новому Циклу, был весьма интересен для других. Вот только Иллиадар, вынужденный отдавать все свои силы на то, чтобы вести себя, как нормальный и обычный человек, а не походит на безразличную ко всему каменную статую, так не думал. Это была ежегодная пытка. Ему, как сыну графа Галахара нельзя было не ехать. И он это отлично знал, но всё равно каждый год надеялся, что сможет остаться в их замке. — Ты ведь и сам знаешь, — Тоберон покачал головой, вздыхая и пробегаясь пальцами по обложке старинной книги. Тоберон с самого начала понял, что с его сыном что-то не так. Не мог младенец спокойно лежать и совершенно не подавать признаки жизни. Нет, он исправно ел, делал свои дела, но при этом словно бы постоянно прислушивался и подолгу смотрел в одну точку. А по ночам тихо хныкал и тяжело дышал. Жена Тоберона и мать Иллиадара умерла спустя всего год после рождения сына. Умерла так неожиданно, что никто толком не смог ничего сделать. Утром она ощутила слабость, а под вечер уже отошла. Только после её смерти стало ясно, что в их замок наведалась страшная болезнь. Она прокатилась по королевству и соседним странам, собирая обильную жатву. Сам Тоберон с сыном не заболели, а вот слуг у них стало вполовину меньше. Болезнь как началась неожиданно, так же неожиданно и затихла.