Когда они немного оклемались, Тоберон начал искать. Он понимал, что поведение сына ни что иное, как следствие воздействия Хаоса. В их жизни всё, что происходило, так или иначе, касалось этого. Хотя Тоберон проверил всё, что мог. Проклятия, сглазы, наследственные болезни, всевозможные наследия. Он приглашал колдунов, лекарей, монахов, но никто толком ничего не говорил. Конечно, каждый из них пытался лечить виконта, старательно вытягивая из графа как можно больше золотых монет. Когда-то несколько лет назад один колдун сказал ему, что его сын ничего не чувствует. Что внутри него громадная пустота, которую тот стремится заполнить. Тот колдун посоветовал держаться от сына подальше, сказав, что ни к чему хорошему всё это не приведет. Оставить сына? Держаться подальше? Для Тоберона это было неприемлемо. Он любил свою жену, и всегда любил своего единственного сына. После смерти супруги Тоберон больше не женился, хотя охочих до его титула и денег было много. Вот только граф не хотел, чтобы у Иллиадара когда-нибудь было проблемы с наследством. И вот совсем недавно ему в руки попалась книга, которая ответила ему на вопросы. Получил он её случайно у проезжего монаха. — Если вас интересуют легенды, то я с удовольствием продам вам одну занимательную книгу, — сказал тогда пьяный и от того языкастый монах, придерживая, словно возлюбленное дитя большую бутылку с горячей перцовой. И вот именно эта книга сейчас лежала у него на столе. Именно в книге, в которой были собраны всевозможные легенды и нашелся ответ на «болезнь» сына. — Что это, отец? — спросил Иллиадар, с видимым интересом кивая в сторону книги. — Я раньше не видел этого фолианта у нас. Тоберон, словно очнувшись от короткого сна, встрепенулся, тряхнув головой. Карие глаза сверкнули в оранжевом свете свечей. Показалось, будто в их глубине на мгновение вспыхнул огонь. — Кажется, я знаю, что с тобой, — начала Тоберон. — Отец! — слишком сильно возмутился Иллиадар. — Мы ведь с тобой уже говорили об этом. Ты зря спускаешь столько денег. Все эти колдуны, — на этом слове Иллиадар поморщился так, будто зажевал нечто кислое или же попросту отвратительное, — просто мошенники. Давно уже Хаос отнял у людей силу колдовать. Они всего лишь фокусники, способные развлечь скучающий двор его величества. Один их вид чего стоит. Эти цветастые мантии и разрисованные лица. Мы ведь договаривались, что ты больше не станешь обращаться к ним. Тоберон вздохнул. Сын прав. Когда-то давно колдуны были могущественными людьми, сейчас же они всеми воспринимались не больше, чем шуты, ни на что толком не способные. Ещё несколько столетий назад к ним относились иначе, сейчас же просто не трогают, отдавая дань прошлому. Но Тоберон знал, что пройдет еще немного времени и колдунов и вовсе не останется, а память о них постепенно сотрется. К сожалению даже лекари почти лишились своих сил. Колдовство медленно, но верно покидало их мир, пожираемое Хаосом. Может быть, где-то еще и остались настоящие колуны и лекари, но точно не в их королевстве. У соседей тоже нет. Конечно, Тоберон мог и пропустить кого-нибудь. Именно на это он каждый раз и надеялся, узнавая про нового колдуна или «сильного» лекаря. — Я помню. Никаких больше колдунов, лекарей и монахов. Боюсь, что никто из них нам всё равно не поможет, — Тоберон покачал головой, а потом взял книгу в руки и протянул её сыну. Иллиадар поднялся и взял фолиант, внимательно осматривая темную обложку. — Что это? — спросил он, открывая книгу и пробегаясь взглядом по витиеватым строчкам. Буквы сплетались, образуя вполне знакомые ему слова. Читались они привычно, так как Тоберон был любителем книг и собирал всё, до чего мог дотянуться. Их библиотека, наверное, была самой большой в королевстве. Даже в королевском замке и то меньше. Граф поистине гордился своей коллекцией и иногда целыми днями пропадал среди книг, перекладывая их или же читая. Сам Иллиадар тоже книги уважал и любил, так что вполне благосклонно относился к этим тратам. — Легенды? Он поднял взгляд и вопросительно глянул на отца. В этот момент он неожиданно для себя понял, что его отец сильно постарел. Вокруг глаз появились морщины, а в густых волосах, собранных в низкий волнистый хвост проглядывались седые волосы, которые в черной шевелюре были прекрасно видны. А ведь его отцу чуть больше пятидесяти. Он прожил всего треть жизни. Иллиадар покачал головой. Надо настоять на том, чтобы отец снова женился. Это должно встряхнуть родителя. Конечно, Иллиадар хорошо знал, каков упрямец его отец и наизусть выучил все его протесты, но нужно всего лишь взяться за отца серьезно. — Не понимаю, чем могут помочь легенды, — проворчал Иллиадар. В этот самый момент он дёрнулся и едва не упал со стула. Граф тут же подскочил, вылетая из-за стола. — Что такое? — спросил он, хватая сына за плечо. Иллиадар поднял голову и Тоберон видел, как голубые глаза сына заливает увеличивающийся зрачок, который после этого словно запульсировал. Ноздри Иллиадара затрепетали, а сам он глубоко втянул воздух, будто никогда до этого не дышал. Подняв руку, виконт схватил ткань на груди и захрипел. — Иллиадар?! — Отец, — просипел виконт, хватая отца за руку. Книга с легендами с глухим стуком упала на пол, и несколько страниц измялись, но в тот момент никого это не волновало. Тоберон растерялся. Он всегда этого боялся, еще с того года, когда его любимая жена вот так же заболела и сгорела за один день. Граф не знал, куда бежать и кого звать. Да и сын хватался за его руку так, будто это было последним, что удерживало его связь с миром. — Что? — спросил Тоберон тревожно, рукой пытаясь разжать пальцы сына. Ему нужно срочно за лекарем. — Здесь пахнет книгами. — Что? — снова спросил Тоберон, замирая. Он не совсем понял слова Иллиадара. — Сейчас не до шуток! — Я не шучу! — вскрикнул виконт, подскакивая со стула. — В твоем кабинете, отец, пахнет пылью, книгами, кожей, чернилами и… выпечкой? — Иллиадар прищурился. — Ты снова спрятал в столе булочки? Тоберон смутился. Это была его привычка и большой секрет, о которой случайно узнал сын. Ну любил Тоберон по вечерам за чтением книги пожевать булочку. Что тут такого? Вот и был у него постоянный запас в столе. — Потом, — отмахнулся граф, стараясь увести тему. — Лучше скажи, что случилось с тобой? Иллиадар снова сел, поднимая книгу и распрямляя смятые страницы. Он уже почти пришёл в себя и с радостью осознал, что до сих пор отчетливо ощущает целую гамму запахов, от которых даже голова начала кружиться. А еще где-то глубоко в груди будто бы вспыхнула искра, к которой тянулась тонкая, алая нить. Иллиадар повернулся в сторону окна и внимательно посмотрел на север. Именно туда, по его ощущениям тянулась нить. И тянулась она куда-то за пределы Пояса. Он буквально кожей ощущал, что где-то там, далеко, разгорается обжигающее пламя. И это пламя было ему просто необходимо. Это он тоже знал. Чувствовал. Глава 3. Незваный гость и Зов Я подскочила на кровати, ошалело озираясь по сторонам. Сердце в груди колотилось, будто с цепи сорвалось. Мне до сих пор мерещился зовущий голос, от которого волосы на загривке поднимались. Мне одновременно хотелось, чтобы голос замолчал, но в тоже время я всем своим существом желала слушать его постоянно. Было в нём что-то настолько привлекательное и опасное, что колени подгибались, и при этом хотелось зло оскалиться. Тряхнула головой, хватаясь одной рукой за стену. Сердце постепенно успокаивалось, а дыхание выравнивалось. Ощущения, словно мне приснился кошмар, не было совершенно, скорее уж эротический, но всё-таки несколько опасный сон. Вздохнула глубоко, прикрывая на мгновение глаза. Через минуту я полностью успокоилась. В этом новом для меня мире всё было слишком странным и необычным. Хотя, это для меня необычное, мало ли, может, для местных всё в порядке вещей. Не удивлюсь, что и этот сон что-то да значит. Надо потом у Лазаруса спросить. В груди снова, уже привычно дёрнуло. Поморщилась, непроизвольно поворачиваясь в ту сторону, куда меня так настойчиво звали. Замерла. Минут через пять встрепенулась, нахмуриваясь. Проанализировала своё поведение и призналась сама себе, что только что я вела себя, словно меня загипнотизировали. Прикусила губу. Теперь к этим тянущим ощущениями прибавился еще такой настойчивый шёпот во сне. Верно, будто зовёт кто-то, просит, умоляет прийти. Такая настойчивость настораживала, но почему-то интуиция молчала, словно в этом не было ничего опасного. Хотя, я с этим в корне не согласна. Про Пояс Хаоса Лазарус мне много рассказал. Конечно, даже он всего не знал, так как бывал там не так уж много и недолго, но даже его рассказов хватило, чтобы понять — та местность явно не безобидный парк для отдыха. Не думаю, что местность, которая имеет в своём названии слово «Хаос» может быть совершенно безопасной. Это исключено. Вряд ли люди придумали это для красиво слова. Но даже так интуиция молчит. Неужели её задавила эта странная и непонятная тяга? Не хотелось бы. С того момента, как я попала сюда прошло несколько недель. Трудных недель, надо сказать. Во-первых, мне постоянно приходилось бороться с собой, чтобы не бросить всё и не устремиться в сторону, куда меня так настойчиво звали. Во-вторых, мне пришлось вспоминать всё, чему меня учил Лазарус. Понятное дело, что память Селены стала моей, но мне всё равно пришлось её пропустить через себя, как через сито, чтобы можно было беспрепятственно пользоваться знаниями. В-третьих, я пыталась применить свои новые знания на практике. Честно скажу, получалось плохо. Что было тому причиной, не могу сказать. Почему-то заклинания в моём исполнении не работали совершенно, зато я смогла колдовать как бы интуитивно, что ли. То есть, если колдуну, чтобы согреть воды, надо было читать заклинание, то мне надо было пожелать это. Наверное, кто-то подумает, что это проще простого. Я тоже поначалу так думала, когда впервые у меня получилось. Вот только просто захотеть было мало. Самое интересное, что стоило мне слишком сильно акцентировать внимание на своём желании, как ничего не выходило. Я могла часами таращиться на чашку с водой, но ничего ровным счетом не происходило. При этом я могла хоть обжелаться нагреть её, толку с этого ноль. Словно бы внутри меня стоял какой-то барьер, не позволяющий работать. Зато я могла колдовать случайно. Как со зрением в тот самый первый день. Лазарус быстро понял, в чём моя проблема, поэтому посоветовал сильно не напирать. Мол, всё придёт со временем. А его, времени, как раз и не было. Я буквально всем своим существом ощущала, что вокруг меня затягивается петля. Я подсознательно понимала, что мне не позволят остаться на месте. Также мне не позволять пойти никуда, только в ту сторону, куда меня так настойчиво звали. Конечно, я могла сопротивляться, но вряд ли долго. Я могла беситься и злиться, вот только это только трепало мне самой нервы, и только. Иногда я смотрела в ту сторону и тоскливо размышляла, что меня там ждет. Почему-то в голову ничего хорошего не приходило. Я всегда отрицательно относилась к любому принуждению, а тут оно на лицо во всей красе. Если я даже каким-то чудом смогу пройти через Хаос (а ведь Пояс мог быть бесконечным, кто знает, может, этот кусочек земли всё, что осталось от целого мира), то не факт, что тот, кто зовёт, делает это из-за любви и сильного желания видеть. За это время я успела заново перезнакомиться со всеми жителями небольшой деревни. Приняли меня спокойно, порадовались. Лазарус еще с самого начала им нашёптывал, что я просто лишилась части своей души, а сейчас просто сказал, что душа вернулась в тело. Честно, я до сих пор сомневаюсь, что всё было именно так. Я больше, чем уверена, что Селена просто болела какой-то душевной болезнью, которую тут приняли за отсутствие души. А ведь все старики как один рассказывали мне, что я якобы не взрослела, что в пять, что в пятнадцать была дитя дитем малолетним. Конечно, переубеждать я никого не стала. Хотят верить, пусть вверят во что угодно, главное на костер не потащили, и то хлеб. Передёрнула плечами. В доме было прохладно. Пока одевалась, согрелась. Оказалось, что вовсе не потому, что очень активно одевалась, а потому что моё колдовство снова чудило — в печи сам по себе горел огонь, которому даже огненные камни не нужны были. Причём горел так, что дом очень быстро прогревался. Покосилась на печь. Главное себя вот так не спалить бы. Когда стало совсем жарко, попробовала потушить огонь. Как я только не выплясывала перед той печью, ноль эмоций. Осталось только в бубен побить, да какие-нибудь заунывные песни попеть. Представив себе это, хмыкнула, устало падая на стул. Огонь, будто издеваясь, тут же потух. Прищурилась, смотря на открытую печь так, будто она была моим персональным врагом. Я понимала, что всё дело во мне, но колдовство вело себя, словно я к этому всему и вовсе причастна не была. Посидев так еще немного, махнула на все рукой и принялась сооружать себе завтрак. В груди снова ощутимо дёрнуло. С тоской подумала, что надолго остаться мне здесь не дадут. А я бы хотела хотя бы колдовством овладеть на уровне, достаточном, чтобы суметь защитить свою жизнь, если вдруг что. Вот только не думаю, что одного или двух дней будет достаточно для этого. Мне бы хотя бы год или два. В груди на этих мыслях, будто расцвел огненный шар. Казалось, что мои недавние мысли не остались незамеченными. Видимо, год или два слишком много для того или тех, кто так настойчиво желает меня лицезреть. Я уже всю голову сломала, пытаясь понять, что это такое и кому я там так сдалась. Понятное дело, что ни к чему конкретному не пришла. Единственная мысль была связана с моим попаданием сюда. То есть, попаданием Селены в это место. Возможно, меня тут отчего-то спрятали, а сейчас пришло время показаться на глаза своим родственникам. Или же всё наоборот — на меня наложил какую-нибудь колдовскую метку враг. В общем, я могла лишь фантазировать, но понимала, что мои фантазии, скорее всего, далеки от реальности. Поставив на стол горшочек с местным овощем, напоминающим картофель, я села за стол, собираясь позавтракать, а потом пойти к Лазарусу. И пусть его книги мы уже все перечитали, но мало ли, вдруг еще что-нибудь интересное вспомнит колдун. Делать здесь больше было нечего. Оставались только разговоры. Бродить по округе, как делала раньше Селена, я не собиралась. Это было уже ни к чему, учитывая, что я сама скоро отсюда уйду. А из разговоров старых, проживших долгую жизнь людей, всегда можно было выловить что-нибудь весьма полезное. Стоило мне только поднести ложку ко рту, как в дверь заскреблись. На грани слышимости.