– Молодцы, отличная работа, – оттаскал нас напоследок за уши Семеныч – начальник отдела. – Особенно хорошо ты, Алексей, постарался. Неделя в кабаках. Список выпитого и съеденного я читать утомился. Денег ухнул – тебя можно было в Америку на обмен опытом послать. – Мне эта Америка… А эти кабаки… Во они мне где, – я провел ребром ладони по горлу. – Конечно, днем и ночью гудеть – надоедят… Почти три тысячи долларов как корова языком слизнула за будильник этот… – Да вы что! Часы отличные! – Двух фигурантов убили. Я не знаю, такое вообще когда бывало? Вы не на Книгу рекордов Гиннесса нацелились? – Эпоха переломная. Кровавая, – вздохнул я. Действительно, кровавая. И кровь уже не выглядит так страшно. Несколько лет назад шеф пропесочивание начал бы с убиенных фигурантов, а закончил бы денежными потерями. Сегодня трупов с огнестрельными, ножевыми ранениями, разорванных, растерзанных, съеденных – тьма-тьмущая, два лишних ничего не изменят. А вот денег на оперрасходы жалко, как своих. Все-таки шеф относился не столько к чиновникам, сколько к оперативникам, к тому же был он не слишком большим начальником, знал все и про нашу зарплату, и что в банке, куда меня зовут уже третий год, я буду получать в четыре раза больше, да и вообще все понимал, поэтому сил на угрозы и обещание страшных кар не тратил. Процесс пропесочивания длился недолго и носил характер больше формальный. Под конец Семеныч, посмотрев на нас долгим, укоризненным взором, осведомился: – Чего, сыщики драные, дальше делать намерены? – У нас часики есть. За них деньги большие плачены. Грех не попользоваться. По ГИЦу пробьем. Вещь видная. Если была похищена, должна быть в банке данных, – сказал я. И как в воду смотрел. Вещь действительно была видная. И на самом деле она нашла место в базе данных «Антиквариат» Главного информационно-аналитического центра МВД, где хранятся сведения о похищенных вещах. По всему выходило, что исчезли эти часики во время налета на квартиру Сергея Ивановича Непомнящего. Один из наших оперов принес мне бумагу ближе к следующему вечеру. Хоть какая-то польза от покойного Пельменя, узнали еще об одном налете, совершенном его компанией. – Видишь? – спросил я Железнякова, хлопая по бумаге. – Как я вижу, если ответ у тебя. Я протянул бумагу ему, он прочитал ее и кивнул: – Теперь вижу. – Дело числится за УВД Центрального округа. Скажи, кто из нас двоих начальник. – Ты, – признал неохотно Железняков. – Верно. Значит, тебе созваниваться с УВД и собирать все материалы по этому налету. – А тебе руководить? – Такова жизнь. Кроме того, тебе легче. Ты человек женатый, обязанностей никаких. А у меня дочка во вражьих руках, я ее хотел сегодня повидать. И любовница некормлена. – Прохиндей, – кратко охарактеризовал меня Железняков и пошел в соседний кабинет прозванивать в Центральный УВД. А я сел на телефон звонить моей бывшей жене. – Фирма «Эванс», – послышался на том конце провода мягкий и вежливый до приторности женский голос. – Мне Надежду Васильевну. – Одну минуту. Завоевание капитализма – офисная вежливость. Раньше так отвечали только роботы для справок в кинотеатрах. Сейчас же клерки и секретарши в фирмах. Все правильно: не прогнешься – не продашь. – Коммерческий директор фирмы «Эванс». Моя бывшая благоверная кобра тоже может быть вежливой. Когда захочет. И когда на работе. – Привет, это Алексей. – Здравствуй. Где ты пропадал? – Вчера вернулся из командировки. – Где был? – В Каракумах… Давай я сегодня возьму из гимназии Котенка. – Тебе далеко ехать придется. – Почему? – Она в Англии. Обмен между пятиклассниками. На четыре месяца. – Черт вас возьми с вашей Англией! Чего там Котенку делать? – А чего ей в совке делать? Чего ты опять злишься? Знаешь, каких трудов и денег Володе стоило сделать Котенку этот подарок? – Отправила мою дочь незнамо куда и еще возникает. – Кстати, Володя о тебе спрашивал. Хочет проконсультироваться. – Хорошо. Пусть позвонит мне твой спекулянт. Муж моей жены, мой бывший приятель по школе и по боксу, хочет меня видеть. Готов главный менеджер уделить время, которое деньги. Я польщен… Ну надо же – отправили мою дочь к спесивым островитянам, чтобы она там училась Россию ненавидеть. Вот торгаши клятые! Я набрал следующий номер. – Следственное управление? – осведомился я. – Да, – ответил густой голос. – Мне Елену Анатольевну. – Она в командировке. – Это Лядов из МУРа. Где она? – В Костроме. – Когда будет? – Завтра выйти на работу должна. – Спасибо. Дочка в Англии. Любовница в Костроме. Пустой дом. Вечерняя скука. – Ты здесь еще, – отметил я, заходя в соседний кабинет, где Железняков собирал портфель. – Я созвонился с УВД ЦАО. Костя Родин дело ведет. Он меня сейчас ждет. – Поехали вместе. Все-таки не такой уж я большой начальник… * * * Рабочий день близился к завершению, и народ уже расходился из УВД. Бывали времена, когда к семи часам сотрудники только входили во вкус работы. Сегодня у всех есть более важные дела, чем просиживать в кабинете. Например, можно подрабатывать охраной офисов и ларьков, консультировать фирмы по вопросам безопасности. Все меньше становится сотрудников, горящих неистовым благородным огнем на службе. Все больше сонных тетерь, которые просыпаются только тогда, когда появляется возможность подзашибить сотню-другую «зеленых». Костя Родин был из нашего племени – из продолжающих гореть на работе, хотя и не так ярко, как в былые времена. На нашем племени еще держится уголовный розыск. Интерес, азарт и стремление к справедливости для нас не пустые слова, они поважнее, чем пресловутая зелень. Пускай общество заигрывает с преступниками. Пускай судьи и прокуроры, а то и твои же коллеги отпускают их за деньги на свободу. У нас есть свой крест – и тащить его нам, хоть наш общий дом и ходит ходуном и вот-вот развалится до фундамента. С черноглазым и черноволосым статным хлопцем Костей Родиным мы работали по делу о царских слитках. За пятью килограммами золота мы носились по России и нашли-таки их, получив премии. Рабочий день у Кости был в самом разгаре. В его тесном, заваленном вещдоками кабинете, помимо него, было еще двое малолетних, только из школы милиции, оперативников и задержанный. Костя нависал над накачанным красавчиком. В руках он держал электрошокер, время от времени выразительно нажимая на кнопку – тогда слышался электрический треск. Как я понял, красавчик с подельником разграбили квартиру и этим самым электрошокером пытали хозяина и его дочку. – Чего, подключить к тебе электричество? – вопрошал Родин. Красавчик был перепуган и раздавлен. – Я… Я сейчас из окна выброшусь. – Испугал-то как… Будешь говорить? Куда вещи дел? Где бита, которой потерпевшего бил? – Я ничего не зна-а-ю, – гнусил красавчик. Надо помочь. Я вопросительно посмотрел на Родина и показал пальцем на красавчика. Родин кивнул. Я ладонью впечатал красавчика в сиденье стула, потом поставил на ноги – мордой к стене, и заорал истошно: – Ты, потрох сучий, моего родственника ограбил! И еще пытал! – Я прижал его воротник удушающим приемом и заорал еще пуще прежнего: – Задушу!