На лицо я нацепил самый жуткий оскал из моего арсенала. Глаза красавчика начали закатываться, он стал терять сознание. – Где вещи, курва лупатая?! – Я… – он прокашлялся и попытался отдышаться. – Я все покажу… Они у Тоньки… Дома у нее… Родин кивнул на него своим мальчикам, и те потащили бандюгу в соседний кабинет – брать чистосердечное признание. Так, оказана районному звену методическая помощь. – Спасибо, помог додавить. Упрямый попался. – Родин спрятал электрошокер в стол. – Всегда готов помочь. – Хорошо ты его расколол. Мне особенно понравилось, как ты родственником жертвы представился. Кстати, потерпевший – мозамбикский негр. – А я все время недоумеваю, чего у тебя, Леха, кожа смугловатая, – усмехнулся Железняков. – Ладно, шутники, – нахмурился я. – Костик, наше участие в раскрытии по этому негролюбу в сводку забьешь. – С чего это? – возмутился Костик. – Палку себе оставишь. А мы сводкой отчитаемся. Чего, не родные, что ли? – Ладно, чего не сделаешь для друзей. – Давай оперативно-поисковое дело по Непомнящему. – Бери. Как раз с земельного отдела взял к вашему приезду. – Родин открыл сейф и вытащил оттуда тощую папку. Я взвесил дело в руке и укоризненно покачал головой. – У оперов этих дел – по сто штук, – возмутился моим немым укором Родин. Я быстро пролистнул дело. Содержание было скудным – под стать весу. Не было даже положенных в былые времена отписок, призванных сымитировать активную разыскную деятельность. Всем на все плевать – и тем, кто делает, и тем, кто руководит и наблюдает. Родин прав – дела захлестнули. Девятый вал преступности. Великая криминальная революция. – В рекламе «дирола с ксилитом» полезной информации больше. Может, в деле у следователя что есть? – спросил я. – Оно тоньше в два раза. Там допрос потерпевшего на две страницы, на три – свидетеля. И постановление о признании потерпевшим. У следователя полсотни дел в производстве. – Правильно. И можно ни по одному не работать. Как вы вообще что-то раскрываете? – Не знаешь, как. Ловим с поличным бандюгу и крутим. Потом цепляем его корешей и крутим. Потом их корешей. Глядишь, сразу сто преступлений и скинем. И раскрываемость сразу вверх прет. А классическая работа – поквартирные обходы, отработка контингента, алиби, улики – такое только по «резонаторам» увидишь. – Есть в твоих словах исконная милицейская мудрость, – не мог не оценить я. – Расскажи в двух словах, что знаешь. – Валерия Непомнящая возвращается из командировки. Видит своего мужа в бессознательном состоянии. Кто-то тяжелым тупым предметом попробовал на прочность его череп. Квартира основательно подчищена. Деньги, антиквариат, то да се – набралось на немалую сумму. Ей становится жалко мужа и имущество, она вызывает «Скорую» и милицию. Непомнящего доставляют в Склифосовского. Откачивают. Травма головы оказывается несерьезная, чисто символическая. В бессознательное состояние он пришел, напившись водки с клофелином. Думаю, напоили его нежданные гости. – Ясное дело, не сам. Как преступники проникли в квартиру? – Он сам впустил. Там дверь – ее только из пушки возьмешь. И цепочки дверные – с руку толщиной, как в средневековом замке… Сам впустил, об заклад бьюсь. – Что потерпевший говорит? – Ничего не говорит. Под стать фамилии – ничего не помнит. Амнезия. После отравления клофелином люди частенько ничего не помнят. У него весь день из памяти выпал. – Картина – копия ограбления квартиры писателя, – сказал я Железнякову. – Какого писателя? – заинтересовался Родин. – Уж не Льва Толстого, – сказал я и обрисовал ситуацию. И увидел, как Костя начинает загораться. – Интересный компот, – отметил он. – Какие у тебя соображения по делу? – Непомнящий – сам жук хороший. Директор фирмы «Волна-элита». Подторговывают канцтоварами и всякой всячиной. Какие-то темные отношения с преступным миром и с компаньонами. Мне кажется – разбой заказной. Чтоб на место поставить. – Будем опять вместе пахать. – Ты меня сначала у начальства выпроси. Два сейфа дел. А завтра Лужники шмонаем. Послезавтра – спортмероприятия. Потом – ночной рейд. «Арсенал» на носу. Да еще жена в отпуске. – Последнее при чем? – Как? Жена на море. А квартира пустая. Неужели непонятно? – Хватит голову морочить. Завтра через руководство Главка тебя к нашей группе прикомандировываю. – А я что. Я не против. – Будешь отрабатывать связи Непомнящего. Тщательно. Как в школе милиции учили, а не как вы обычно работаете. * * * – Але, Лена? Это Алексей. Ты куда запропастилась? – В командировке была. – Знаю. Вчера приехала – чего не позвонила? – Зачем? Тон сухой, голос официальный. Или в ее кабинете кто-то есть, или она за что-то на меня дуется. – Когда появишься на моем горизонте? – К чему это, Алексей? К чему – я бы мог расписывать долго. Вот только не хочется, чтобы разъяснения дошли до чужих ушей, хозяева которых могут развлекаться прослушиванием наших телефонов. Незачем им знать о моих эротических фантазиях и любовных признаниях. Поэтому я только сдержанно и кратко удивился: – Как? – Я ушла от тебя. Занятно. Интересно, почему? Обычный список претензий к оперу – мол, дома неделями не бываешь, цветов не даришь, приходишь домой злой и угрюмый, кроме службы, ничем не интересуешься? Вряд ли. Лена сама следователь и ведет точно такой же образ жизни. – Куда ушла? – К Клементьеву, если тебя это интересует! – зло воскликнула она. – Что с тобой, дорогая? «Сникерсов» объелась? – В таком тоне разговаривать не желаю! Сменить тон мне возможности не дали. В трубке послышались короткие гудки. Если бы я не знал, что Лена бывает другой, прямой противоположностью той, которая только что хрястнула об аппарат трубкой, тут же плюнул бы на все, растер и забыл… Ушла к Клементьеву – это ж надо. Ладно бы к обозревателю телевидения или к бизнесмену. А так просто анекдот получается: старший следователь ушла от опера МУРа к прокурору межрайонной прокуратуры. Очерки из жизни сумасшедших. Я и Лена – двое влюбленных в уютном двухкомнатном гнездышке, видим друг друга редко, один все время на мероприятиях, другая – из СИЗО и ИВС не вылезает, разговоры только об осточертевшей и вместе с тем притягательной, как добрый наркотик, работе, о версиях, допросах, очных ставках, об очередных званиях, о том, кого назначили, кого выгнали. Ей это надоедает, она уходит от меня – и к кому?! К такому же замордованному судьбой бедолаге. И опять у нее по вечерам те же разговоры – о допросах, об очных, о сроках содержания под стражей… – С Леной говорил? – спросил Железняков. – Угу. – Бросила? – Угу. – В который раз? – В первый. Ушла к прокурору Клементьеву. – Вернется. Он нудный. – Она тоже. – Не горюй. Я на три с Непомнящим договорился. Не хочешь со мной съездить? – Не хочу. Но поеду, – я взглянул на часы. – Нам уже пора выдвигаться.