– Что вы даже не рады возвращенным часам. – Во всяком случае, вкус этой радости вы мне сильно подгорчили. – Кто-то заказал вас поучить. Фирмачи из «Кедра»? Из «Альтаира»? Кто-то из них – больше некому. – Смешно. У меня не крутой бизнес. У нас не взрывают конкурентов. И не насылают на них «крышу». Себе дороже получается. Не там ищете. – Тогда почему находим? – Не имею представления. Я и у прокурора, и у следователя требовал, чтобы не лезли ко мне на фирму. Не терзали моих компаньонов. Ведь это пустая трата времени… Ей-богу, как будто не меня ограбили, а я с кистенем стоял на дороге. Я надеюсь, вы меня за разбойника не держите? – хмыкнул он. – Ни в коем случае. – Хоть это хорошо. Он вытащил из кармана ключи и открыл дверцу синего «Ниссана». – До свидания, – кивнул он мне, усаживаясь за руль. – До скорого. Он так рванул с места, что завизжали колодки. Что за жизнь пошла? Почему даже потерпевшие не могут быть откровенными? Приметы времени. Всем есть что скрывать. Даже жертвам… * * * – Б-без грошей сижу, – человек сильно заикался. – А я Центробанк? Я деньги печатаю? Нет работы – нет денег… Когда ты прошлые бабки спустил? – Да разве это б-бабки? – Тебе «Газпромом» в одиночку владеть, чтобы денег хватало. Ладно, не телефонный разговор. Будет что-то – звякну. Запись разговора Датчанина и его приятеля, стоящего у черты бедности и клянчившего денег на жизнь, закончилась. Шеф нажал на клавишу магнитофона. – С кем Датчанин говорил? – поинтересовался Железняков. – Геннадий Распадин, двадцати одного года от роду. Чемпион Москвы среди юниоров по самбо, – проинформировал Семеныч. – Думаете, он при делах? – спросил Железняков. – Надеюсь. Пока единственная интересная связь Датчанина. Наружка за Датчанином, между прочим, почти неделю ходит. Больше десяти дней мы ее держать не имеем права. Надо что-то решать. – Можно произвести у Датчанина обыск и спрятать его в клетку, – сказал я. – Но он тертый калач. Много у нас шансов, что он расколется, когда мы найдем краденое или хотя бы завалящий ствол? – Немного, – согласился шеф. – Что залог успеха в оперативной деятельности? Наступательность и напор. – К отчетному собранию готовитесь? – осведомился я. – Нет. К раздаче вам ценных указаний. Необходимо подстегнуть события. Пускай Датчанин сам принесет нам награбленное. – А в чем юмор? – непонимающе спросил Железняков. Шеф одарил его рассерженным взором, снял трубку и нащелкал номер. – Александр, зайди ко мне с материалами по аргентинцам. Быстрый, порывистый Саша Симонов обладал ярко-рыжей шевелюрой и талантом артиста. Мы его использовали, когда нужно было затеять какой-нибудь спектакль. Последняя его гастроль была связана с нашим делом. Саша прекрасно сыграл уголовника, пришедшего требовать долги за Рому Лазутина с Малыша, чем привел того в шок и сделал податливым. Психологически точно просчитанная комбинация сработала, и Малыш бросился ко мне за помощью, не ведая, что я все это и придумал. – Излагай, – велел шеф. – Педро Зарате, – Симонов положил на стол фотографию полного, насупившегося азербайджанца средних лет с глубокими залысинами. Впрочем, это был вовсе не азербайджанец, а аргентинец, хотя по внешности он вполне мог торговать грушами или анашой на Черемушкинском рынке. – Босс фирмы «Запад-Континент». По данным Интерпола, фирма представляет собой шарашкину контору с весьма темными связями, возможно, корни ее уходят в наркобизнес. Порядочные дельцы с Зарате на Западе и в родной Аргентине не водятся, чего не скажешь о наших властях предержащих. Вот, пожалуйста. Симонов положил на стол еще одну фотографию. Там «азербайджанец» был с пейсатым израильтянином, притом лицо последнего мне показалось знакомым. Покопавшись в памяти, я понял, что это вовсе не израильтянин, а замминистра экономики России. – Снято на закрытой даче, – пояснил Симонов. – Где взял фотку? – спросил Железняков. – Где взял – там уже нет. У Зарате хобби, даже болезнь – антикварные золотые поделки. Визиты в Москву он использует не только для того, чтобы обниматься с замминистрами и разворовывать нашу медь и теплоходы, но и для пополнения коллекции. Скупает ценные вещи и вывозит в родные края. – А таможня где? – Правильный вопрос. Вот еще одна фигура, – Симонов вытащил из папки следующую фотокарточку. С нее нам улыбался жгучий брюнет, из тех, что поют серенады по ночам и с балкона им в объятия падают размякшие дамы, – Рамон Мендос. Третий секретарь посольства Аргентины. И тоже любитель русской старины. Возит ее ящиками в дипломатическом багаже. Управы на него нет. Досматривать этого героя-любовника из телесериалов мы не имеем права. Знакомая история. Кому, как не дипломату, удобнее всего возить наркотики и произведения искусства? – Через Мендоса Зарате достает «антики». Не брезгует краденым. Раньше Мендос работал со Штангистом… – Благополучно нами посаженным, – добавил я. – Верно. Мендос остался без поставщика. Во всяком случае, без такого, кто дает гарантию качества предмета. Шушера, торгующая награбленными новодельными иконами в Измайлове, его не интересует. Теперь Зарате в печали. Ему скоро домой возвращаться, там кока уже созревает. Как же из Москвы да без сувениров? – Надо искать ему поставщика, – резюмировал шеф. – Датчанин? – хлопнул я в ладоши. – Точно. Датчанин ищет, кому продать хороший товар. Мендос – у кого купить. Оба бредут в потемках без фонарей, и сами никогда друг друга не найдут. Поможем? – Я – «за». Но как? – пожал я плечами. – Опера мы или несмышленая пацанва? – встрепенулся Железняков. – Придумаем. Например… Думали мы, думали и наконец надумали. Изысканная сложная многоходовка. Цель всей путаницы одна – если враг поймет, что его провели, он не должен узнать, на чем и как прокололся и кому обязан небом в клеточку. В этом отношении мы выдумали безупречную комбинацию. И начали ее реализовывать… И в результате вечером в тихом небольшом ресторанчике в центре Москвы встретились Датчанин и два аргентинца. Мендос служил у Зарате переводчиком, суетился и вообще вел себя как «шестерка», чем сильно ронял свое высокое дипломатическое звание. Прослушать разговор наружке не удалось. Зато моя коллекция пополнилась снимком – Зарате просматривает фотографии, которые ему преподнес Датчанин. Нетрудно догадаться, что на них изображен предлагаемый товар. Расставшись с иноземными любителями древностей, Датчанин отправился домой. Там он занялся названиванием самбисту Распадину. – Гена, на послезавтра работа. Возьми пару ребят на страховку. – Д-делать что надо? – Ничего. Просто постоять, изобразить шкафы. Слишком много не обещай – работа не пыльная и безопасная. – А мне? – А с тобой сочтемся. По совести. – Когда? Г-где? – Завтра давай встретимся в Александровском саду на старом месте. Обговорим. В два часа. – Дог-говорились. Голос у самбиста был радостный. Рано радуешься, дружок. * * * – Вон наш дон Педро. Из Бразилии, где живут много обезьян, – сказал Железняков. – Из Аргентины… Дай сюда, – я взял у него бинокль и навел резкость. – Ага, и шавка посольская с ним. Мы выставились во дворе дома рядом с метро «Орехово». Позиция удобная. Через эстакаду – дом, у подъезда которого остановился синий «Мерседес» третьего секретаря посольства Аргентины Рамона Мендоса. Все было как на ладони. Правда, из-за большого расстояния приходилось пользоваться оптикой. Но за аргентинцами и Датчанином есть еще кому посмотреть – силы мы привлекли значительные. И не зря. Перед встречей заморские гости несколько раз проверились, стандартными трюками пытаясь выявить наличие наблюдения. Датчанин тоже попытался обнаружить «хвост». Ничего у них не получилось. Они уверены, что никто их не потревожит. – Та-ак, – протянул я. – Зашли в подъезд. – Объект один и два в подъезде номер три, – доложил «союзник» – так обычно называют оперативников из наружки.