– Милиция, открывайте! – гаркнул я, прикидывая, придется ли выбивать и эту дверь. – Ой, сейчас, – послышался женский голос, и дверь приоткрылась, правда оставшись на цепочке. Хозяйке квартиры на вид можно было дать лет сорок пять. Собранные назад некрашеные волосы с обильной сединой старили ее. – А документ покажите. Я показал удостоверение. Женщина, подслеповато щурясь, изучила его и сняла цепочку. – Проходите, пожалуйста. – Геннадий дома? – Утром как ушел, так и не появлялся. За ним не усмотришь… У меня беспорядок, не обращайте внимания. Особенного беспорядка я не заметил. Хозяйка, видимо, относилась к категории женщин, для которых не на свое место положенная книга – уже кавардак, а брошенная на стул одежда – индонезийское цунами. – Как вас зовут? – Валентина Николаевна. Я тетя Геннадия. – Мы сотрудники Московского уголовного розыска, – я представился сам и представил остальных. – У вас будет произведен обыск, – я протянул постановление. – Производите, – грустно и устало кивнула Валентина Николаевна. Кажется, она внутренне давно была готова к подобным неприятностям. – Что он опять натворил? – Подозревается в совершении преступления. – Преступления, – она опять вздохнула. – Вот беда-то. Все у мальчонки криво-косо в жизни. Так уж на роду написано, – она махнула рукой. – Что, с детства связался с плохой компанией? – С плохими родителями. Он сын моей сестры. Она и ее муж совсем пропащие. Сегодня она пьет и его матом кроет. Завтра он пьет – ее бьет. Мальчонке тоже доставалось. Ему лет пять было, родители пить ушли и на пять дней загуляли. Он один жил. Стеснялся из окна выглянуть, помощь позвать. Оголодал-то как. Я его увидела – в чем только душа держится. Испуганный, дрожащий, как мокрый котенок. После этого заикаться начал. Я тогда его забрала и добилась, чтобы Наташку с ее пропойцей родительских прав лишили. С того времени он у меня и живет. Я только кивал. Сколько мне довелось слышать подобных историй. Обычная житейская гнусь, когда дети страдают от вечно пьяных, живущих впотьмах, в дыму родителей. До семи лет формируются основы личности человека. Травмирующие ситуации, которые у него были в этот период, он пытается повторить уже будучи взрослым, чтобы избавиться от вбитых пьяными родителями комплексов. Отсюда у многих страсть к насилию, преступлениям. Дети из трудных семей слишком часто становятся преступниками. – Да и потом у Гены все как-то не так, не как у людей складывалось. С мальчишками плохими в школе связался. Хулиганить начал. Табачный ларек со старшими ребятами обокрал. Вижу, пропадает мальчонка. Тогда муж мой Сергей Владимирович, царствие ему небесное, отвел Гену в спортшколу. Думали, ветер в голове гулять перестанет. И правда, спортом занялся, компанию свою бросил. Чемпионом стал. Мы надеялись, что после школы на завод Лихачева пойдет работать. И я, и муж мой покойный всю жизнь ЗИЛу отдали. Эх, – она махнула рукой, – какой там завод! Месяцами денег не получаем. Вот и пошел Гена охранником в фирму. Молодой, здоровый парень – и в вахтеры устроился. И счастлив. Ох, беда. Как же нас до такой жизни-то довели? – Довели… Так что, начинаем обыск? – спросил я. – Ищите. Только ничего не найдете. Я бы сама отдала, да только Гена ничего неположенного бы домой не принес. Меня побоялся бы. Появились понятые. Были соблюдены формальности, и начался методичный обыск. Пока мои ребята работали, я продолжал беседу с Валентиной Николаевной. Меня интересовали знакомства Геннадия, связи, как он жил. – Однажды он домой пришел совсем с лица опавший. А потом какие-то бандиты приходили, его прямо у нас в квартире били. И Женьку, моего младшего, тоже ударили, а мальчонке всего десять лет. Меня запугали, убить обещали, если на помощь звать буду. Потом я хотела в милицию звонить, но Гена чуть ли не на коленях умолял этого не делать. Мол, какие-то у них там свои дела. Ох, страху мы тогда натерпелись. Так, на Самбиста наезжала какая-то крутизна. Очень любопытно. – Потом он как-то все уладил. А чуть позже у него деньги завелись. Видео купил. Машину. Мы с мужем на машину лет десять копили, а Гена за полгода купил. Ох, непорядок. Шальные деньги до добра не доводят. – Этого человека среди его знакомых не было? – Я показал фотографию Датчанина. – Видный мужчина. Серьезный, – оценила Валентина Николаевна. – Нет, не было. Понятно, домами Самбист и Датчанин не дружили. Мебели в квартире было немного. Мы быстро убедились, что ничего интересующего нас здесь нет. Пора закругляться. Напрасно только через пол-Москвы прокатились, бензин пожгли. Еще бабушка надвое сказала, что Самбист участвовал в нападении на квартиру писателя. Может, Датчанин его использовал лишь в массовках, когда надо было продемонстрировать игру мышц… На лестничной площадке стукнула дверь лифта. В замочной скважине заворочался ключ. Я приложил палец к губам и махнул рукой Симонову. Мы встали по обе стороны двери. Я расстегнул пиджак, чтобы рука была поближе к пистолету – мало ли что. Дверь резко распахнулась, и… – Где же тебя носит, горе луковое? – всплеснула руками Валентина Николаевна. – Занятия два часа назад закончились. На пороге стоял полноватый, с веснушчатым хитрым лицом мальчонка, руки его были испачканы синей пастой, на щеке и кончике носа тоже приютились синие пятна. Похоже, он с усердием постигал школьные премудрости. – Я не луковое, – резонно и степенно возразил мальчишка. – И не горе. – Ох, болтать горазд. Иди на кухню. Обедай. Не до тебя сейчас. – А дяди из милиции? – Мальчонка окинул нас изучающим взглядом. – За Генкой пришли? – Женя, иди на кухню! Женька еще раз с интересом оглядел присутствующих и нехотя отправился куда послали. – Все время за него волнуюсь. Вон двое из его класса под машину попали. На шоссе машины мыли. Деньги зарабатывали. Это в десять-то лет. Ох, беда… Наконец мы обшарили последний угол, перетряхнули последний ящик письменного стола. Я усадил Симонова писать протокол обыска. – Пиши тут за всех, – ворчал он. – Штабного писаря нашли. – У тебя почерк и стиль, Сашок. У Симонова действительно был каллиграфический почерк, сильно нравившийся шефу, а также грамотный милицейско-протокольный стиль. Так что на всех мероприятиях он был обречен писать протоколы – занятие нужное, но неблагодарное. Я отправился на кухню. Женька сидел там, раскачиваясь на стуле. Перед ним стояла большая фарфоровая чашка с чаем и тарелка с бутербродами с ветчиной. Бутерброд с сыром жевал он меланхолично и без аппетита. – Дядь, а вы правда милиционер? – Ты сомневаешься? – И пистолет есть? Я продемонстрировал кобуру. – Ух ты… А вы следователь или инспектор? О, эпоха детективов и всеобщей криминализации. Уже третьеклассники ориентируются в тонкостях уголовного процесса. – Инспектор. – Класс! Я тоже хочу стать инспектором… Или гангстером. Как в «Схватке». Вы смотрели «Схватку»? – Нет. – Правда? – спросил он разочарованно. – В общем, гангстером быть тоже класс. Как вы думаете, кем лучше? – Думаю, инспектором. – У гангстеров денег больше. Но они плохие. А у инспекторов денег нет, но они правильные. – Выбирай. А брат у тебя из кого – из правильных или неправильных? – Генка правильный. Он крутой. Как Лундгрен. Или Ван Дамм в «Двойном ударе». Вы смотрели «Двойной удар»? – Нет. Я резко падал в его глазах. Еще немного, и мой авторитет не спасет даже пистолет под мышкой. – Так вы что, Лундгрена не знаете? – Нет. Женька посмотрел на меня с удивлением, будто я заявил, что не помню, как зовут меня самого. – У меня наклейка с ним есть. Сейчас покажу. Женька вынул из портфеля альбом с марками и начал его перелистывать. Вынул наклейку, на которой был изображен экипированный под киборга тип. – Вот он. Оценить достоинства Лундгрена я не смог – изображение было слишком крохотным. Меня заинтересовало другое. Еще как заинтересовало. – Ну-ка, дай взглянуть. Я взял у Женьки альбом и перевернул страницу. – Это откуда? – спросил я.