Впрочем, он злопамятным не был. И как быстро раз-дражался, так же быстро сменял гнев на милость. И опять его лучезарная улыбка обвораживающе действовала на собеседника. С отделением профилактики он занимал два помещения на первом этаже, через коридор от дежурной части. При этом проходным кабинетом владело само отделение профилактики — майор милиции Уткин Виктор Дмитриевич и старший лейтенант милиции Беликов Валентин Иванович. Если красноликий вечно хмурый Уткин отвечал за организацию работы с лицами, ранее судимыми, то круглоликий и улыбающийся Беликов — за состояние работы с тунеядцами, алкоголиками, семейными дебоширами и прочей мелюзгой. Их «апартаменты» по периметру вдоль стен были обставлены деревянными разнокалиберными шкафами. В них — сотни личных дел на подучетный элемент. Они пылились стоя и лежа стопками и кипами, на деревянных прогнувшихся полках. И обязательно — за обшарпанными скрипучими дверцами на расшатанных петлях. Угловой же кабинет с одним единственным окном занимал Озеров. Тут деревянных шкафов было поменьше. Зато имелись металлические сейфы, в которых хранились, как шепнули Паромову по секрету, личные дела доверенных лиц и внештатных сотрудников — опору участковых. И, возможно, объект вожделений жуликов… Многим хотелось знать, кто и как «постукивает» на «контору». Кто такие внештатные сотрудники и каков их статус в правоохранительной системе, Паромов уже знал. О доверенных лицах слышал, но представление о них имел самое смутное. — Это негласные осведомители, — как-то коротко пояснил Черняев. — Агенты что ли?… — Считай, агенты, — ухмыльнулся Черняев. — Только труба у них пониже да дым пожиже… — И мне придется обзаводиться? — Придется. — И как? — Пока не аттестуют, даже голову не забивай… и приказы секретные почитывай… там все расписано. В канцелярии секретные приказы взять было не просто. — Не положено, не аттестованный — дала от ворот поворот секретарь Анна Акимовна. — Завтра, может, попрут, а ты уже секретные приказы знаешь… Всем участковым инспекторам Промышленного РОВД, даже таким молодым и зеленым как вновь принятым Паромову и Ивакину, было известно, что Озеров тяготится своей должностью начальника службы профилактики. Всей душой стремился он в уголовный розыск. Даже понижение до должности рядового опера не смущала. — Розыск — вот это мое. А тут чужое место занимаю, — говорил довольно часто. При этом его голубые глаза тускнели. Словно тучки набегали на небесную лазурь. Каждый раз, когда случалось преступление в районе, он, не дожидаясь команды руководства отдела, по собственной инициативе одним из первых прибывал на место происшествия. Нужно было — то «вкалывал» там, как рядовой опер, утюжа дворы и подъезды в поиске следов и очевидцев. И если «везло», то первым шел на задержание подозреваемого, особо не задумываясь, вооружен тот или нет, физически здоров или хил. За это не раз был «бит» в кабинете начальника отдела. — Смотри, Валентин, — по отечески строго говорил Воробьев Михаил Егорович, — доиграешься!.. Поубавь прыти. А то, как бы мне не пришлось ее убавлять… Озеров и Воробьев были земляками, оба из-под Свободы Золотухинского района. А некоторые так вообще говорили, что родственники — племянник и дядя. Впрочем, все люди между собой родственники, если верить Библии. От Адама и Евы пошли. Улыбчивый Озеров давал зарок больше не лезть впереди батьки в пекло, но… вскоре забывал о своем зароке и лез. А как не лезть, коли руки чешутся и ноги несут… Несмотря на то, что Озеров явно тяготился своей участью работать не в оперативной службе, однако спрашивал с подчиненных по полной мере. Особенно «лютовал» в вопросах, касавшихся исполнительской дисциплины, в работе с письмами и заявлениями граждан. Приказ МВД номер 350 и статью 109 УПК РСФСР, регламентирующие работу с заявлениями граждан, в том числе и о преступных деяниях, все участковые инспектора знали назубок. — Откуда такая ретивость и требовательность? — однажды спросил Паромов у Минаева. Тот только что получил от Озерова очередной «раз-нос». — Обжегшийся на молоке на воду дует, — усмехнулся Минаев. И поведал о курьезе, произошедшем с Озеровым, когда тот только что был принят на работу и, не имея навыка, полученную им кореспондецию собрал в одну кучу и сжег. — Знатный получился костерок! — Серьезно? — не поверил Паромов. С первых дней тот же старший участковый учил его беречь каждый полученный в секретариате документ как зеницу ока. Потому сомневался, чтобы Озеров так обмишурился. — Серьезней не бывает, — боднул взглядом Фому неверующего Минаев. — А потом в течение трех дней, отведенных руководством, все уничтоженное восстанавливал до последней бумажки. — Даже не верится: Озеров — и вдруг такой облом… — И на старуху проруха… — брызнул карими искрами глаз Минаев. — Все мы на глупость горазды. Порой так вляпаешься и там, где и вляпаться-то вроде невозможно… Но это лирическое отступление. А суть такова: помня свой горький опыт, Озеров нас бережет, особенно таких молодых как ты, — уже серьезно окончил рассказ Минаев. — Привыкнешь к данной жесткости и самодисциплине — потом легче будет. Поверь на слово, не раз еще за эту науку спасибо Валентину Яковлевичу скажешь… 9 Убийство Дурневой было раскрыто в течение шести часов. Руководство рапортовало по «служебной лестнице» до самого верха — до Министерства Внутренних Дел. Таков был порядок, заведенный министром Щелоковым. И он исполнялся неукоснительно. Маршала Советского Союза Николая Анисимовича Щелокова сотрудники Промышленного РОВД города Курска видели только на экранах телевизоров да на страницах журнала «Советская милиция, который все были обязаны выписывать. Возможно, еще на газетных разворотах… Однако относились к нему с уважением. Особенно старослужащие, помнившие «милицейскую неустроенность дощелоковского периода». Тогда и зарплата была с гулькин нос, и отношение общества — наплевательское. Да и сами представители правоохранительных органов — вечно полупьяные, неряшливые, в замызганной униформе. Будучи личным другом Генерального секретаря КПСС Леонида Ильича Брежнева, Щелоков сделал довольно много, чтобы поднять статус советского милиционера. Но и требовал строго. Так Паромов впервые принял участие в раскрытии особо тяжкого преступления. Если, конечно, его пассивные действия — охрана территории, прочесывание ее и нахождение в засаде на адресе — вообще можно считать за участие. Отрапортовав о раскрытии, руководство УВД стало искать «козлов отпущения». И нашло. Черняев, как и предполагал, получил «строгий выговор». За «низкий уровень профилактической работы с лицами, злоупотребляющими спиртными напитками и ведущими антиобщественный образ жизни» — такой была официальная формулировка в приказе по УВД Курского облисполкома. Но он уже был оперуполномоченным уголовного розыска и работал на зоне «Волокно», поэтому по поводу взыскания особо не расстраивался. Не был забыт и старший участковый Минаев Виталий Васильевич. Получил выговор за «недостаточную организацию профилактической работы с подчиненными участковыми». — Еще, слава Богу, малой кровью отделались, — про-комментировал он «разборку полетов». — Могла быть и хуже… Начальнику Промышленного РОВД полковнику милиции Воробьеву было строго указано на низкий уровень воспитательной работы с личным составом. Но он, по понятным причинам, от гласного комментирования приказа вышестоящего руководства воздержался. Зато другим приказом начальника УВД генерал-майора Панкина Вячеслава Кирилловича за «умелые действия на месте происшествия и организацию работы по раскрытию особо тяжкого преступления по «горячим следам» были поощрены в виде денежной премии руководители отделов УВД, которые только присутствовали на месте происшествия и ничего не делали. Не считать же за дело то, что они постоянно отрывали начальника РОВД от работы ненужными и пустыми вопросами и замечаниями. Не минула горькая участь наказания и работников областного здравоохранения: патронажной сестре и участковому врачу психоневрологического диспансера вкатили по выговоряшнику. Вкатили за то, что «вовремя» не распознали приступ агрессивности у пациента и не изолировали от общества. «Вот так работку я себе выбрал, — размышлял Паромов, из-за малого стажа работы не попавший под раздачу «пряников», — не знаешь, за что получишь по шее!» Но перед этим, вечером того злополучного ноябрьского дня, когда после всех тревог, засад участковые инспектора милиции, а также Подушкин и Клепиков собрались в опорном пункте, он одолевал всех вопросом: «Неужели все преступления так быстро раскрываются?» — Случается, — был немногословен Минаев. — Убийства — довольно часто, — оказался словоохотливее Черняев. — То ли чистое везение, то ли одновременное задействование такой силищи, которая на другие преступления никогда не задействуется. Шутка ли — целый отдел милиции «пахал»! Убийство — это тебе не хухры-мухры! Это самое тяжкое преступление, на раскрытие которого бросаются все силы. Впрочем, бытовухи не так уж сложны в раскрытии. Это почти что очевидное преступление. Верно, Василич? — Верно, — буркнул Минаев. — Раз на раз не приходится, — как всегда был осторожен с выводами Клепиков. — Но, вообще-то говоря, традиционно быстрее всего раскрываются именно особо тяжкие преступления. Хуже обстоит дело с раскрытием краж, совершенных в условиях неочевидности. — Это потому, что на кражу такую ораву не бросают, — не удержался от комментарий Черняев. — Бросили бы такие силы, как на убийство, то и кражонку расколоть — раз плюнуть… Проще грецкого ореха. А то поручат оперу или участковому — и раскрывай в одиночку, бегай, высунув язык. Только один, как говорится, в поле не воин… — Возможно, что и так, — не стал спорить Клепиков. — Гуртом и отца бить хорошо, — засмеялся Подушкин, — не то, что преступления раскрывать. Как в детской песенке: «На медведя я, друзья, выйду без испуга, если с другом буду я, а медведь без друга…» — пропел баском он. Вопрос был задан, ответы — получены, только удовлетворение не наступило… БЕЙ! Ни превосходная речь не может прикрыть дурного поступка, ни хороший поступок не может быть запятнан ругательной речью. Демокрит 1 Прошло пару месяцев, как Паромов приступил к исполнению обязанностей участкового инспектора. За это время он, благодаря стараниям внештатных сотрудников и Черняева (Минаев по участку ходить не любил), неплохо изучил не только свой участок, но и всю зону. Знал в лицо и по фамилиям многих поднадзорных и судимых. Почти у каждого из них, впрочем, как и у тунеядцев, были прозвища («погоняла» на специфическом жаргоне милиции). У одних — с зон, где отбывали наказание, у других — со школьной поры. В беседах с «подопечными» Паромов не бравировал знаниями их прозвищ, обращался или по фамилии, или по имени-отчеству. В зависимости от обстановки и сложившегося психологического контакта. «Добывай информацию всеми возможными путями, — наставлял Минаев. — Будешь владеть информацией, значит, будешь владеть обстановкой, будешь раскрывать преступления. Диалектика жизни, брат, против нее не попрешь… даже если ты мент».