— Хорошо, хорошо, будем решать… — отвечали заводские руководители. — Пусть еще поработает, а там посмотрим… В беде не бросим… Помним, что из нашего коллектива. — А нельзя ли как-нибудь ускорить этот процесс? — Постараемся… Примерно через полгода руководство завода РТИ сменилось. Директором стал бывший заместитель Марковской Хованский Александр Федорович, а секретарем парткома — Пономарев Сергей Петрович. Паромов затужил: ушла на пенсию и отошла от всех общественных дел Марковская Инна Феофановна, которая, направляя Паромова на работу в органы внутренних дел, обещала помощь с квартирой. — Василий Иванович, — сетовал Паромов, — наверно с квартирой прокатят? Не видать мне квартиры, как собственных ушей! — Не дури! — говорил рассудительно Клепиков. — Раз обещали — дадут. Квартира — это тебе не мультики. В один день такой вопрос не решишь. И в буквальном смысле слова гнал Минаева в партком, чтобы еще раз напомнить о квартире для нового участкового. — Нечего, Виталий, сидеть — штаны протирать в опорном пункте. Иди-ка на завод. Потормоши начальников маленько. Да будь там понастойчивей. Сам знаешь: под лежачий камень вода не течет… Минаев брал с собой Подушкина, так сказать, для массовости, и шел «клянчить» квартиру. — Хорошо, хорошо, — говорил Хованский. — Будем думать. У меня вон сотни рабочих нуждаются в улучшении жилищных условий… Но обязательно что-нибудь решим. — Помним, — вторил директору завода секретарь парткома Понамарев со своей неизменной светлой улыбкой. — Пусть еще малость поработает. Без квартиры не оставим. — Как решит директор… — отбивался от Минаева профсоюзный лидер Пигорев. — Я возражать не буду. При этом привычно в глаза майору старался не смотреть да и свой взгляд прятал. Минаев возвращался огорченный очередным провалом миссии. — Ничего, — говорил на это Василий Иванович, — вода камень точит. Готовься еще разок сходить на будущей неделе. Мы их не мытьем, так катаньем возьмем… — Осадой и измором, — согласно вторил Подушкин. — А по-иному нельзя, — разводил руками Клепиков. — Такова жизнь… — Мне бы ваш оптимизм… — хмурился старший участковый. — Особенно, когда с Пигоревым разговор вести. — А что? — настораживался Василий Иванович. — Вроде бы нормальный человек, а в словах скользок, как вьюн. Не ухватишься. И взгляд прячет, словно куриный вор, пойманный на месте преступления… — Точно подмечено, — грустно улыбался Председатель Совета общественности. — Только, если Бог не выдаст — свинья не съест. Паромов в такие минуты старался от комментариев воздерживаться. 2 По четвергам был городской день профилактики. В этот день к семнадцати часам в опорный пункт приходили для «усиления» как сотрудники других подразделений РОВД — следователи, дознаватели, так и сотрудники УВД, откомандированные после основной работы на охрану общественного порядка. Среди них был майор милиции Петрищев Валентин Андреевич — сотрудник областного кадрового аппарата. Вел он себя всегда солидно, с достоинством, но не чванливо. Сразу чувствовалось — человек знает себе цену. Невысокого роста, но кряжист, накачан. В молодости активно занимался борьбой, штангой и другими силовыми видами спорта, однако и посолиднев, от юношеских увлечений не отказывался, поддерживал форму. Сила в нем так и играла. Ум — тоже. В семидесятые годы он работал участковым на данном поселке, поэтому часто сравнивал работу прежних участковых с работой группы Минаева. И почти всегда эти сравнения были не в пользу Минаева. Иногда Минаев пропускал колкости старого товарища мимо ушей, а порой обижался всерьез. — Еще слово — и мы больше не друзья… Петрищева забавляла обидчивость Минаева. — «Цезарь, ты сердишься, значит, не прав…» Но вскоре переводил разговор в иное русло, и они мирились. Паромов давно заметил, что Минаев от подначки или же незаслуженной обиды вспыхивал, словно спичка. Но и быстро отходил. Не умел долго злиться и обижаться. Василий Иванович только посмеивался, видя перепалку между майорами. — Без этого они не могут. Иначе скучно будет обоим. Это же — мультики… Потом ждал момента, Петрищев оставлял Минаева в покое. И тут уже сам до надоедливости одолевал Петрищева просьбой: поскорей присвоить Паромову звание. — Человек пашет, а ни формы, ни звания. С удостоверением внештатника. Мультики — да и только… Нехорошо. Ты, Андреевич, в верхах… Вот бы и помог. Первичное офицерское спецзвание пришедшим на работу в органы с гражданки полагалось только через полгода после назначения на должность. Но Клепиков по опыту знал, что иногда такие вопросы решались быстрее, вот и «наезжал». — Василий Иванович, — начинал горячиться уже Петрищев, — вы прекрасно знаете, что это от кадровиков не зависит. Все решается в министерстве. Первичное офицерское звание присваивает министр. — Верно. Но ведь можно и в МВД позвонить, чтобы документы на стол министру побыстрей положили, а то будут у себя под сукном держать — знаю я кадровиков! Сам там работал… — Да звонили уже не раз… — отбивался Петрищев. — Говорят, что срок еще не подошел. — А может, пробить ему старшинское звание?.. — не отставал Клепиков, подходя к проблеме с другой стороны. — Старшинское звание может и наш генерал своим приказом присвоить. А?.. Тогда бы ходил Николай в форменной одежде и был бы настоящим милиционером. А то — сплошные мультики… — К чему огород городить! — держался на своем Петрищев. — Не успеет и глазом моргнуть, как время подойдет, и звание офицера получит, и форму. Такие разговоры происходили в первые четыре месяца работы Паромова. Потом актуальность в этом пропала. Ждать приказа министра осталось недолго. 3 Совсем весело было в опорном пункте, когда одновременно в очередной четверг там собирались Петрищев, начальник ОБХСС майор милиции Москалев Валентин Андрианович и начальник следственного отдела майор милиции Крутиков Леонард Григорьевич. И, конечно же, Минаев и Клепиков. Пять майоров, пять старых закадычных друзей. Москалев, как и Петрищев, был небольшого росточка, но похудощавей того. А уж энергичен — на двоих замешивалось да одному досталось. В глазах постоянный хитроватый прищур, словно каждого просвечивал внутренним рентгеном до самой подноготной. Недаром все завмаги и руководители предприятий на территории района при одном упоминании его фамилии суеверно плевались через левое плечо: «Чур, меня! Чур, меня!» Впрочем, начальник ОБХСС всегда старался выглядеть со стороны этаким бодрячком-простачком, рубахой парнем. Однако тех, кто знал его близко, напускная простота, не обманывала, а только настораживала. Да и солидность из него перла, как переспевшая квашня из кадки. Оперативники ОБХСС его не только уважали за профессиональные знания, опыт, организаторские способности, но и немного побаивались. Не повышая голоса, не допуская резкости и личных выпадов, отчитывал так, что пот струился по всему телу провинившегося. Педантизм, дотошность, стремление докопаться до самой сути в любом вопросе, принципиальность — вот те черты, которые превалировали в характере начальника ОБХСС. Видимо, поэтому, именно он был в отделе председателем суда офицерской чести. Так что, славы у него было не меньше, чем у знаменитого начальника уголовного розыска Чеканова Василия Николаевича — Васьки Чекана, как его уважительно величали за глаза самые отпетые уголовники. В отличие от Петрищева и Москалева начальник следственного отделения Крутиков Леонард Григорьевич был росл, статен и широк в кости. Обладал феноменальной памятью и мог цитировать чуть ли не целиком уголовный и уголовно-процессуальный кодексы. Без всякой наигранности и показухи прост в отношениях с сотрудниками отдела милиции. Своими знаниями не бравировал, не чинясь, делился ими даже с самым зеленым участковым или опером. И за это был уважаем не только подчиненными следователями, но и всеми работниками Промышленного РОВД. Мало того, и у руководства прокуратуры слыл за крепкого профессионала. А ведь там зубры были что надо, взять хотя бы прокурора Кутумова или его заместителя Деменкову Нины Иосифовну… О его фанатической преданности следствию и невероятной работоспособности ходили легенды. А как им не ходить, когда работал, не покидая кабинета сутками напролет, дымя папиросами, как паровоз, и перебиваясь бутербродами и чаем, больше смахивающим на чефир. Зато не терпел кофе. Годами не брал отпуск. Возможно, поэтому в семейной жизни ему не везло. Но он никогда на это не жаловался, считая жалость делом последним и недостойным настоящего мужчины. А вот к ношению форменной одежды относился с легкой небрежностью вечно занятого человека. В его небольшом служебном кабинете, располагавшемся на втором этаже здания, постоянно толпился народ: шли за консультациями, за советом, за помощью. На столах горой лежали уголовные дела. Как те, что были непосредственно в его производстве, так и принесенные следователями и дознавателями для проверки перед направлением в суд. Пепельницы были завалены окурками. Он, как и Москалев, курил только «Беломор», не признавая других папирос и сигарет, причем папиросу за папиросой. Так что кабинет был прокурен основательно, несмотря на настежь раскрытые створки окна как в летнее, так и зимнее время. Таким образом, в опорном пункте у старшего участкового Минаева собирались мужи достойные и солидные. — «Штаб», — обычно перед закрытием магазина говорил Подушкину Минаев, — сгоняй-ка на «девятку» да возьми пару «Монастырских изб» сухого винца. После работы посидим, пообщаемся со старыми товарищами. Не чаем же угощать на самом-то деле… Да Валюшке-цыганке привет не забудь передать. Валюшка-цыганка, точнее Валентина Ивановна Сдобная, работала заместителем заведующей продовольственного магазина № 9, расположенного через дорогу от опорного пункта и называемого в просторечье «девяткой». Она благосклонно относилась к работникам милиции, особенно, к Минаеву, который однажды ночью спас ее от трех пьяных хулиганов, пытавшихся отобрать у нее сумочку с деньгами, а, возможно, и изнасиловать. Она иногда «выручала» своих соседей-милиционеров, когда в пожарном порядке требовалась бутылка-другая водки, а денег, как назло, не было. Цыганкой ее называли в шутку за цвет волос, черных, как вороново крыло. — Может, что-нибудь посущественнее?.. — на всякий случай спрашивал Подушкин. — Нет! — категорически отрубал Минаев. — Водка только беседу испортит. Да и для здоровья вредно. А мы просто посидим, поговорим о том, о сём. Не так уж и часто такой компанией встречаемся. Можешь пивка прихватить, если хочешь. Это — на твое усмотрение… Минаев пиво не пил из-за болезни желудка. Безразличны к пиву были Паромов и Клепиков, но Подушкин пиво уважал, особенно, если была таранка или жареная мойва. В двадцать три часа, когда были написаны необходимые справки и рапорта, когда все нарушители были доставлены в отдел, а дружинники отпущены домой, хозяева и гости собирались в кабинете Подушкина. И начинались воспоминания. Не о семейных же делах говорить, в конце концов. И не кости «перемывать» сослуживцам — этого на оперативных совещаниях и партийных собраниях хватало свыше крыши. — А помнишь?.. — начинал кто-нибудь. — Это что, вот со мной был случай… — перебивал другой. Так Паромов узнал, как Петрищев из участкового на несколько часов переквалифицировался в чабана, когда после успешного раскрытия кражи овец у Ходыревского, «конвоировал» по городу целую отару — тридцать шесть голов. И не только отару, но и двух жуликов, привязав их веревками к баранам, чтобы не сбежали по дороге. — Андреич, ты чего больше опасался: что бараны сбегут или что сбегут воры, когда такое смешанное стадо гнал? — улыбаясь одними глазами, спрашивал Крутиков. — Да ему было без разницы, — попыхивая «Беломором», отвечал за Петрищева Москалев, — баран барана тащит и баран барана стережет, сбежать не дает. Его же дело в данной ситуации, как мне кажется, простое: иди себе неспеша, да прутиком помахивай.