8.2 Яркие визуальные образы, рождённые в сознании из-за стимуляции нейронов, постепенно исчезают. Низкий запитченный мужской голос замолкает, растворяясь в глухих ударах гипнотического электронного бита. Я медленно открываю глаза и обнаруживаю себя на эскалаторе вверх на станции «Таганская». Мираж медленно растворяется, уступая место суровой реальности, и через небольшую паузу в нейронаушниках моего росфона раздаётся дружелюбный женский голос: «Вы помыслили тридцать шестую главу произведения заслуженного нейропсихолога Дмитрия Черноуса “Абстракция да медитация: литературное НЛП как залог долгой и счастливой жизни”. По результатам мониторинга вашей текущей мозговой активности и сердечного ритма сообщаем, что вы вернулись к средним показателям, присущим пользователям вашего пола, возраста и социального положения. Чтобы продолжить мыслить, пожалуйста, приобретите следующую главу или обновите подписку до статуса PRO». Я вытаскиваю нейронаушники, возвращаю их в корпус своего допотопного росфона, убираю его в карман куртки и только после этого ловлю себя на мысли, что глаз уже не очень-то и болит, да и вообще всё в целом неплохо. Ну уволили меня, и что? Найду другую работу, пусть и за меньшие деньги, зато щадящую и не такую нервную. Буду продавать росфоны или вообще уйду в рекламу, навязывать людям иллюзии счастья. Или даже в фикшн – и плевать на цензуру… В любом случае, писать я вроде бы умею и похоже, что даже люблю. Правда, будет ли моя писанина хоть кому-то интересна – да чёрт его знает. Другое дело, что я всей душой ненавижу сидеть на одном месте, и неважно, будет ли это маленький замшелый магазинчик дешёвой китайской техники, владелец которого по старинке любит офлайн-общение и сопутствующие ему продажи, или навороченный бизнес-офис успешного агентства, возвышающийся над серым городом огромным безмолвным атлантом. Именно из-за этого ведь и пошёл в курьеры – чтобы находиться в постоянном дви́же, чувствуя себя хоть немного свободнее в эру тотального технологического контроля. Каждый из нас уже давно разложен на конкретные социально-демографические характеристики, помещён в ту или иную целевую аудиторию, максимально изучен, просчитан и перезаложен с учётом всех возможных издержек. Ты уже не клиент, как это было ещё несколько десятилетий лет назад. Ты – товар, информационный контент, совокупность данных, которую покупают у одних и продают другим. И чтобы во время этих бесконечных финансовых манипуляций товар оставался в надлежащем виде, не теряя (а в идеале выигрывая) в цене, его необходимо кормить, поить и развлекать, причём за его собственные деньги. Я работаю в одной из корпораций, поддерживающих эту систему. Слава богу, что работаю последний день: осознание того, что завтра мне уже не нужно будет никуда бежать, делает меня по-настоящему счастливым… Но вместе с тем вгоняет в состояние неконтролируемой тревоги и страха. Остаться без стабильно оплачиваемой работы в наше время, когда лучшим сотрудником для практически любого работодателя является нейросеть (своё дело знает от и до, работает как часы, дурака не валяет и дураком начальника не считает, а главное, надбавки к зарплате не просит), – ситуация крайне опасная: можно кубарем скатиться по социальной лестнице в маргинальную бездну, да так, что уже не поднимешься. Однако пока я ещё в строю, правда, без глаза и линзы. И главный вопрос, который меня сейчас гложет: как же всё-таки я знаю свой дальнейший маршрут. Объяснение Натальи не вселяет доверия – очевидно, что биоробот, как обычно, гонит согласно установленному в её прошивке регламенту. Во всём надо разбираться самому, и даже РосПоиск предательски молчит, выдавая пустые ветки курьерских форумов. Как я уже объяснял, линза взаимодействует с генетическим материалом её носителя и тем самым шифрует доставляемые до адресатов данные. При этом я никогда не слышал об инцидентах, какой случился сегодня со мной. Стало быть, или курьерам корпорации ранее до этого не вырезали линзы, или работодатель умышленно скрывает подобные случаи. Странно и удивительно, почему работникам Delta Industries не выдают какие-либо средства самообороны: согласитесь, уровень важности контента, который мы транспортируем, достоин хотя бы минимальной защиты от злоумышленников. С другой стороны, если разобраться, случилось следующее: у меня украли линзу, но данных в ней нет. Все они остались на перепутье нейронов моего мозга и каким-то неведомым образом в нужный момент были активированы – не полностью, но частично (ведь я уже без линзы знаю, куда мне следует идти и какого адресата искать, но вот самой информацией о «посылке» ещё не располагаю). Скорее всего, во время хирургического вмешательства сработал автоматический защитный механизм устройства и контент был экстренно перемещён в более глубокие «скрытые папки» моей системы. А линза, отработав своё, как ненужная ступень космического шаттла, была отдана на растерзание неведомым барыгам с чёрного рынка, которые прямо сейчас, вероятно, попытаются сплавить её в даркнете всем желающим: бизнес-конкурентам моего работодателя, безумным техногикам, набирающим всё большую силу эксам или террористам-смертникам. Последние, думаю, спят и видят, как бы им научиться интегрировать в подобные девайсы микродозы любимой взрывчатки, от которой головы курьеров корпораций будут громко взрываться в переполненных вагонах метро наподобие детских рождественских хлопушек. Но пока моя голова на месте, я дорабатываю свой последний день и знаю, где искать следующего адресата: он находится в небольшом заброшенном особняке конца XIX века на одной из маленьких тихих улочек, пустивших свои корни от метро «Таганская» к огромной высотке на Котельнической набережной. Лица адресата мне ещё отчётливо не видно, но смутно, как через запотевшее стекло, я прозреваю силуэт молодого славянского мужчины примерно моего возраста и комплекции. Закрываю глаза и сосредоточиваюсь, чтобы получше разглядеть его, но неуловимый призрачный фантом ускользает от моего взора. Картинка слегка дрожит, озаряя чёрное пространство разноцветными нитями мыслей: они проносятся в голове яркими переливающимися полосами и оставляют после себя красивые психоделические шлейфы. Похоже на ускоренную в несколько раз съёмку ночного города, по улицам которого перемещаются крошечные автомобили. Начинаю видеть неровные очертания особняка, его стены расписаны поблёкшими мигающими граффити. Сознание воспаряет над холодным асфальтом, неторопливо влетает в расщелину заколоченного досками окна верхнего этажа, озирается по сторонам и поворачивает направо. То тут, то там люди, чьи лица закрыты респираторными масками, балаклавами и плотными арафатками. Одни спят, другие пристально смотрят в экраны своих росбуков и росфонов, третьи что-то увлечённо друг другу говорят и даже спорят. Будто убитый герой сетевой игры, я проплываю между её персонажами и зависаю над одним из них, лежащим в самом углу огромного зала. Я различаю только силуэт и дрожащий от тяжёлого дыхания овал лица этого человека, но уже знаю: он и есть мой адресат. 8.3 День, как сошедшая с ума нейросеть, которую разогнали до сверскоростей тяжёлыми амфетаминовыми драйверами, продолжает вить своё неровное полотно из людей и событий. Я стою перед большими дубовыми дверями полуразрушенного здания: еле узнаваемый величественный фасад напоминает о безвозвратно ушедшей эпохе, когда всё было иначе: как говорил мой отец, тогда этот мир ещё не погрузился в технологическую бездну, а слова «любовь», «совесть» и «честь» ещё что-то да значили. Забитая несколькими слоями краски гранитная табличка у входа в здание хранит выпуклые буквы имени архитектора и владельца особняка, но мне эти фамилии с инициалами ни о чём не говорят. Возможно, они были лучшими представителями своего времени, успешными пассионариями, воплощающими лихие амбициозные идеи в реальность. Возможно, предприимчивый владелец сколотил состояние на добыче угля или сукне, а с виду тихий архитектор спустил баснословный гонорар за сие строение на покер и проституток – я уверен, что за этими именами таится множество драм и роковых историй, и не исключено, что когда-нибудь я захочу узнать о них больше. Но только не сегодня. Единственное, что я хочу сегодня, – закончить это «сегодня», забыть его, как страшный сон, запив остатками алкоголя в моей заплесневелой конуре, чтобы с завтрашнего дня начать эту жизнь заново – нищим, но свободным. Пластиковое око миниатюрной камеры наблюдения, висящей на двери, наверно, улавливает мои мысли: оно оживает, быстро фокусируясь на мне. Такие устройства установлены на всех проходных пунктах «родной» Delta Industries, чтобы сканировать пришедших и сравнивать их с 3D-портретами в огромной библиотеке корпорации. Технология ни разу не новая, но знаете, это как спички: сколько веков прошло с их изобретения, а ничего проще, удобнее и надёжнее так и не придумали. А главное, дёшево. Другое дело, что внутри самой технологии происходят изменения: так, камеры сегодня не просто сравнивают тебя живого и цифрового, но и моментально сканируют всю твою жизнь, отражённую в профилях соцсетей и их контенте (вот почему никаких соцсетей я давно уже не веду, ибо не идиот), а главное, с помощью вездесущих нейросетей анализируют физиогномику – выражение лица, движение глаз – и делают на основе этой информации вывод о твоём текущем состоянии и вероятных замыслах. Словом, коварный Большой Брат давно уже превратился в полезного маленького помощника, который знает о нас всё, но без которого мы уже не можем представить своей жизни, и потому считаем глупым идти против его силы. Откуда-то сверху я слышу низкий женский голос: – Проваливай отсюда, это частная собственность. – Да, но у меня для вас не менее частная посылка. Через десять долгих секунд дверь открывается. В дверном проёме – девушка. В руке – направленный в мою сторону «узи», чёрная сталь заклеена смешными анимированными стикерами: розовым подмигивающим смайлом, переливающимся градиентом призывом Bang-Bang! и вижуалом весёлой вагины, выстреливающей разноцветными огнями миниатюрного фейерверка. На лице – «умная» серая балаклава из той ткани, что умеет становиться прозрачной (технически – наоборот, эта изначально прозрачная штука при активации функции становится темнее, как бы тонируется, но вы же знаете, как работает маркетинг). Сейчас режим маскировки включён на максимум, и я вижу только красивые, но настороженные бледно-голубые глаза. – Ты кто? Чего тут забыл? – говорит она с хищным вызовом, с головы до ног сканируя мою истасканную плоть. – Я и сам хотел бы знать, чего я тут забыл… – устало отвечаю я скорее самому себе, чем ей. Девушка не оценивает сей философский дискурс, опуская ствол ниже, в область моего члена, и я понимаю, что ходить вокруг да около больше не стоит. – Курьер Delta Industries, срочная конфиденциальная доставка для человека, который находится в этом здании. Едва я успеваю выпалить эту уже отпечатавшуюся на моей подкорке фразу, девушка тут же меняется в лице, перестав грозно сверкать глазами, и с силой затаскивает меня внутрь. После чего, не произнося ни слова, толкает вперёд, во мрак коридора, приставив холодный ствол автомата прямо к копчику. Сдаётся мне, что я всё ближе к преждевременной смерти, но если уж суждено умереть здесь и сейчас, то лучше от рук сексуальной голубоглазой секьюрити (или кем тут она работает). Слушаясь и повинуясь, медленно вхожу в кромешную темноту. Совсем скоро темнота оформляется в огромный опенспейс с высоченными потолками и лепниной, обшарпанными стенами и заколоченными окнами, из-за чего естественного света в помещении нет, зато есть валяющиеся на полу и свисающие с потолка беспроводные неоновые трубки, разгоняющие сумрак. В этих минималистичных декорациях за столами сидят люди – множество людей в балаклавах, технологичных фильтрах и продвинутых очках смешанной реальности. По их позам видно, что они напряжённо работают над чем-то по-настоящему важным и, вероятнее всего, противозаконным. Я прохожу мимо них, чувствуя себя древним городским призраком: кажется, что эти люди меня просто не видят, и только бесчувственный ствол «узи» связывает мой дух с осязаемой реальностью. Пока мы пересекаем комнату, я слышу ровный гул тихих голосов, и каждый нашёптывает своему невидимому интерфейсу определённые команды. Если вы не знаете, то подобный метод работы у кодеиновцев – а я практически уверен, что попал именно в их логово, – зовётся to break a silence, а специалистов, работающих в данном формате кодинга, соответственно, именуют silence breakers, или коротко si-breakers. В самом дальнем углу помещения – а оно в десятки раз больше, чем моя квартира, – стоит обычная койка, на которой лежит мужчина. Он с головы до ног закутан в военный брезент цвета хаки (видел такие на БойТВ, федеральном канале, транслирующем мировые военные конфликты 24 часа в сутки). Экстремистка подходит к нему, садится на корточки и бережно отводит брезент с лица, которое защищено, как у многих в этом здании, прокачанным фильтром. Едва я вижу это лицо, мне становится дурно: покрытое сотнями крошечных шрамов, перетянутых бесцветной нитью, оно мало похоже на человеческое, но даже сейчас я могу его узнать – и это повергает меня в шок. Передо мной лежит тот самый фри-шеер, который несколько лет назад спас мне жизнь на крыше. За это время он сильно ослаб, постарел и выглядит как человек, который долго борется со смертью, но битва эта, вероятнее всего, уже проиграна. Он медленно поднимает усталые глаза, смотрит на меня и, тяжело дыша, хрипит: – Знаешь, жизнь, конечно, умная и логичная сука. – Сморщившись от боли, надрывно кашляет, но потом берет себя в руки и продолжает: – А тот, кто считает, что всё это тупо хаос, бессвязные действия и события, не видит очевидных закономерностей… И ни хера не понимает правил игры. С трудом договорив, он вновь начинает кашлять, на этот раз сильнее, норовя выплюнуть лёгкие на грязный пол. Девушка быстро достаёт из внутреннего кармана плотной куртки фляжку, подносит к его губам, помогая запрокинуть голову. – Что с ним такое? – тихо спрашиваю я, не отводя взгляд от обезображенного лица старого знакомого. – Корпорации травят нас, как крыс, – злобно отвечает экстремистка. – Иногда им удаётся вычислить наши цифровые следы. Тогда они пробивают местоположение и отправляют крошечных нанороботов, которые выискивают кодеиновцев, словно ищейки, и атакуют, проникая через ноздри и рты. Их главная цель – мозг. Добравшись до него, они подключаются к определённым участкам и выкачивают оттуда всю необходимую информацию. А после начинают сжирать всё содержимое черепной коробки. Сорок первому ещё повезло: мы вовремя засекли присутствие робота, не дав ему выкачать всё, что могло нас скомпрометировать. Но эта чёртова хрень всё равно успела залезть внутрь и начать атаку, повредив лицо и, что самое страшное, большое количество нейронных цепей. Словно желая подтвердить сказанное, Сорок первый перестаёт кашлять и снова смотрит на меня. – Знаешь, жизнь, конечно, очень умная и логичная сука… А тот, кто считает, что всё это тупо хаос, бессвязные действия и события, не видит очевидных закономерностей… И ни хера не понимает правил игры. – Он повторяет это без остановки вот уже несколько месяцев с момента инцидента. Будто росфон, зависший на одной команде. – Но… Но почему он стал адресатом Delta Industries? Как такое возможно? Разве вы не те, кто борется с такими корпорациями, как наша? Девушка молчит, будто не слышит вопроса. Когда я понимаю, что уже не получу ответа, она тихо произносит: – Не всё так просто… Иногда мне кажется, что мы были придуманы для того, чтобы одни богачи сводили счёты с другими. Но это не значит, что у нас нет воли. Мы тоже умеем влиять на реальность. И мы движемся к нашей великой цели… То, что адресовано Сорок первому, может спасти его деформированное сознание и одновременно приблизить нас к новой победе. За эту возможность мы заплатили большую цену, последствия которой нам ещё только предстоит узнать. Но он слишком дорог для нас и нашего движения. – Она переводит взгляд с Сорок первого на меня. – Ты, наверное, решил, что он лежит здесь в углу, как какой-нибудь прокажённый, забытый и никому не нужный. Но это не так. На самом деле он тут главный, а мы всего лишь следуем его заветам. Я оглядываюсь по сторонам. – Давно вы тут? – Меньше суток. Мы слишком рискуем, находясь практически в центре города. Но чем ближе мы подбираемся к врагу, тем больше у нас шансов нанести ему смертельный урон. В этом деле замешаны высокие биотехнологии. – Почему ты вообще мне это всё говоришь? Курьеру корпорации. А вдруг я шпион? Экстремистка смотрит на меня строго и с сочувствием: – Дурак. Неужели ты думаешь, что мы настолько глупы? Мы знаем о тебе всё, Антон. Что связывает тебя с Сорок первым и что ты считаешь его своим другом и спасителем, хотя даже не знаешь его настоящего имени. Мы в курсе, что твоей линзы, через которую они полностью контролируют тебя и сводят с адресатами, больше нет. Но теперь у тебя есть ви́дение. Точнее, оно было у тебя всегда, но теперь оно активировано. И нам не нужен ресивер, чтобы принять от тебя информацию. Ты и есть та самая информация. Ты – исходный код, который в данный момент времени транслируется Сорок первому. Посмотри вокруг. Как ты думаешь, что все они делают? Я ещё раз обвёл глазами помещение: сотни незнакомцев по-прежнему смотрели куда-то сквозь свои очки, не обращая на нас ровным счётом никакого внимания. – Не знаю. Взламывают корпоративные щиты? Пытаются хакнуть всю эту грёбаную систему из власти, лжи и манипуляций? – Верно. Но есть один нюанс: делают они это именно через тебя. Это и есть биохакинг, Антон. Я же говорю, нам нужно подбираться максимально близко к объекту, а точнее, к его цифровому и энергетическому полю. Чтобы считывать его нейровибрации, записывать их и менять по нашему усмотрению. Ты уверен, что истинным восьмым адресатом твоего сегодняшнего маршрута является Сорок первый? Или это мы привели тебя сюда, в нашу ловушку? – Знаешь, жизнь, конечно, очень умная и логичная сука… – шелестит голос фри-шеера, и синхронно с ним моя собеседница начинает произносить эти слова с той же интонацией. Мне становится страшно. – Что здесь происходит? – Ты и сам знаешь ответ на этот вопрос. Они уже идут за тобой. Через пять минут нас всех здесь не будет. Если хочешь жить, ты должен исчезнуть ещё скорее. Дело сделано. Вали. Красивые голубые глаза по-прежнему холодны. Я перевожу взгляд на Сорок первого. Теперь-то уж точно никогда его не увижу. И никогда не узнаю настоящего имени человека, который когда-то спас мне жизнь. Через мгновение я уже несусь по направлению к выходу. Вали! 8.4 – Сюда! Догнав меня в три прыжка, Голубоглазая резко поворачивает от входной двери, которую я уже собирался выбить плечом, к старой обветшалой лестнице, ведущей на второй этаж. Напряжение, отдающееся ударами молота в пульсирующих висках, усиливает шёпот эксов, оставшихся позади. Я оборачиваюсь: они даже не думают покидать своих мест, несмотря на предупреждение о скорой облаве. Мало того, под моим взглядом коллективный шёпот резко умолкает – на меня смотрят сотни молчаливых глаз, обрамлённых очками смешанной реальности. Немая сцена длится не больше нескольких секунд, но и этого мне хватает, чтобы отпечатать её в памяти на всю оставшуюся жизнь. – Ты что там залип, идиот?! – Голубоглазая срывается на крик, резко хватая мою руку и чуть было не вырывая её из плеча. Я выхожу из оцепенения и стремглав бегу за ней. Мы взлетаем по лестнице на второй этаж особняка, пробегаем по пустым пыльным комнатам и оказываемся перед тем самым заколоченным окном из моих видений (или, если хотите, цифровых галлюцинациях), вызванных насильственной деинсталляцией корпоративной линзы из сетчатки. Внизу слышится громкий взрыв, сопровождаемый шумом тяжёлых шагов. Спутница вскидывает «узи» и пускает очередь в толстые доски оконного проёма. На моих глазах они превращаются в импровизированный дуршлаг, через который виднеется уже темнеющее московское небо. Голубоглазая бьёт по доскам своим большим военным ботинком, но они предательски не поддаются. Мы уже слышим топот за нашими спинами, а вместе с ним и лай гончих – китайских киберпсов, стоящих на вооружении у силовиков РНКР. Одна из этих четвероногих карбоновых убийц с лязгом вгрызается в ногу Голубоглазой: та с оглушительным криком падает, но успевает развернуться и выпустить содержимое обоймы своего «узи» прямо в морду цифрового зверя. Робособака валится на пол, оставляя в железной пасти вырванный кусок мяса, но уже ухают тяжёлые глухие выстрелы – экстремистка корчится в предсмертных конвульсиях, а я инстинктивно сгибаюсь и отпрыгиваю в сторону. Помещение заполняется плотным едким дымом, становится трудно дышать. Я не вижу вокруг себя ровным счётом ничего, но каким-то чудом умудряюсь наткнуться на «узи» павшей Голубоглазой. С трудом выдернув его из безжизненной руки и в последний раз посмотрев в её всё ещё красивые, но уже навсегда замершие глаза, я направляю пушку в сторону тёмной человеческой фигуры, чьи очертания вырываются из пелены тумана в метре от меня… и машинально нажимаю на спусковой крючок. Полицейского пронзает рой смертоносных ос, вырвавшихся из металлического улья на свободу. Он падает вперёд, больно вдавливая меня в пол всем своим весом, и в это наномгновение я вижу поверженного врага вблизи – огромного спецназовца-тяжелоатлета в пепельно-сером экзоскелете с таким же огромным, как и он сам, ручным нейропулемётом. Падая, он обрушивает оружие на мою грудь и едва не проламывает её ко всем чертям. С нечеловеческим усилием я выкарабкиваюсь из-под трупа и, словно персонаж неведомого шутера, поднимаю новое оружие. Поворачиваюсь к окну. Еле дыша, направляю пулемёт на доски. С яростным криком даю волю металлическому зверю, с трудом контролируя невероятно сильную отдачу. Откидываю монстра в сторону. Из последних сил выбиваю куски дерева ногой, слыша, что рядом со мной уже свистят новые пули и лязгают челюстями киберпсы, выпущенные преследователями. Прыгаю в неизвестность. Лечу… …падаю на мокрый от только что прошедшего дождя газон, больно ударяюсь плечом и на мгновение теряю сознание. К счастью, оно быстро возвращается туда, где ему самое место, – в мою ничего не понимающую голову, которая каким-то чудом избегает прямого столкновения с землёй. C трудом поднимаюсь на ноги. Тело неистово болит, но вроде бы ничего не сломано – спасибо газону и рюкзаку, набитому всяким хламом. Мне снова везёт (хотя можно ли назвать это везением?). Я всё ещё жив. Осматриваюсь. Из окна на торцевой стене, откуда я только что выпрыгнул, валит дым и доносятся крики: «Нашего завалили!» и «Подозреваемая убита!», сливающиеся с пронзительным лаем робопсов. Вокруг никого, и даже спецназовцев не видно: слева – тихая проезжая улица, справа – пустынный двор. Поворачиваюсь: прямо передо мной одноэтажный серый дом, разделённый надвое маленькой тёмной аркой. Осторожно выглядываю за угол. Перед входом в особняк, которым я недавно любовался, стоят четыре военных броневика с работающим мотором. Понимая, что я всё ещё в опасности, со всего духу несусь в арку. Пробегаю без остановки несколько московских дворов насквозь. В ногах не остаётся сил, а в лёгких – воздуха. Миновав очередную арку, останавливаюсь, наклоняюсь, глубоко и прерывисто вдыхаю, сжимая руками ноющие колени. Разгибаясь, поднимаю голову… и роняю челюсть от изумления. Через дорогу от меня – Павелецкий вокзал. 9.0