– Но вы, наверное, понимаете, что это не совсем так. Да и ваша многоуважаемая корпорация имена курьеров адресатам не предоставляет, считая это излишним. Для меня вы просто Курьер, а я для вас – Адресат, верно? Господи, да что же сегодня происходит? В какие игры он со мной играет? – Антон, не сочтите за грубость, но зачем вы ко мне пришли, можете честно ответить? Я посмотрел на него с подозрением. – Ну вы же сами знаете. Я пришёл к вам, чтобы передать ту информацию, которую вы от меня ждёте, только и всего. – А кто вам сказал, что я жду от вас какую-либо информацию? Я устало вытер лицо – от этого движения новый глаз словно пропустил разряд тока, заставив меня скривиться в конвульсии. Когда боль немного утихла, я раздражённо произнёс: – Слушайте. Я не знаю, в чём тут подвох и почему вы устраиваете мне допрос с пристрастием. Сегодня у меня очень непростой день. И единственное, чего я хочу, так это выполнить заказ и поскорее свалить. Я и так выбился из графика и упустил одного адресата. А ещё лишился очень важной для меня вещи. Хуже уже некуда. Предлагаю не тянуть: дайте ваш ресивер, и… Я осёкся. Зачем мне его ресивер, если у меня больше нет линзы? Мастер чуть улыбнулся, но без злобы. – Дорогой Антон, в том-то и дело, что мне не нужен ресивер. Вы и так передаёте мне всю необходимую информацию. Каждый мой вопрос и каждое ваше слово или жест в ответ отправляют зашифрованный код, который мой глаз записывает и тут же декодирует в кору головного мозга. Так работает речевая функция – система экстренного режима, когда носитель по не зависящей от корпорации причине лишается носимого устройства или же оно выходит из строя. От удивления я рефлекторно вытаращил на Мастера глаза, и тут же голову пронзила всепоглощающая боль – она была настолько сильной, что тело мгновенно согнуло. Чуть было не потеряв равновесие, я опёрся на поверхность стойки и всё-таки сел. Этот человек знал гораздо больше, чем должен был знать режиссёр государственного театра. – Признаться, всё не совсем так, как вы себе представляете. Я знаю ровно столько, сколько мне положено знать. А вот вы знаете гораздо меньше того, что вам знать следовало бы. – Но откуда? Как? Кто вы? – сквозь зубы обрывисто шептал я (каждый произносимый звук тяжёлым эхом отдавался в черепной коробке, концентрируясь в области нового глаза). – Всё просто и даже прозаично. Дело в том, что в своё время, когда вы ещё, наверное, не родились, я тоже работал в Delta Industries. Причём, что действительно любопытно и символично, на той же должности, что и вы. Правда, тогда работодатель ещё только приходил к биосинтетическому трансферу информации. Я был одним из первых сотрудников, кому имплантировали линзу. Точнее, её прототип. Я замер и с усилием посмотрел на адресата. – Вы тоже были курьером? Он, загадочно улыбаясь, одобрительно погладил бороду. – Скажу так: я начал работать курьером в те далёкие времена, когда свет ещё не увидел «Джонни Мнемоника» и наш с вами босс не вдохновился им для запуска первой тестовой программы DDT. Я сжал голову руками – гудела она страшно. Чуть отдышавшись, тихо и медленно произнёс. – Джонни Мнемоник… Босс… DDT… Что всё это, нахрен, значит? На этот раз Мастер искренне удивился и на его лице непроизвольно отразилось сомнение: а не насмехаюсь ли я над ним? Или же всё происходящее – пробы неумелого актёра-студента, решившего во что бы то ни стало получить роль в театре? Осознав, что мне и впрямь неизвестно ничего о том, что он говорит, адресат расслабился и продолжил: – Думаю, в таком случае стоит рассказать с самого начала. «Джонни Мнемоник» – так назывался рассказ известного в конце прошлого века писателя Уильяма Форда Гибсона, читали такого? (Я утвердительно кивнул – вроде бы что-то слышал, но кто сейчас разберёт.) Значит, вы, должно быть, помните, что он был одним из основоположников нового литературного жанра киберпанк – по сути, это описание мира, в котором мы сегодня все плюс-минус существуем. Технологии убили духовное, корпорации забрали личное, и лишь старые добрые эксы (ну, если хотите, хакеры) пытаются изменить ситуацию – правда, похоже, эта тоталитарная антиутопия им уже не по зубам. Образцовый киберпанк, в общем. Только отечественная его версия (как и всё, что заимствовано нашим государством у Запада) беднее, серее и беспросветнее. Ибо амбиций на стадии идеи, по-русски говоря, до хера, а денег на реализацию мало, да ещё и украсть надо как минимум половину. В общем, всё как обычно. Как сказал бы оцифрованный AI Салтыкова-Щедрина: «Эх, ребята, ну я же говорил. Ни черта тут ничего не меняется. Выдерните меня из розетки, будьте так любезны». – Адресат негромко засмеялся, расслабив пояс кимоно и дав своему упитанному животу пространство для манёвра. – Но это так, лирическое отступление. Давайте вернёмся к рассказу. Позже на его основе вышел одноимённый голливудский фильм, сценарий для которого, кстати, написал сам Гибсон. По сюжету главный герой – как вы поняли, парня звали Джонни – работает курьером: доставляет зашифрованную информацию, инсталлированную в его мозг. И вся эта история якобы происходит в 2020 году. Так вот, босс транснациональной IT-корпорации Delta Industries, на которую вы работаете сейчас и на которую когда-то работал я, – это китайский магнат Вейж Геро, большой знаток и поклонник Гибсона. Он всегда грезил его идеями, мечтая однажды интегрировать их в свой бизнес. Одной из ключевых целей Геро было создание и внедрение собственного мнемоника – профессионального бионосителя, позволяющего перемещать особо важные для компании данные без риска быть украденными. Был представлен амбициозный план – запустить первую партию киберкурьеров к 2020 году, следуя сюжету книги. Так Геро желал претворить концепцию, сформулированную любимым писателем, в жизнь. В этом он видел своё сакральное предназначение, миссию. Правда, сделать это в двадцатом не получилось, помешала пандемия. Но в следующем году Delta Industries добилась поставленной задачи. Как только учёные корпорации разработали первый прототип линзы и относительно успешно испытали его на лабораторных крысах – я говорю «относительно», потому что, как позже выяснилось, добрая половина животных отторгла имплант и умерла, – в ход пошли люди. В рамках тестового запуска была собрана первая команда курьеров, получившая кодовое название DDT, что означало Delta Data Test. Нас было шестеро (счастливое для любого китайца число, обещающее успех в любом деловом начинании). При этом мне достался позывной DDT_04 – хуже цифры в китайской культуре и представить нельзя. Боль в голове постепенно утихала, освобождая место для новой информации. – И долго вы там… это… проработали курьером? – Совсем недолго. Около полугода. Пока не произошло то, что, наверное, должно было случиться… Адресат задумался, машинально поглаживая жёсткую седую бороду. Я нетерпеливо взглянул на него. Не отрываясь от бороды, он продолжил: – Видите ли, организм отторгал линзу. Заражение роговицы. Тогда в коллективе случилась паника: сотрудники потребовали снять с них импланты. Геро поначалу даже слышать об этом не хотел, но потом, видимо, осознал возможные последствия для его репутации и дал добро на деинсталляцию устройств. После этого команду расформировали, а программу свернули, по крайней мере официально (и перезапустили публично лишь несколько лет назад, вероятно окончательно допилив технологию). Тогда DDT понизили до обычных курьеров, а мне выдали скромную компенсацию на лечение и уволили по собственному желанию. Денег едва хватило на ампутацию. Слава богу, в то время у меня был знакомый таксидермист: хороший мужик, сжалился надо мной и бесплатно вмонтировал в пустую глазницу стеклянный декоративный глаз – один из тех, что использовал для чучел животных. Я напряг зрение, присмотрелся и наконец заметил, что левый зелёный глаз Мастера не только отличался по цвету от правого серого, но и никак не реагировал на окружающий мир. – Мой глаз… – выдохнул я и осёкся, не понимая, нужно ли мне рассказывать адресату о том, что произошло буквально час назад. – Я вижу. И знаю. Вы тоже лишились линзы. Поэтому я и получаю нужную информацию невербально. – Но что вам нужно от них? Какую информацию они передают? Мастер оставил свою бороду в покое и посмотрел в самое сердце моего нового глаза, наконец перейдя на «ты». – Они? Мне? – Адресат скрестил руки на животе. – А может быть, это я им сейчас что-то передаю? Ты не думал об этом, Антон? Возможно, единственным адресатом является как раз таки сам Геро? А мы, знаешь ли, словно орды запрограммированных муравьёв, несём свои дары властвующей над нами матке? В который раз за день моё сознание перевернулось в затяжном сальто. Почему раньше об этом не думал? Почему за всё время работы я не удосужился хоть на секунду остановиться и задать себе настолько простой вопрос? – Быть может, потому, что деньги, стабильно падающие в конце рабочего дня на твой цифровой баланс, являются единственным универсальным ответом на все неудобные вопросы, адресованные этой системе? Но только не переживай, это естественно. Каждый из нас – всего лишь крошечная клетка: неустанно работает, получая жизненно необходимый ей кислород, и даже не задумывается о том, что сам организм начал умирать, едва появившись на свет. И клетка эта тоже гибнет вместе с ним. Я взглянул на своего собеседника и наконец осознал, что он читает каждое не проговорённое мной вслух слово. – Но я не хочу оставаться в этом замкнутом круге. Всё это… Это… – Я попытался подобрать правильное слово, отражающее все нужные мысли, танцующие пьяным хороводом в моём уставшем мозгу. – Противоестественно… – Да, это тот ещё замкнутый круг. Нулевой круг ада. Уроборос. Но мы сами его построили и продолжаем бежать по тёмному лабиринту, как подопытные крысы, которых приманивают сыром, ведя на гибель во имя неведомой им высшей цели… Знаешь, в прошлом веке помимо Гибсона на Земле жил ещё один интересный мужик – индийский мудрец по имени Ошо. Так вот, как-то он сказал: «Вы постоянно ходите по кругу, снова и снова повторяя одно и то же. Где-то этот круг должен быть разорван – вот всё, что может сделать тот или иной метод медитации. И как только круг будет разорван, как только вы отсоединитесь от своего прошлого – в тот же момент всё взорвётся! В тот же момент вы окажетесь в центре, в самом своём существе, и тогда вы узнаете всё, что всегда было в вас и просто ждало своего часа». Подойдя ближе, адресат бережно похлопал меня по плечу: – Единственное, что могу сказать тебе, Антон, – продолжай бежать по этому кругу. Знаешь, чем быстрее ты по нему бежишь, тем выше шанс впасть в ту самую медитацию, которая поможет тебе разорвать оковы и взорвать всё вокруг. Последнюю фразу Мастер произнёс многозначительно, почти нараспев. И замолчал – а я молчал вместе с ним. Всё происходящее отчётливо напоминало мне первое знакомство с психоделиком. Крошечный, кислотно-зелёного цвета микродот таил в себе мощную порцию лизергиновой кислоты. Я был ещё студент первого курса кафедры биотехнологий престижного государственного онлайн-университета. Мне оставалось полтора года до очередного позорного (для моих родителей, но не для меня) отчисления за системное отсутствие на утомительных (в ту пору ещё легальных) VR-занятиях, когда я нашёл ту кислоту – как тот самый муравей в глубинах своей муравьиной крепости. Но, в отличие от него, я почему-то не отнёс королеве, а съел сам, на несколько часов познав устройство огромного муравьиного царства. Загадочно и понимающе улыбнувшись, он произнёс последнюю фразу своей неожиданной, без малого ошеломляющей, как мой первый LSD, речи. – Чтобы взорвать систему, нужно сначала взорвать свой мозг, не правда ли? Ведь он и есть тот самый круг ада. Уроборос. Адронный коллайдер… Его слова сплетались в паутину. Я уже не понимал их смысла, но этого и не требовалось. Главное, что эта жёсткая, белая, как борода адресата, паутина опутывала мой разум плотным коконом. – Думаю, когда-нибудь мы ещё встретимся. Обязательно. А пока, Антон, нужно бежать дальше по кругу. Этот этап не может быть пройден, пока стоишь на месте. Как говорится, движение – жизнь… Адронный коллайдер… 8.0 «Таганская» 8.1 «Многие женщины хорошеют после секса… Надо сократить потребление зелёного чая… Я не понимаю, зачем вводить интерфейс для бесплатного просмотра… Что-то внутри вновь проглотило обиду, и сок течёт по щекам… We are the people who come here to play… Моё сознание – как расстроенный радиоприёмник в автомобиле: ручка вращается сама, ресивер хватает произвольную волну, и сквозь хриплое шипение сетчатого динамика она вплетается мне в волосы и затекает, пульсируя, в уши. Мне кажется, что свои мысли я слышу извне: они разбросаны вокруг, летают, как подмокшие газеты в замусоренных переулках, попадают в лицо и, оставив на зрачках память разрозненной информации, уносятся ветром прочь. И солнце, ополовиненное горизонтом, бесследно сжигает их на пути к кирпичной стене дома напротив. Ах да, я забыл сказать, что лежу в такси на заднем сиденье; это здесь радиоприёмник транслирует мои мысли в маленькое пространство салона, наполняя пустую невесомую голову хоть каким-то содержанием. Водителю всё равно, он не обращает внимания. Кажется, знает дорогу, хотя я ему ничего не говорил. Наверное, подслушал по радио. На самом деле нет никакого водителя, I can fuck your brains out – я ясно это вижу, когда поднимаю глаза и пытаюсь смотреть в зеркало заднего вида. Никакого заднего вида, кстати говоря, тоже нет – зеркало расплёскивается мне в глаза, ничего не отражая. Я думаю, тому виной моё странное обездвиженное перевозбуждение: сдерживаемая дрожь, стряхивая чёрные буквы с лица, делает движения излишне плавными. Когда сквозь тягучее усилие проходит колючий электрический импульс и ты осознаёшь, что проделал какое-то движение, твоя реакция – болезненный motion blur. Так что тут не только зеркало заднего вида расплескается, тут и приятная полутьма салона заставит запутаться в плавно стекающих виниловых прядях. Я подплываю в пространстве движущегося автомобиля к боковому окошку и вижу, где мы едем. Каждый раз это что-то новое: только что были грязные улицы, населённые газетами-птицами, а теперь автострада в крупном мегаполисе. Я вижу в отражении витрин своё такси и замечаю, что оно жёлтого цвета, хотя садился я в чёрное. На огромном табло, приколоченном к обмороженному свинцовому небу вечера, сияет много-много ярко-красных огоньков. Мой водитель доволен, из динамиков слышны обрывки музыки – теперь я могу даже разглядеть его. Я привстаю с сиденья и не верю своим глазам. Руль не спеша вращает девушка, сбежавшая со съёмочной площадки футуристического экшена семидесятых прошлого века. На ней ярко-оранжевый кожаный комбинезон, на котором я не могу разглядеть застёжек или модных в то время молний. Она неожиданно отвлекается от дороги и левой рукой снимает с головы огромный, округлой формы шлем, освобождая обесцвеченные кукольные волосы. В бледном отражении лобового стекла вижу широко распахнутые глаза с египетской подводкой и кукольными же ресницами, прежде спрятанные под козырьком фантастического головного убора. Она кладёт белое яйцо шлема на соседнее сиденье, и по салону, ослепляя меня, как будто разливается пластмассовое молоко. Оно испаряется и становится ярким солнечным светом, который сдувает пепел чёрного засохшего винила, прежде плескавшегося в салоне. Я подбираюсь осторожно к окну и вижу новый, незнакомый доселе пейзаж. Тёмно-зелёное поле, переходящее в розовое небо, топит горизонт в далёкой бесцветной реке. Я слышу, как очередная умозрительная радиостанция щекочет слух первыми тактами high hopes флойдов, и забываюсь в удивлении. Я ускользаю beyond the horizon сквозь паутинку стекла мимо девушки в оранжевом комбинезоне, превратившейся в моего нежного стража, и чувствую, как музыкальные волны плетут мне новое тело, временно поместив сознание в надутый презерватив из клипа на эту песню. Не знаю, что у этих волн на уме, но точно могу сказать, что моё лицо – написанный чёрной гуашью на белом латексе иероглиф. Я стараюсь улыбаться, пока сотни таких же надувных кондомов парят со мной в дрожащем вечернем воздухе. I could fuck your brains out but I’m not interested in that life. Девушка останавливает машину. Теперь я вижу, что это не жёлтое такси, а старый тёмно-зелёный BMW с ракетным двигателем, распускающимся огромным дюралевым цветком из багажника. Выйдя из автомобиля, девушка расстёгивает комбинезон, потянув за едва различимый шнурок на бедре, и выхватывает из-за спины бластер из белого пластика. Обнажается прекрасное тело, сверкающее сотнями электрических огоньков, разбегающихся по коже невидимыми путями. Тело, скрывающее все её прелести жужжащими мириадами синтетических светлячков. Она целится и стреляет по мне ярким голубым лучом, стараясь пронзить смертоносным сгустком энергии тонкую оболочку латекса. Сначала невнятными обрывками резины на зелёную траву опадают мои случайные двойники, появившиеся здесь по воле Его Величества Большого Сюжета, явно ничего не знавшего о моём существовании и исключившего меня из своей компетенции. Затем ослепительная стрела пронзает мой презерватив, и, готовый к смерти, я падаю на кафельный пол, растворивший в своей стерильной монолитности живую зелень лугов. Я чувствую своё остывающее тело и тело молодой девушки в оранжевом комбинезоне. Мой взгляд ещё успевает зацепиться за катящийся вдаль простреленный круглый шлем. Мой простреленный круглый шлем… Пальцы разжимаются, высвобождая гофрированную рукоять бластера, падая на что-то упругое и нежное. Острое головокружение выплёскивает чернила мне в глаза, и я чувствую, как вращаюсь в космосе. Единственная связь с какой угодно реальностью – что-то нежное и упругое, оказавшееся под моими пальцами. Пульс стучит и стучит, доводя до тошноты. Я нахожу в себе силы раскрыть глаза. Резкий и ужасно громкий гудок вытряхивает темноту из моей головы, едва я успеваю разлепить веки. Пальцы сжимают обнажённую грудь девушки с кукольными волосами, открывшей рот в приступе космического наслаждения. Она сидит на руле – на ногах её ещё болтается оранжевый комбинезон, шнурок от которого я держу, – и, колыхаясь с возрастающей амплитудой, она заставляет автомобиль громко-громко гудеть, заменяя трелью клаксона такие ненужные уже стоны сладострастия. Я эякулирую. Она высвобождает ноги из комбинезона и убегает обнажённая в сторону растворившегося в реке горизонта. Солнце снова зажигает мириады огоньков на её теле, и я не вижу уже ничего непристойного в том, как выглядит эта девушка, сбежавшая со съёмочной площадки футуристического экшена семидесятых прошлого века. Бросаю взгляд на соседнее сиденье, там лежит простреленный бластером белый шлем с чёрным иероглифом, и перебираюсь назад. Я думаю о том, что многие женщины хорошеют после секса. На лобовое стекло на доли секунды прилипает мокрая газета…»