– Ответить? Щас отвечу, ОК. Хотя знаешь что… Вот возьми и спроси сама у этого философа-мудака из «КНР» и его прихвостней! Или у хер пойми кого с «Краснопресненской»! И у этих психов из Легиона, которые сначала меня отмудохали, а потом накурили своей религиозной наркотой! Вы меня ещё, суки, виноватым делать будете? Засунь свои тупые нацистские вопросы глубоко в свою железную жопу, Наташенька! И своему фюреру, как там его зовут, передай, что я вам не раб! Пашу за эти ёбаные копейки с утра до ночи, а меня тут ещё грузят со всех фронтов! На хуй пошли, слышишь?! На!!! Хуй!!! Последнюю фразу я уже орал что было сил, со всей имеющейся в моём арсенале злобой, да так, что перекрикивал проходящий по правую руку поезд и ловил на себе испуганные взгляды безликих, безвкусно одетых прохожих. Так грубо, кажется, я ещё ни с кем в жизни не разговаривал, особенно с женщинами (а уж тем более с женщинами-биороботами). И, конечно, я понимал, что ничем хорошим это не кончится. Но мне, откровенно говоря, было плевать. Точка кипения была достигнута, и я бурлил первобытным гневом – копившиеся на протяжении долгих месяцев мысли вырвались наружу и прожгли толстую бездушную броню действительности, как капли серной кислоты. Когда я остановил свою праведную речь и, судорожно дыша, замолк, на том конце было гробовое молчание. Оно длилось нестерпимо долго, около двадцати секунд, я даже подумал, что сигнал прервался – возможно, это случилось ещё в самом начале моего срыва и Наталья вообще не слышала того, что я ей наговорил (а если точнее, наорал) в приступе настигшей злобы. Но, к несчастью, биоробот всё слышала. И дала мне это понять всё тем же до отвращения доброжелательным голосом. – Антон, сегодня последний день вашей работы в корпорации Delta Industries. После того как вы завершите запланированный маршрут дня, пожалуйста, явитесь в наш офис, сдайте рабочий девайс и получите на руки трудовое удостоверение, в котором будет указана причина расторжения контракта: «Уволен по требованию руководства компании за ненадлежащее исполнение поручений и недопустимое девиантное поведение». За срыв доставки объекта к адресату четыре из вашего сегодняшнего гонорара будет вычтена сумма, соразмерная протяжённости маршрута, а также штраф, предусмотренный уставом компании за подобное правонарушение. Более точную информацию по данному вопросу вы сможете получить при отправке документов на увольнение. Напоминаю, что адресаты пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать и двенадцать ждут вас в обозначенное ранее время в установленном маршрутом месте. Любое последующее опоздание повлечёт за собой наложение штрафа в размере, прямо пропорциональном вашей задержке. Конец связи. Наталья отключилась, однако ещё несколько секунд я пребывал в состоянии отупения, отходя от него, как перенёсший тяжёлую операцию пациент отходит от наркоза. Но вскоре разум принял всё произошедшее, и тогда его затопили боль и истошный ужас. Ну всё. Вот теперь это действительно конец. И я чувствую его приближение… 5.0 «Проспект Мира» 5.1 Вот так стремительно, в один миг, ты можешь потерять то, что хоть как-то держало твою жизнь на плаву. Всего лишь несколько часов назад всё было предельно стабильно и привычно: я намазывал дешёвое генномодифицированное масло на свой утренний бутерброд и краем глаза наблюдал за подробно освещаемой на всех каналах ситуацией вокруг островов Новой Свободы, до развала некогда могущественной Франции известных как Французская Полинезия. А там происходило долгожданное свержение очередной узурпаторской власти. Юркие дроны с нацепленными на их прочные противоударные тела HHD-камерами фиксировали и тут же транслировали без малого исторические события, разворачивающиеся на глазах многомиллионной аудитории. Выгоревшие пиксели моего монитора, висящего на покрытой тёмно-зелёной плесенью (чёртова влага!) стене, демонстрировали плотную человеческую массу, собравшуюся на центральной площади столицы Папеэте. Толпа, словно огромный пчелиный рой, пульсировала тысячей жал, вздымая к небу облачённые в пёстрые ткани лапки и выкрикивая непонятные мне лозунги. Кое-где к брюшкам парящих над площадью дронов поднимались густые чёрные клубы плотного дыма, который рождался и тут же погибал в ритуальных кострах, – сжигали портреты диктатора, ненавистного, казалось бы, каждому гражданину этой свободолюбивой страны. В действительности же, как это обычно бывает, на соседней площади с тем же рвением могли жечь флаги Северо-Американского Союза – «тайного интервента, задумавшего очернить и свергнуть законно избранную народом власть и поставить на её место покорную марионетку». Просто камеры дронов конкретно этого новостного ресурса подобные сцены не транслировали. Но стоило мне лениво взмахнуть рукой, переключив «ютуп»-канал с прозападного на какой-нибудь наш, национальный (у большинства граждан РНКР кроме национальных никаких других медиа и нет, но мне повезло: спасибо домашней альтернативе шееринга – дорогому, громоздкому и так же запрещенному ВиПиЭн-девайсу, доставшемуся от предыдущего квартиросъемщика, который, по словам хозяина, внезапно пропал) – и мир менялся, как по мановению волшебной палочки: тут тебе были и эти самые флаги, и покалеченные дети, и сломанные судьбы… В общем, всё, что могло показать нашего заклятого врага в самом дурном свете и, как всегда, объяснить наше стабильно нестабильное благополучие в это перманентно неспокойное и тяжёлое время («новые девяностые», как говорили старики, – я не особо понимал, что это, поскольку, родившись в середине двадцатых годов нового тысячелетия, был представителем послевоенного поколения, но невидимый фантом неприглядного прошлого нависал и надо мной). Страшные кадры на мониторах напоминали тот самый день Страшного суда, о котором говорится во всех священных писаниях древности, – с поправкой на то, что Страшный суд отныне происходил ежедневно в формате серии имиджевых ивентов с впечатляющей по размаху развлекательной программой. Но сейчас разворачивалась моя собственная драма. Я никак не мог найти приличную работу, перебиваясь редкими копирайтерскими шабашками на медленно загибающемся от засилья искусственного интеллекта рынке рекламы (зачем платить крупные суммы ленивым недотворцам, когда можно не платить машине, выдающей стабильно креативные, а главное, эффективные тексты и концепты?) да жалким социальным пособием для безработных, размер которого стыдно называть вслух. И вот мне подвернулась настоящая, осязаемая удача: в один из промозглых июньских дней в личный кабинет моего аккаунта на hh.rnkr упал реквест на добавление – писали из Delta Industries, предлагали онлайн-собеседование на должность информационного курьера. В тот же вечер мы созвонились по росфону и я впервые увидел строгое, чересчур красивое и слишком правильное лицо Натальи. Тогда я ещё не знал, что мой интервьюер – биоробот, созданный корпорацией Delta Industries и обладающий всеми качествами продвинутого AI (если верить приветственной речи Натальи, тест Тьюринга был пройден ею в двадцати пяти случаях из двадцати пяти). Мы быстро подписали все необходимые облачные документы, и уже на следующее утро курьер Сергей – мой новый коллега, специализирующийся по доставке исключительно материальных объектов, – встретил меня на «Киевской», вручив серую пластиковую коробку с логотипом нового работодателя, внутри которой в плотном герметичном биочехле лежал прежде неизвестный мне девайс. Через полчаса, следуя видеоинструкции, выбитой на внутренней стороне коробки, я вживлял новенькую линзу в свою сетчатку в грязном туалете лапшичной на «Смоленской» (да, условия были выбраны далеко не идеальные, но что поделать – острое любопытство снедало меня, не оставляя шансов дотерпеть до дома). В тот же день я принял первый заказ – мне пришлось отправиться в неуютное Отрадное, чтобы передать неизвестную информацию некоему заплывшему жиром кавказцу. Встреча проходила в местной «Чайхоне». Он сидел на безвкусном кожаном диване, курил кальян на китайском синтетическом гашише и был похож то ли на хозяина дешёвого борделя, то ли на местного барыгу, торгующего бодяженным героином. В общем, типаж вполне стандартный и даже анекдотический, но мне было не до шуток. Во-первых, адресат был на редкость серьёзен и буравил меня взглядом так, что я периодически нервозно трогал руками лоб, не образовалась ли там дырка. Во-вторых, мне всё было в новинку: да, я уже знал про ресивер и то, как он работает, но всё же побледнел от волнения и страха, когда кавказец, глубоко затянувшись, выдохнул мне в лицо густой приторный дым и, запустив волосатую руку во внутренний карман кожаной куртки, вытащил пошлый блестяще-чёрный, с золотой окантовкой ресивер. Довольно скоро я научился справляться с нервозностью и воспринимал встречи с совершенно разными адресатами абсолютно одинаково – с лёгким налётом снобистского похуизма. Такую технику я подсмотрел в одну из бессонных ночей по телевизору. Там на очередном «ютуп»-канале как нельзя кстати крутился авторский фильм одного из вроде бы успешных бизнес-тренеров, который битый час внушал зрителям одну простую мысль под броским заголовком «Главный секрет успешного человека»: всегда и при любых обстоятельствах делайте вид, что вам на всё основательно насрать. Даже если это не так, убедите себя в обратном. Разбейтесь в лепёшку, но покажите окружающим, что вам на все эти вещи глубоко фиолетово. Зарубите себе на уровне ДНК: человеческое общество любит и уважает тех, кто не любит и не уважает общество. Это краеугольный камень поведения успешного Homo digitals наших дней. Синтетический мир объявленного властью фейкового неокоммунизма в дешёвой оболочке жестокого киберкапитализма симулирует бесконечный взрыв позитивных эмоций от обладания товаром бренда – поэтому чем больше мы отличаемся от персонажей рекламных роликов, чем холоднее мы к этим самым товарам, услугам, людям, животным и даже самим себе, тем целостнее и органичнее мы выглядим. И пусть это всего лишь иллюзия и нашу душу раздирают противоречивые чувства, главное – не показывать их миру. Почему? Потому что он действительно жесток: здесь сильный пожирает слабого и заедает его сомневающимся. Это мир дикой природы и низменных животных инстинктов, так что не стоит открывать свою тонкую душевную организацию нараспашку, а не то вам в неё откровенно наплюют, а вероятнее всего, и насрут – и убирать, естественно, не станут. Поэтому усилием воли я надевал бронебойный poher face, изо дня в день интенсивно тренируясь смотреть в глаза новым адресатам и их ресиверам уверенно и не моргая. Поначалу это было бесконечно сложно, но с каждым заказом получалось всё лучше: профессиональный рост и духовное падение в бездну лицемерия шли рука об руку. Мой фирменный секрет – простая уловка: в то время как мои коллеги преодолевали себя в общении с незнакомцами, я, наоборот, буквально концентрировался на них, вглядываясь так, как учёный смотрит в микроскоп, а пациент – в центр гипнотической спирали. Все они, а точнее радужные оболочки их глаз, были настолько разные, что это, честно говоря, до глубины поражало даже мою холодную душу: строгие серые и чёрные, романтические синие и голубые, загадочные зелёные и мутно-болотные (эти мне нравились больше всего). А как-то раз вообще встретились матово-красные – у одного странного, похожего на худую лабораторную крысу парня-альбиноса. Опытные курьеры нередко травят байки, что якобы видели адресатов с по-настоящему редким цветом глаз. Надо сказать, что в нашей профессии это считается либо дурным предзнаменованием, либо невероятной удачей, и на этот счёт ведутся бесконечные споры. Упоминаются глаза ядовито-жёлтые, цвета морской волны, ярко-фиолетовые и даже абсолютно белые – в них выделяется один лишь зрачок. Трудно понять, что это – врождённая генетическая аномалия, нелегальная фича (официально генная инженерия в РНКР запрещена, но вы же знаете, с какой колокольни наши граждане и само государство испражняются на эти законы) или всего лишь декоративные линзы. Этого не знает никто из курьеров. Однако встреча с таким коллекционным экземпляром по определению ценна и символична. – Станция «Проспект Мира». Я вышел на суетящуюся платформу и, едва система почуяла сигнал сети, вывел на сетчатку карту с пульсирующей геолокацией адресата. Оказалось, что идти мне предстояло долго, петляя по серым московским закоулкам, словно Тесей по глубинам лабиринта. Они вели меня к стучащему ударами резиновых дубинок сердцу районного организма – полицейскому участку. Об этом мрачном месте сыздавна ходили легенды, и мне они совершенно не нравились. Поговаривали, что после «тихой пекинской интервенции» (так изгнанные из страны оппозиционеры и политологи называли усиление наших партнёрских отношений с большим азиатским братом и последовавшую за этим тотальную китаизацию российского общества) здешний офицер полиции проиграл себя и весь свой участок в карты – да не кому-нибудь, а дальневосточному филиалу Триады. Таким образом, сия обитель мнимого правопорядка находилась под жёстким контролем одной из самых опасных мафиозных группировок планеты. Ничего хорошего это, разумеется, не сулило. Но что поделаешь, день проверял на прочность. И мне, к сожалению, ничего не оставалось, как выдержать и это тяжёлое испытание. 5.2 – Чего надо? – Сидящий на КПП крепкий азиат с ободранными до крови костяшками пальцев явно не желал отвлекаться от своего старенького росфона и запущенного на нём файтера. Кинув беглый взгляд на экран и на лицо корчащегося от спазмов мента, я узнал любимую игру. Называлась она «Мастера Боли». Её главной технологической фишкой были специальные прозрачные наклейки на подушечки пальцев, прилагавшиеся к покупке. Нажимая ими на экран, пользователь испытывал все болевые ощущения своего игрового аватара. Уровень восприятия можно было регулировать: полицай-азиат, судя по всему, любил пожёстче. Уже давно известная в открытом мире технология наконец доползла до нас, распространившись на весь мобильный и не только гейминг, но данная игра стала в этом деле первопроходцем. Меня в ней привлекала не механика, а сюжет: он рассказывал об одноимённом тайном обществе на далёкой, независимой ни от каких космических конфедераций экзопланете GO-8914. Каждые двенадцать лет эта организация во главе с ястребоподобным существом по имени Rhodos проводила беспрецедентно жестокий турнир, на котором отбирала в свои ряды лучших бойцов со всей Вселенной. Для чего всё это было устроено и чем именно занимались «мастера», не знал никто. Возможно, об этом не догадывались и разработчики файтера, вышедшего уже лет пятнадцать назад и мгновенно ставшего живой общепризнанной классикой всех цифровых симуляторов драк, когда-либо созданных человечеством. Миллиард поклонников по всему миру (по официальным данным, в этом году в «Мастеров» поиграла 1/10 часть населения Земли) горячо верит, что в ближайшее десятилетие авторы выпустят долгожданную вторую часть, которая прольёт свет на предназначение тайного общества – или хотя бы приоткроет завесу над ним. А пока фабула продолжает обрастать всё новыми догадками. И самая популярная из них такая: «Мастера Боли» – бесчувственные наёмники, боевые рекруты, привлекаемые могущественными правительствами для подавления гражданских восстаний и многочисленных энергетических войн с соседствующими цивилизациями (всё как у нас, у землян). Эта версия, конечно, имеет право на достойную безмятежную жизнь, но мне больше по нраву моя собственная: история про тайное общество – красивая метафора, родившаяся в больной (в буквальном смысле) голове главного создателя игры – легендарного гейм-дизайнера Пао Чи. У него когда-то диагностировали рак мозга, который он всё-таки смог побороть. Узнав об этом, я тут же сделал умозаключение: планета, на которой базируется тайное боевое общество, возведшее боль в статус абсолютного божества, символизирует тот самый поражённый участок извилин бедного Пао, в то время как остальной мозг с миллиардами нейронов есть отражение бескрайней Вселенной с бесконечным количеством небесных тел. Не знаю, насколько точна была эта метафора, но звучала она красиво и стройно. Старые, с кое-где отваливающейся штукатуркой стены участка, на которых висели потрёпанные архивные фотографии отличившихся за долгие годы службы сотрудников и смутные, плохо отрендеренные 3D-видеороботы разыскиваемых преступников, являли довольно жалкое зрелище. Оглядев угрюмое помещение, я поневоле скривил губы, выдохнул порцию спёртого воздуха и чуть слышно прошептал: «В совке родились – в совке и помрём». Эту фразу я помнил с детства: её часто произносил отец за просмотром очередного выпуска вечерних новостей. Он тогда, точно так же как и я, менялся в лице, делал глубокий выдох и произносил сакральную мантру, после чего неизменно вставал с насиженного кресла, шёл на кухню, откупоривал бутылку любимой водки и выпивал ровно полторы рюмки: сначала одну, полную почти до краёв, потом ещё половину. Этого хватало, чтобы досмотреть выпуск новостей в лёгком отстранении от происходящего в стране и на экране, ещё минут десять безразлично попереключать каналы и заснуть в том же кресле безмятежным сном советского младенца. – Чего ты там сказал? – буркнул дежурный, не отрываясь от игры. – Говорю, доставка. Азиат с недовольством поставил файтер на паузу (жить его аватару – изумрудному оборотню из созвездия Волка – оставалось недолго) и посмотрел на меня с дежурным подозрением. – На одиннадцать тридцать. Курьер из корпорации Delta Industries. Азиат неопределённо хмыкнул, бросил ленивый взгляд на заляпанный пятнами кофе допотопный печатный журнал для записей, чекнул мой ID через установленный на потолке сканер и мотнул головой – давай двигай. Я дёрнул рукоятку ржавого турникета и оказался в пустом тесном холле, похожем на первый этаж подмосковного ДК культуры. – На лифте, последний этаж, кабинет 1988, стучи три раза, – бросил вслед неприветливый дежурный. Я нажал на кнопку вызова лифта. Где-то вдали послышался зловещий скрежет, достойный старинного хоррора, и кабина неохотно двинулась в мою сторону. Кабинет 1988? Как такое возможно? Я точно помню, что на подходе к участку обратил внимание на серое панельное здание – один подъезд, два этажа. Две тысячи кабинетов могли уместиться здесь только в том случае, если у участка была внушительная подземная часть или же нумерация помещений не имела никакого смысла. Спустя минуту лифт всё же распахнул передо мной свою грязную душу. Внутри было накурено и явственно пахло мочой, а на стенах написано и нарисовано: афоризмы «Трус не играет в мента», «Сдал информатора – сдал норматив», «Табельное не предаст», «Кинул палку – избежал висяка», схематичные изображения коррупционных схем, внушительный (на весь потолок кабины) инфографичный гид по погонам и другие шедевры полицейского фольклора встречали меня во всём своём великолепии. Я осторожно вошёл и уставился на табло с кнопками: их было всего две, но большие, идеально подходящие для удара по ним среднего размера мужским кулаком. Я не стал противиться и стукнул что было сил по той, что своей прожжённой окурками стрелкой обещала отвезти меня наверх. Через несколько минут неторопливого движения кабина резко остановилась, тяжело просев под собственным весом, и нехотя со скрипом открылась. Передо мной был длинный коридор. Времени до встречи с адресатом оставалось ещё около трёх минут, и я, впервые за этот безумный день, решил не торопиться. Благо идти по коридору было интересно: за развлечения здесь отвечали красивые ч/б фотографии, развешенные в шахматном порядке на обеих обшарпанных матово-серых стенах. Снимки рассказывали привычные, но вполне себе занимательные хроники рядового соотечественника в погонах. Чем дальше я продвигался по коридору, тем отчётливее мне представлялась история этого человека: от первого УЗИ-снимка (крохотный эмбрион, сложивший левую ручку так, словно отдаёт честь), через счастливое младенчество (постановочный кадр в фотостудии – между матерью с пронзительно грустными глазами и одетым в винтажную полицейскую форму крепким отцом), беззаботное детство (играет в войнушку с ярко-зелёным пластиковым пистолетом, в потрёпанной отцовской фуражке) и грубую юность (фото из армейской казармы, стоит ногами на двух щуплых «духах», скрючившихся на карачках в три погибели) – прямо туда, во взрослую самостоятельную жизнь (суровые трудовые будни, разудалые пьянки, чьи-то юбилеи, чьи-то похороны, свадьба, развод, ещё одна свадьба, развод и снова свадьба). Заглядевшись на эти навсегда застывшие, будто впечатанные в многовековой янтарь снимки, я вдруг осознал, что иду по коридору памяти много дольше, чем планировал: часы показывали 11:29:34. В запасе оставалось чуть больше двадцати секунд. Вновь опоздать сегодня я уже не мог, поэтому нехотя побежал – сначала медленно, лёгкой трусцой, а потом всё быстрее и быстрее, постепенно переходя на стремительный спринт. И вот я уже нёсся, как ветер, но заветная дверь всё не появлялась. Зато фотографии на стенах даже и не думали заканчиваться: казалось, их становится всё больше. Теперь они отражали каждодневный быт безымянного героя: он просыпался, вставал с кровати, аккуратно, по-армейски застилал постель, чистил зубы, брился, надевал полицейскую форму, завтракал чёрным кофе и бутербродом с плавленым сыром, целовал жену и маленького (лет пяти-шести) сына, выходил из дома, садился в чуть потасканное временем (лет пяти-шести) служебное китайское авто, здоровался с водителем кивком, и машина трогалась с места; проехав от дома на Котельнической до уже знакомого мне здания на «Проспекте Мира», человек вылезал из салона автомобиля, заходил в участок, снова лёгким кивком здоровался с сидящим на КПП дежурным (тем самым азиатом со сбитыми костяшками, который, не в пример его поведению во время встречи со мной, поспешно отложил росфон с файтером в сторону, едва завидев начальника), а потом вызывал лифт, нажимал кнопку «вверх», доставал из кожаной барсетки маркер, писал новый перл на одной из стен, секунду-другую любовался шедевром, ухмылялся, выходил из лифта и, насвистывая «Наша служба и опасна и трудна», неспешно двигался по этому же коридору, где я летел что есть сил. На бегу кадры складывались в самую настоящую анимацию, и чем быстрее я нёсся, тем быстрее перед глазами проигрывался странный немой фильм. А бежал я уже на пределе возможностей, задыхаясь от жажды и желания упасть и остановиться навсегда. В то самое мгновение, когда секундная стрелка подбиралась к неминуемому для меня финалу, а силы стремились к столь же неминуемому нулю, герой фотохроники достиг конца коридора, достал ключ, открыл тяжёлую металлическую дверь и вошёл внутрь. Тут же я увидел эту самую дверь прямо перед своим носом, врезался в неё с размаха и, отрикошетив, упал навзничь. Удар пришёлся на правое плечо, которое, как мне показалось, тут же превратилось в одну огромную гематому. Я скорчился от боли, не в силах вскрикнуть. Дверь открылась: на пороге стоял уже знакомый мне герой в красивой полицейский форме и с аккуратно причёсанными усами, весело отхлёбывающий чай из кружки с надписью «Ну и кто тут босс, падла?» (благодаря фотографиям я уже знал, что кружка была подарена подчинёнными на последнее 23 Февраля). – Ну и чего ты тут разлёгся, парень? 5.3 В кабинете пахло свежей сдобой. Адресат (я понял, он был похож на сменившего профессию почтальона в старом советском мультике из далёкого детства) закрыл за мной дверь, гостеприимным жестом указал на одиноко стоящий перед огромным дубовым столом стул (стул был скрипучий, со следами засохшей крови – кажется, на нём кого-то часто и много пытали) и, смешно чертыхнувшись, побежал снимать старинный чугунный чайник с небольшой походной конфорки (подобный гаджет я видел когда-то на дачном чердаке у своей покойной бабки, любившей всё тщательно складировать). – Ох, не могу я привыкнуть к современным устройствам, чёрт бы их всех побрал. Для меня и электрический-то чайник – инопланетный корабль, что уж говорить о беспроводных самоварах, – со вздохом заметил полицейский, как бы отвечая на мой невысказанный вопрос. И, не оборачиваясь, по-отечески добавил: – Плюшку будешь? – Что, простите? – Жена напекла с утра своих фирменных. Помоги съесть, а то ж не домой всё тащить обратно. Она такого не понимает. А этим мудакам (речь, видимо, шла о коллегах) сладкое не полагается. И так их балую хорошим отношением. Да и калорийно больно, ещё гуще разжиреют, лентяи. Адресат достал из старого деревянного шкафа-буфета поднос с ароматной сдобой, поставил его передо мной и налил чаю, от которого валили тяжёлые клубы пара. Всё это выглядело более чем странно. Но от угощения я не отказался – есть хотелось страшно. Да и пить тоже, и особенно – после неожиданного спринта. Несмотря на дружелюбный настрой адресата, воды я попросить стеснялся, поэтому дул на горячий чай в надежде, что он когда-нибудь остынет. Немолодой мужчина (похожий не только на мультяшного почтальона, но и на известного советского актёра с аккуратными чёрными усами и впалыми щеками, имени которого я вспомнить не мог) сел напротив и с интересом смотрел, как я ем. Голод проснулся во мне исхудалым диким зверем, которому после затянувшейся зимы срочно требовалось восполнить запасы органического топлива. Кажется, адресата это не смущало – и даже, напротив, ему нравилось. – Ну, ты кушай-кушай и потихоньку рассказывай, зачем пожаловал. Я перестал жевать и посмотрел на своего визави: даже сидя, он совершал непрекращающиеся движения – то костяшками похрустит, то усы рукой причешет, то ногой чуть притопнет. Человек-движ, ей-богу. – Ну как… У меня доставка. Delta Industries. Вы меня не ждали? Адресат по-доброму улыбнулся. – А как же! Но вопрос-то в другом. Я-то знаю, что ты мне принёс, а что принесло самого тебя? Эта игра слов дошла до меня не сразу. И несмотря на то что я находился в полицейском участке, мне искренне захотелось поделиться с ментом наболевшим. Да и потом, когда подобные люди задают вопрос, лучше всё же идти на контакт, поддерживая позитивную коммуникацию, иначе милость может легко смениться на гнев. А этого мне сейчас уж точно не надо. – Не знаю… Сегодня выдался жёсткий день. К тому же он у меня на этой работе последний. И это, с одной стороны, печально. А с другой – я даже рад такому раскладу. Курьерство – тот ещё ад. Адресат как будто ждал этого ответа и, резко хлопнув ладонью по столу, радостно воскликнул: – Ну вот и славно! Мне как раз нужен толковый опер. Пойдём к нам. Ты парень, вижу, смышлёный, целеустремлённый и уж точно пунктуальный – я сразу понял по твоему забегу до моего кабинета! – И, обнажив россыпь золотых зубов, адресат засмеялся, да так, что его игольчатые усы задрожали сотнями острых антенн. Я вяло улыбнулся товарищу менту, деликатно умолчав, что сегодняшнее увольнение случилось именно из-за моей «пунктуальности». – Спасибо, я подумаю… Кстати. А что у вас за лифт такой странный? И фотографии на стенах. Мент нетерпеливо махнул рукой. – Да ты это, не бери в голову. Развлекаемся мы так. Это у военных с чувством юмора туго. А у полиции с ним всё зашибись. Даже слишком. Без смеха тут никак. Иначе не вывезешь. Я вспомнил отца и его друзей-коллег – и вынужден был мысленно согласиться со словами адресата и старой русской поговоркой «Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся». – В общем, подумай, сынок, я ведь тебе дело предлагаю. Платят тут хорошо, работёнка не пыльная, хоть местами и стрессовая. Но под моим руководством всё у тебя будет хорошо. Будем двигаться по жизни вместе. Поможешь мне контролировать Северо-Восточный округ: он у нас беспокойный, по дюжине мокрух в сутки, но ведь кому сейчас легко? Время такое, знаешь ли. Хотя когда оно было не такое… Короче, уж лучше вытаскивать из канавы покойника, чем самому в этой канаве гнить. Как приятный бонус, ментов в этих краях не мочат: боятся смертной казни – спасибо многоуважаемому Великому Верховному Правителю (адресат произнёс эту фразу чересчур громко и наигранно уважительно, чуть заметно покосившись на видеопортрет ВВП, величественно хмурившегося на стене за его спиной), хорошо стращает государство. И спасибо (тут он перешёл на такой же наигранный шёпот) нашей азиатской крыше, которая сама как одна большая смертная казнь. Ну и кровная месть своё дело делает: знают, супостаты, что если тронут нашего брата, то семьи их долго не проживут – уж ребята из Триады об этом как следует позаботятся. Поэтому играем с этими нелюдями денно и нощно в кошки-мышки, расследуем предумышленные и разбои да по службе растём. Как говорится, большой российский поклон нашему большому китайскому другу. Я задумался. Что и говорить, профессия курьера никогда не входила в список моих интересов. Но и работа в силовых структурах – тоже. И в первую очередь из-за отца, который, прежде чем стать успешным бизнесменом, большую часть своей жизни отдал армии. Сначала он руководил подмосковным гарнизоном. Потом индустрия военной робототехники благодаря китайским технологиям и дотациям достигла в нашей стране апогея, и он одним из первых интегрировал в ряды военных полностью автоматизированные боевые машины – бегающих «мухтаров», летающих «коршунов» и прямоходящих «приматов». Параллельно с интеграцией роботов появились киборги: теряющие на полях Великой Антизападной войны конечности солдаты после попадания в госпиталь разживались новыми запчастями тела – на этот раз механическими, с биосиликоновой оболочкой. Такова была срочная директива Минобороны, подсчитавшей, что дешевле заказывать железные руки и ноги у китайских подрядчиков, чем отправлять покалеченного солдатика на гражданку и выписывать нового бойца, оплачивая производство формы и всей необходимой амуниции. Но как только горячий этап этой бесконечной войны закончился, ноу-хау быстро пошло под сокращение, а новоиспечённые киборги, покорёженные жестокими сражениями с некогда братским народом, вернулись в свои холодные грязные панельки…