— Посидим, покушаем, водочки выпьем — все как положено. Вы ж нам теперь, считай, как родня будете, — проговорил он. — Вон как раз едут, гляди, Володька! Здоровенная черная машина как раз сворачивала с Гороховой улицы на набережную. Уже другая, новая — видимо, привычный лимузин все еще оставался на излечении в мастерской после наших приключений на Гутуевском острове. Впрочем, этот выглядел даже повнушительнее, а уж блестел так, что становилось больно глазам. Остановился у тротуара, сердито чихнул мотором и затих. Дверца приоткрылась и… Я едва успел поднять руку, прикрывая лицо. Осколки гигантского стекла брызнули брызнули одновременно с пламенем, рвущимся в «Медвежий угол» снаружи. Машина Кудеярова вспыхнула огненным цветком, разбрасывая куски железа, и от грохота вздрогнули стены. Стол отбросило прямо на деда Федора, а тощего Петропавловского и вовсе швырнуло на пол. Я последовал за ним по собственной воле: опыт ненавязчиво намекал, что вслед за взрывом могут последовать выстрелы. Но мгновение шло за мгновением, а до моих ушей доносились только сердитый треск пожара и визг Марфы, разлившей горячий кофе себе на грудь. — Это как же так?.. Дед Федор потряс косматой головой, отряхнул одежду и зачем-то даже поправил съехавший в сторону стол. Постоял немного, обернулся и посмотрел на меня. Без страха — скорее с непониманием и какой-то почти детской обидой. И только потом бросился к выходу. — Фома! Брат!!! Я и представить не мог, что давно уже не молодой человек таких габаритов может двигаться так проворно. Дед Федор будто забыл и о годах, и о больной ноге и ломился через зал, опрокидывая стулья и сшибая обалдевших официантов и подавальщиц, как кегли. Ревел раненым таежным медведем, и в этом голосе уже не осталось почти ничего человеческого — только глухая звериная тоска, от которой мне и самому вдруг захотелось выть, задрав голову к потолку. — Так… поднимайся давай! — Я вскочил на ноги и подхватил Петропавловского за ворот куртки. — Держи деда, пока не покалечился! Чутье не обмануло — старик действительно повредился умом от горя: когда мы выбежали на улицу, он уже лез в горящую машину. Скинул пиджак, обмотал им руки и схватился за повисшую на одной петле дверь. Жалобно лязгнуло железо, и навстречу деду Федору из полыхающего салона хлынуло пламя. А он будто и не заметил. — Сейчас, Фома. Подожди, родненький, сейчас… Спасать было уже некого: после такого взрыва вряд ли уцелел бы даже Владеющий, а огонь стремительно заканчивал дело, выжигая дотла все внутри. Похоже, неизвестный умелец приделал к динамитным шашкам не только часовой механизм, но и добавил чего-то горючего. Температура в одно мгновение прыгнула до нескольких сотен градусов и понижаться явно не спешила. — Стой! — заорал я, обхватывая деда Федора за пояс. — Не лезь! От волнения сил прибавилось чуть ли не втрое, однако тяжелее я уж точно не стал. Обезумевший великан будто и не чувствовал ни моих неполных восьми десятков килограмм, ни повисшего на плечах Петропавловского и упрямо лез вперед. Мои ботинки беспомощно скользили по асфальту, лицо и руки жгло раскаленным воздухом, а ноздри забивал запах горящего волоса, но я все равно держал. Пока не подоспели официанты с швейцаром. Совместными силами мы вшестером кое-как оттащили деда Федора. Он рычал, упирался изо всех сил, лягался, и только когда я встал между ним и машиной, слегка поубавил пыл. Оскалился, сжал огромные кулачищи, даже замахнулся — но бить все-таки не стал. — Уймись, кому говорят. — Я на всякий случай чуть втянул голову в плечи. — Тут уже не поможешь. Ну же, давай… Приди в себя! Вид у деда Федора был жуткий: бороду и космы на голове изрядно подпалило, а брови и вовсе выгорели чуть ли не полностью. На носу и щеках понемногу наливались волдыри, все лицо покрылось копотью, однако страшнее всего были глаза: они не только отражали пламя пожарища, но и сами, казалось, полыхали огнем. Зато теперь в них снова появлялось что-то осмысленное. — Это Грозин их убил, — мертвенным голосом проговорил дед Федор. — И я его достану, Володька. Голову положу, сам помру — а эту паскуду достану, слышишь? — Достанешь, — кивнул я. — Вместе достанем, мое тебе слово. — А ты лихой парень… Знаю, что лихой — и друзья у тебя хорошие. Правильные парни, боевые, хоть еще и молоко на губах не обсохло. С такими в самый раз хоть на зверя, хоть на человека идти. — Дед Федор виновато опустил голову. — Вы уж простите старого, что я так… — Крепко они за нас взялись, выходит. — Я на мгновение задумался. — Значит, и нам тянуть нельзя. Как у вашей сибирской братии с оружием — имеется? Не обрезы с наганами, а винтовок бы хоть с дюжину штук. — Да будет, — мрачно отозвался дед Федор. — Фома уж давно ко всякой пакости готовился, припас кой-чего. И винтовки найдутся, и чего посерьезнее. — Хорошо. Тогда займись. Собирай народ — всех, кого сможешь. А ты, — Я развернулся к Петропавловскому, — разузнай, где его благородие вечером быть изволит. И Фурсову скажи, чтобы своих тоже звал — нам сегодня любая помощь пригодится. — Да я-то скажу, — фыркнул Петропавловский. — Только как ты с Грозиным воевать собираешься? У него и людей в достатке, и дом разве что не в самом центре города. — И то верно. — Дед Федор нахмурился и покачал головой. — Не разгуляешься: только подойдешь — уже и городовые тут как тут. А они благородного в обиду не дадут, хоть ты их озолоти. — Делайте, что велено, судари. А насчет полиции не беспокойтесь. — Я сложил руки на груди. — Это уже моя забота. Глава 35 Дела определенно обретали крутой оборот. Пожалуй, даже круче того, что я ожидал: после поражения на дуэли Грозин просто обязан был отомстить, но никто и подумать не мог, что это случится так быстро. Видимо, с помощью целителей родовой Талант сработал на ура — если уж его благородие не только остался в живых, но и нашел в себе силы строить новые козни. И еще какие — на этот раз барон не разменивался по мелочам и не рисковал, а действовал наверняка. Жестко, наглядно и, надо признать, весьма эффективно: один взрыв буквально обезглавил нашу компанию. Конечно, с торговыми делами кое-как справятся поверенные, у меня уже появились знакомства и в высшем свете, а дед Федор с самого своего приезда в столицу стал боевым командиром сибиряков, но слишком уж многое держалось на авторитете и связях покойного Кудеярова. И трепыхаться без этих связей мы сможем недолго — ровно столько дней, сколько потребуется Грозину снова заручиться поддержкой покровителей, посетить все высокие кабинеты и купеческие сходки. А потом нас просто выкинут — из с Гутуевского острова, и с Апраксина двора, и вообще отовсюду. Отберут то, что можно отобрать. И в конце концов убьют, выловив по одному. Может, и не сразу, но такой исход неминуем: Кудеяров наверняка успел скопить изрядные капиталы в твердой валюте, а дед Федор запросто соберет хоть целую роту сибиряков, но без поддержки сверху все это мало чего стоит, и ресурсов на продолжительную войну у Грозина и стоящих за ним аристократов все-таки больше — неизмеримо. Уже завтра о гибели Кудеярова станет известно всем, и его товарищи, партнеры и просто должники поспешат присягнуть на верность новому хозяину. Люди начнут разбегаться, торговля полетит под откос, а Грозин примется планомерно и уже без особой спешки давить нас везде, где только можно… Но этот день он скорее потратит на то, чтобы как следует отметить грядущие победы. Зализать раны, отлежаться после дуэли — а то и вовсе собрать свою шушеру и устроить праздник. А значит, у нас остается единственный шанс: ударить в ответ прямо сейчас, сегодня, когда никто даже не подумает, что мы вообще способны действовать. Что нам и без Кудеярова под силу всего за несколько часов не только собрать и вооружить маленькую армию, но и заручиться какой-никакой поддержкой властей. И проблемы с первым пока еще не успели проявиться и вылезти во всей красе, то помочь мне со вторым во всей столице мог всего один человек. Тот самый, что прямо сейчас сидел напротив и буравил меня взглядом, в котором удивления и недовольства было примерно поровну. — Да уж, наглости тебе не занимать. — Геловани едва слышно усмехнулся и покачал головой. — И хитрости, судя по всему тоже — если уж прямо сюда пропустили… Что ты такое сказал постовому? Его сиятельство с самого начала перешел на «ты» — хотя прежде всегда обращался ко мне, как подобает по этикету. То ли пытался таким образом свое возмущение, покарать за нарушение регламента и указать зарвавшемуся гимназисту его место, то ли ненавязчиво намекал, что этот разговор будет неформальным. Можно сказать, личным — и уж точно не для протокола. Второе меня устраивало целиком и полностью. Впрочем, никаких иллюзий по поводу сохранения беседы в секрете я не питал: правило «держать язык за зубами» определенно касалось только меня, а Геловани вполне мог доложить, куда следует. И пришить к делу любое мое неосторожное слово, не говоря уже действиях. — Вас интересует, как я сюда попал? А это имеет значение? — Я пожал плечами. — Преданность стране и короне открывает любые двери, ваше сиятельство. — Знаешь, некоторые двери открывать вообще не положено… Ладно уж, присаживайся. Если его преподобие Антон Сергеевич не слишком приукрасил твои подвиги и умения, ты явно не из тех, кто станет заявляться и болтать без надобности. Геловани вел себя нарочито-спокойно и даже слегка развязно, но я все-таки почувствовал исходившую от него тревогу: вряд ли хоть кому-то из посторонних, даже самым высокопоставленным и обладающим громкими титулами, дозволялось являться в этот кабинет — да и вообще во все крыло Зимнего дворца, где разместилась тайная полиция. А я вдруг возник на пороге без предварительного доклада, миновав и гвардейца на воротах, и еще неизвестно сколько видимых и не очень преград. Статскому советнику при такой должности определенно полагалось задуматься — и его сиятельство наверняка это сделал. Но если мое внезапное появление и встревожило Геловани, внешне это не отразилось никак: он умел держать себя в руках и не дергаться — да и наверняка уже сотню раз видал что-то пострашнее чересчур прыткого и талантливого юнца. И пусть мой визит и был вопиющим нарушением всех мыслимых и немыслимых правил — теперь ему оставалось только делать вид, что все идет именно так, как следует. В самом деле — не топать же ногами, возмущаясь на весь Зимний? — Благодарю, ваше сиятельство. — Я кивнул и опустился в кресло напротив. — И прошу извинить меня за неподобающее поведение. Поверьте, мне и в голову не пришло бы потревожить человека вашего положения без особой на то надобности. — Ближе к делу, Владимир, — хмуро отозвался Геловани. — Время проявлять учтивость у тебя было до того, как ты переступил порог дворца. А теперь его нет. — Прекрасно понимаю — как и ваше недовольство, — вздохнул я. — И также понимаю, что после того, что я скажу, его станет куда больше… Но особого выбора у меня нет. Итак, я здесь для того, чтобы предложить вам сделку, Виктор Давидович. — Да уж… А я-то думал, что удивиться еще сильнее я уже не смогу. — Геловани сцепил пальцы в замок и подался вперед. — Но ты превзошел сам себя. Браво. Сделка… Я что, по-твоему, похож на торгаша? — Ничуть, ваше сиятельство. — Я для пущей убедительности помотал головой. — Если желаете, мы можем назвать это договором или соглашением — если уж вам так не нравится слово. Сути это, конечно же, не изменит, но… — Достаточно. — Геловани поднял руку, выставив ладонь вперед. — Скажи мне только одно, Владимир: что должно помешать мне вышвырнуть тебя вон прямо сейчас? — Хм… Как насчет любопытства? — улыбнулся я. — Не возьмусь утверждать, что я сделал для нашего дела так уж много — но, смею надеяться, достаточно, чтобы выслушать меня до конца. — Пожалуй. — Геловани медленно кивнул. — Признаться, мне и правда интересно, что же такое ты сможешь мне предложить. — Информацию. Кое-что о нитсшестах и таинственном злодее, которого никак не может поймать ни тайная полиция, ни Орден Святого Георгия. — Я облокотился на стол. — Готов даже обещать, что он будет в ваших руках еще до конца месяца. — Весьма… смелое утверждение. — Геловани прищурился. — Не могу не полюбопытствовать — откуда же взялась эта самая информация? — У меня есть свидетель, — ответил я. — Надежный человек, чьему слову можно верить. И он будет полностью в вашем распоряжении — как только вы выполните мои условия. — Условия? Речь идет о деле государственной важности… И о человеческих жизнях! Кем надо быть, чтобы утаивать подобное ради собственной выгоды? Геловани отчаянно переигрывал: видимо, сам даже на мгновение не поверил, что его пламенная отповедь повлияет на меня хоть как-то. Скорее попытался надавить по старой привычке — или просто на авось. — Боюсь, вы меня не совсем правильно поняли, Виктор Давидович. — Я чуть опустил голову, старательно изображая смирение. — У меня и в мыслях не было торговаться! Мой долг как дворянина помогать вам и Антону Сергеевичу — но неужели я не могу рассчитывать на вашу помощь? — Взаимные услуги. Ты мне — я тебе. Это и называется «торговаться», Владимир — если мне не изменяет память, — усмехнулся Геловани. — Впрочем, какая разница? Просто скажи, чего ты хочешь. Денег? Орден? Или, может быть, место при дворе его величества? — Нет. К моему же глубочайшему сожалению, ваше сиятельство. Все это мне бы и так предложили за верную службу стране и короне — рано или поздно. Я здесь не для того, чтобы просить о награде. — Я сделал драматическую паузу, набрал в легкие воздуха и закончил: — Мне нужно, чтобы сегодня в полночь на Коломенском острове не было ни одного городового. И чтобы они не появлялись там до двух часов ночи — что бы ни случилось. — Господь милосердный! Что ты такое задумал⁈ — Этого я вам сказать не могу, — отозвался я. — Но даю слово — любое мое действие так или иначе послужит на благо стране и короне. — Ты хоть представляешь, о чем просишь? — Геловани ужене пытался изображать снисходительность или невозмутимость. — Как вообще можно подумать, что кто-то на моем месте пойдет на такое⁈ — Вы молоды, но уже в чине статского советника. Подозреваю, его величество доверяет вашему сиятельству расследование самых деликатных дел — и наверняка предоставил соответствующие полномочия. — Я чуть понизил голос. — И если уж вы достигли таких высот, то наверняка знаете, что мир не делится на черное и белое. И иногда для достижения благих целей приходится использовать весьма сомнительные методы. Едва ли я ошибусь, сказав, что вам приходилось заключать соглашения куда более опасные и… — Не сиди ты сейчас прямо здесь, я бы подумал, что со мной говорит не безусый юнец, а человек, проживший лет сорок, не меньше… Да, ты прав, черт побери — мне приходилось! — Геловани нахмурился, закусил губу и зачем-то покосился на дверь. — Но никогда я еще не шел на сговор с гимназистом! — Что ж, все когда-нибудь случается в первый раз, ваше сиятельство. — Я пожал плечами. — Подумайте сами, какие перспективы это откроет перед нами обоими. Того, кто поймает убийцу сиятельных князей, ждет не только награда и новый чин, но и слава, которой позавидуют даже особы императорской крови. Вы возглавите департамент полиции, а может, и министерство!