И теперь пришло время довести дело до конца. Я обернул фигурку носовым платком и, примерясь, осторожно надавил. Слоновая кость жалобно хрустнула, посыпалась мелкая белесая крошка, и в моих руках остались несколько обломков: лапы с подставкой в виде толстой ветки, тело, хвост. И голова с куском тощей шеи сантиметра в полтора длиной. В самый раз. Вряд ли мастер пришел бы в восторг узнав, как я обошелся с его вычурным творением. Но для моей задумки птица целиком не годилась, а раздобыть очищенный вороний или крысиный череп я смог бы лишь теми способами, о которых не хотелось даже думать. Да и время поджимало — я планировал закончить здесь еще до ужина. Похоже, испорчу ее сиятельству аппетит. Поделка получилась на славу. Не слишком аккуратная, насквозь фальшивая и, конечно же, лишенная даже самой крохотной капельки колдовской силы. Зато выглядела натурально: когда я кое-как примотал к птичьей голове подобранную во дворе веточку, вытянул руку и посмотрел на свое творение со стороны, оказалось весьма похоже. Крохотный нитсшест почти не отличался от настоящего, и даже в узелках бечевки на костяной шее будто проскальзывало что зловещее. Я даже еще раз пробежал глазами по всем виткам, проверяя, не наплел ли чего по настоящему рабочего — не хватало еще сдуру сконструировать ненацеленный науз. Но нет, обошлось: пальцы не занимались самодеятельностью, и колдовства в моей игрушке не было даже в фоновом режиме. — Ее сиятельство вас ждет. Проходите, Владимир Петрович. Дворецкий обратился по имени и отчеству, но будто выплевывал слова. Да и смотрел так, что я всерьез начал опасаться, что он вцепится мне в глотку пальцами. Или подстрелит в спину, когда мы будем подниматься по лестнице. Впрочем, неудивительно: в нашу последнюю встречу я не только заявился в особняк посреди ночи, но и остался в опочивальне хозяйки до самого рассвета. И, если Фурсов не соврал, мы с ее сиятельством изрядно… скажем так, шумели. Но, на мое счастье, в этом доме слуги пока еще не командовали, так что дворецкому приходилось подчиняться приказу и быть со мной настолько учтивым, насколько полагалось. Впрочем, и не каплей больше: шагнув на ступеньку, я тут же услышал за спиной недовольное сопение, а чужой взгляд буквально прожигал на пиджаке между лопаток дырку и не отпускал, пока мы не добрались до комнаты для аудиенций. Конечно же, ее сиятельство не стала принимать меня в спальне — вместо этого выбрала помещение, которая оказалась чем-то средним между кабинетом, библиотекой и второй гостиной. В пользу первого говорили письменный стол и кресло у окна, в пользу второго — обилие книжных полок из темного дерева, наполненных фолиантами в золоченых обложках. Но и для встречи комната тоже годилась. Даже если круглый столик и пару низких бархатных кресел не принесли сюда специально для моего визита. Вяземская заняла дальнее и устроилась так, чтобы тут же увидеть любого, кто переступит порог. То ли боялась чего-то, то ли давала понять, кто тут главный. А может, просто рисовалась, отчаянно изображая ледяную и неприступную крепость. Даже одежду выбрала соответствующую: жемчужное ожерелье и узкое платье в пол из голубого шелка. Прямо Снежная Королева. Смотрелось эффектно, хоть я и предпочел бы видеть ее сиятельство в теплых тонах. Ну, или вообще без всего. — Доброго дня, милостивый сударь. — Вяземская повернулась ко мне — нарочито медленно, умудряясь при этом еще и слегка задрать подбородок. — Вы не предупреждали о визите. Не уверена, что нам стоит встречаться в моем доме. Кем бы ни был враг моей семьи — он наверняка не дремлет и следит за каждым нашим шагом. На мгновение у меня даже мелькнула мысль как можно более ехидно поинтересоваться насчет участи так называемого жениха — раз уж ее сиятельство сама заговорила о врагах. Вяземская вполне могла знать и самом факте нашей дуэли с Грозиным, и об исходе поединка… Впрочем, могла и не знать — и в таком случае не следовало тревожить ее сверх меры. Ей и так придется несладко. — Я даже не уверен, что нам вообще стоило встречаться, сударыня, — вздохнул я. — Но так уж сложилось, и теперь мы с вами, кажется, в одной лодке. Так что позвольте преподнести вам небольшой подарок. — Подарок? — пробормотала Вяземская. — Мне?.. — Именно так, ваше сиятельство. — Я достал из кармана самодельный нитсшест. — Вам приходилось видеть что-то подобное? Когда я бросил поддельный птичий череп на обтянутые голубым шелком колени, Вяземская тихонько пискнула и дернулась так, что без видимого напряжения сдвинула с места тяжелое бархатное кресло и впечатала спинкой в полку. А потом подпрыгнула, забираясь на него с ногами, и принялась судорожно отряхиваться, будто по ее одежде только что пробежала мышь. Или змея, или какое-нибудь уродливое и ядовитое насекомое, которого ни в коем случае не стоило касаться. Такой страх попросту невозможно было бы подделать — нет, он оказался вполне искренним, хоть моя поделка уже и валялась на ковре в нескольких шагах. — Можете не отвечать, ваше сиятельство, — вздохнул я. — Вижу, вы уже встречались с такими игрушками. И даже более того — прекрасно знаете, почему их следует опасаться. — Уберите это немедленно! — прошипела Вяземская. — Я представления не имею, что вы задумали и зачем принесли… — Может, хватит уже врать? — Я на всякий случай прикрыл дверь. — Вы и так уже вляпались по самые прелестные ушки — и не стоит загонять себя еще глубже. Ложь вам не поможет. На этот раз игра в гляделки длилась чуть ли не минуту. Ее сиятельство метала глазами молнии, полыхала всей мощью Таланта, но я выдержал все это без труда — а вот ей крыть мой козырь оказалось уже нечем. При всем своем гоноре и самонадеянности дурой Вяземская уж точно не была — и наверняка сообразила, что любые попытки отпираться или изображать неведение заведомо обречены на неудачу. — Как… как вы узнали? — наконец выдавила она. — Признаться, не без труда. — Я чуть склонил голову и шагнул вперед. — Любой другой на моем месте додумался бы куда раньше. В самом деле — подсказок имелось предостаточно. Они буквально валились на меня с того самого дня, как я угодил в этот мир. Для профи-сыскаря или героя детективов такая задачка и вовсе показалась бы недостойной даже разминки. Но я был солдатом, а не пинкертоном, так что даже тысячелетний опыт помогал разве что видеть следы колдовства, но уж точне не выстраивать многоэтажные умозаключения в духе Шерлока Холмса или Эркюля Пуаро. Недостающим кусочком мозаики стала вчерашняя дуэль. Точнее, поведение Вяземского — слишком уж отчаянно его сиятельство желал видеть Грозина мертвым. Похоже, эту парочку связывали секреты, которые мне еще только предстоит разгадать. Но барон, очевидно, знал о старике и всем его семействе что-то по-настоящему жуткое. То, что Вяземским приходилось скрывать — и вкупе с остальными загадками и странными совпадениями вариантов осталось немного. Точнее, всего один. — Давайте посчитаем вместе, ваше сиятельство. — Я шагнул вперед и опустился в кресло. — Первое — это Жаба, которой почему-то очень хотелось забраться в трамвай. Тот самый, где я встретил девушку, похожую на вас как две капли воды. Второе — нашествие Упырей на Васильевский остров и труп дворника в подвале… Жизнь этого человека на вашей совести. Вяземская не ответила — лишь едва слышно шмыгнула носом. От ледяной величавости не осталось и следа: теперь передо мной сидела самая обычная девчонка. Молодая, бестолковая и ко всему прочему еще и перепуганная чуть ли не до смерти. — Третье — Жаба во дворце Юсуповых… Как думаете, я смогу найти ваше имя в списке приглашенных? — Я чуть наклонился вперед и закончил почти шепотом: — И четвертое — страх. Вы… Вся ваша семья боится — и, подозреваю, не только того, что рано или поздно вас непременно раскроют. — Я… я не могла поступить иначе. — Вяземская всхлипнула и совершенно не аристократично вытерла нос тыльной стороной ладони. — Вы не поймете. — А вот здесь ваше сиятельство ошибается, — усмехнулся я. — Я вряд ли смогу оправдать подобные поступки — даже при всем желании. Но понять, пожалуй смогу. Особенно если вы потрудитесь назвать того, кто дал вам эту гадость… и по меньшей мере дважды. — Никто! — Вяземская вцепилась в подлокотники кресла. — Можете казнить меня или… — Нет-нет-нет. Так не пойдет, ваше сиятельство. — Я погрозил пальцем. — Давайте попробуем еще раз: вы скажете, кого так упорно покрываете — только теперь не будете врать. Может, я и не самый сообразительный из ваших друзей — зато непременно почувствую ложь. И все равно узнаю — так или иначе. — Я откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. — В сущности, разница лишь в том, что чистосердечное признание пока еще может облегчить вашу участь — а заодно и участь тех, кто вам дорог. Вяземская честно пыталась держаться. На мгновение даже показалось, что она справится — и просто велит вышвырнуть меня вон. На вполне законных основаниях: в конце концов, никаких доказательств у меня на самом деле не было. Только домыслы и умозаключения, и они наверняка не показались бы убедительными даже Дельвигу — не говоря уже о Геловани или прочих представителях титулованной знати, для которых слово какого-то там гимназиста не стоило ровным счетом ничего. К счастью, мои слова, да еще и подкрепленные Талантом, оказались достаточно убедительными, а Вяземская — достаточно напуганной, чтобы поверить в отсутствие выбора. Она все-таки ответила: совсем тихо, шепотом. Я скорее прочитал по губам, чем услышал. И едва не выругался. Но удивление продлилось не больше мгновения — зато потом все стало понятно и предельно ясно. Так, что я даже в очередной раз удивился, что не догадался сам. Картина открылась. Конечно, не целиком, но на этой ее части темных пятен больше не осталось. Ни одного. — Что вы будете делать? — тихо произнесла Вяземская, вытирая слезы. — Теперь, когда все стало… стало явным? — Я подумаю. У меня достаточно времени решить вашу участь — но до тех пор молчите и делайте вид, будто этого разговора не было. — Я поднялся из кресла, шагнул к выходу — и уже у самой двери обернулся и закончил: — И, ваше сиятельство — прошу, не натворите глупостей. Если со мной что-нибудь случился — хоть самая крохотная неприятность — ваш род уничтожат. Глава 34 — Еще чего-нибудь изволите? Может, котлеток принести? Свежие, прямо с пылу с жару, Семен только вот в обед налепил. — Благодарю, Марфуша. — Я отодвинул опустевшую тарелку из-под борща. — Но куда мне столько обжорствовать? Кофейку бы — и хватит, пожалуй. — Мигом принесу! Крепкий, все как любите. А если еще чего пожелаете — только скажите. Я для вас, Владимир Петрович, на все готовая! Марфа улыбнулась, игриво подмигнула и удалилась в сторону кухни, старательно вращая тазобедренной конструкцией. Подавальщицы в «Медвежьем углу» уже чуть ли не месяц отчаянно сражались за право обслуживать меня за обедом или ужином, и именно эта, похоже, побеждала почаще других. Любой другой на моем месте непременно воспользовался бы положением завидного кавалера и чуть ли не ближайшего друга семьи Кудеяровых, но я проявлял умеренность… Ну, старался проявлять. И даже в еде — на местных харчах даже с юношеским метаболизмом запросто можно было отъесться до размеров кабана, а не поддаться чарам ароматов кухни порой не хватало никаких сил. Впрочем, не сегодня. Вчерашние события и новости не только заставляли задуматься, но и изрядно портили аппетит. Я кое-как втиснул в себя тарелку борща, а вот на второе блюдо почему-то не хотелось даже смотреть. Организм настойчиво требовал кофе и, возможно, чего-нибудь сладкого — чтобы хоть как-то подкормить мозг, который честно отработал почти целые сутки и вот-вот собирался объявить забастовку. Картина понемногу складывалась, однако и белых пятен на ней оставалось предостаточно. Я наверняка не так уж плохо сопоставил факты и даже пробился за их пределы на голой логике, но доказательств отчаянно не хватало. Так что мчаться в Зимний или на Почтамтскую к Дельвигу определенно пока рановато — да и, в сущности, не с чем. И перед тем как делать громкие заявления мне определенно стоило собрать хоть немного информации. Проследить, понять, отделить случайности от истинных событий, раскрутить ниточки чуть дальше… Сейчас все выглядело так, что Геловани наверняка послал бы меня по известному адресу вместо того, чтобы выслушать и предоставить помощь полиции. Впрочем, я вполне мог обойтись и без нее — в отличие от того же Дельвига. — И чего это ваше превосходительство такие печальные? — Петропавловский легонько толкнул стол бедром и плюхнулся на стул напротив. — Какая беда стряслась? — Пока нет, — отозвался я. — Дело у меня к тебе есть, братец. — Дело — это хорошо. Дело — это денежки. Денежки — это автомобили, шампанское и прекрасные дамы. — Петропавловский мечтательно заулыбался. — А прекрасные дамы — это мы всегда пожалуйста. — Оставить прекрасных дам. Потом будешь жизни радоваться. — Я подался вперед и заговорил чуть тише. — Надо проследить за парой человек… или не за парой. — Опять эти твои хитрые изыскания, братец? — Да уж, хитрее некуда, — вздохнул я. — Отправь кого-нибудь приглядеть за домом, куда мы Фурсова подраненного возили: кто приходит, кто уходит, когда. И за самой княжной тоже. За отцом ее, за бароном Грозиным, если уже очухался, болезный, и за… — Ну ты, брат, загнул. — Петропавловский нахмурился и на всякий случай даже огляделся по сторонам. — Чего задумал — за титулованной братией шпионить. Это тебе не Прошка с каторжанами. Поймают — мало не покажется. — Да знаю! — сердито отозвался я. — Но очень надо. — Ну, княжну я с удовольствием возьму на себя. На Каменный остров Фурсова отправим, он у нас как раз неспешный, да и дом никуда не убежит. К Грозину тоже найдем кого-нибудь, а вот с князем посложнее будет. Тут умелец нужен, а филеры за благородных не особо и берутся. — Петропавловский поморщился. — Боятся сиятельного гнева — и, я тебе скажу, правильно боятся! — А ты вдвое больше заплати — сразу боятся перестанут. — Я пожал плечами. — Давай, ищи охотников — и не жад… — Чего это вы тут опять задумали, внучки? От громогласного рыка правое ухо на мгновение заложило. Для своих габаритов, возраста и хромоты дед Федор умел подобраться внезапно — видимо, потому, что одним шагом покрывал если не половину зала в «Медвежьем угла», то треть уж точно. — Все, никаких дел на сегодня. — На плечо опустилась тяжеленная ручища. — Сейчас Фома с сыном приедут — кушать будем и разговоры разговаривать. Отдыхать тоже надо! — Дед, за что?.. — простонал Петропавловский, картинно закрывая голову руками. Я промолчал, но мысленно успел обругать себя целых два раза: за то, что забыл про встречу с семейством Кудеяровых. И за то, что не придумал подходящую отговорку — что-то вроде срочного и смертельно важного визита к уважаемому Соломону Рувимовичу. Впрочем, избежать сомнительной встречи все равно не получится: она обязана рано или поздно случиться — если уж глава купеческого решил что, настало время наконец ввести непутевого наследника в курс торговых дел и познакомить с его будущими… скажем так, соратниками и партнерами. И совершенно неважно, что не далее как пару месяцев назад они чесали друг о друга кулаки. В общем, я ничуть не горел желанием встречаться с младшим Кудеяровым еще и здесь, в «Медвежьем углу» и полностью разделял кислый настрой Петропавловского, но особого выбора у нас, похоже, не был. Вежливость и положение обязывали, а путь к отступлению через кухню отрезала могучая фигура в специально надетом для особого случая сером костюме. Дед Федор будто нарочно встал так, чтобы мы уж точно не удрали.