Приехав в район, где находится резиденция Хамида, Марыся на пороге передает няне спящего уже малыша и решает как-то поднять себе настроение. – Заскочим на минутку в галерею? – спрашивает она у Нади, которая тоже уже немного устала. – А зачем? – кривится девочка. – Ведь ты никогда не любила ходить по магазинам без цели. – Может, что-нибудь себе купим? – искушает мама. – Что? Мамуль! Это бессмысленно! – Так что, снова весь вечер будем сидеть в четырех стенах? – Женщину все больше раздражает эта ситуация. – Может, папочка приедет? – надеется Надя. – Скорее всего, нет. – Почему он все время сидит в клинике, а дома только тогда, когда ты на занятиях, а я в школе? – Сообразительная девочка прекрасно все замечает и понимает: некоторые вещи сразу бросаются ей в глаза. – Он что, нас уже не любит? Марыся решает не настраивать дочку против человека, которого та любит и считает своим отцом: – Любит, но у него много работы. – Глупости, мама! Надя опускает глаза и строит обиженную мину, как если бы знала, что это мама виновата в сложившейся ситуации: – Ты делай что хочешь. Я, во всяком случае, иду домой, потому что через полчаса мой сериал на «Дисней плэнэт». Извини! – В таком случае водитель завезет тебя и тут же сможет вернуться за мной, когда я сделаю покупки, – решает, разозлившись, Марыся, потому что не хочет очередной вечер проводить дома. Как, впрочем, не хочет идти и в торговый центр: прогулки женщины без сопровождения вечерней порой в Саудовской Аравии не приняты и могут плачевно закончиться. «Черт возьми! – бесится она. – Недостаточно того, что я замужем, но практически без мужа, так еще и эта маленькая засранка капризничает! Что за жизнь!» Она выскакивает из автомобиля у входа в центр, так что у испуганного водителя нет возможности возразить. Он чувствует себя ответственным за жизнь пассажиров, а подобный сумасшедший поступок женщины слишком опасен. Водитель успевает только открыть рот, но не с кем уже говорить: женщина исчезает в толпе традиционно одетых саудовцев. «Что за черно-белое домино!» – иронично улыбается Марыся себе под нос, видя женщин в черном, в большинстве своем с закрытыми лицами, и мужчин в белых длинных, до пола, рубашках. Днем с огнем тут можно искать кого-то в европейской одежде. Сама она всегда ходила в Саудовской Аравии с открытым лицом, но всегда была в чьем-то обществе, поэтому сейчас чувствует себя странно чужой, особенно под осуждающими, критическими взглядами арабских женщин. Она становится перед витриной большого магазина с фирменной обувью и сумочками и решает, что ей дальше делать. «Даже не могу переждать необходимые два часа в безопасном кафе или ресторане. Отделения для семей не предназначены для женщин, которые, по мнению общественности, ходят одни только с развратной целью – для того чтобы подцепить кого-нибудь». У Марыси шумит в голове, она не знает, куда идти. «Снова я приняла кретинское решение!» – проклинает она себя за безрассудность. Потом поворачивается и украдкой осматривает приятный уголок с французскими блинчиками, полный довольных людей. У столиков сидят или пары, или женщины с детьми, или большие семьи. Там нет для нее места. «А может, к кому-нибудь подсесть?» – проносится в ее голове шальная мысль. – Что ты тут делаешь? Чего ищешь? – вдруг слышит она над ухом громкий резкий голос. Как из-под земли, вырастает перед ней мутавва в классической аскетической одежде, с головой, обвязанной платком и со всклокоченной длинной бородой. – Где твой махрам?! – орет мужчина, а проходящие мимо люди или смотрят в пол, делая вид, что ничего не видят, или обступают их широким полукругом. – Ходишь одна?! Где опекун?! Сумасшедший мужчина одной рукой нервно дергает бороду, и розгой, которую держит в другой руке, бьет себя по щиколотке. – Мой махрам в туалете, – врет не стесняясь Марыся. – Я уже иду к машине. Она быстро поворачивается и хочет бежать к выходу, но фанатик хватает ее за плечо крепко, сдавливая до кости. – В каком туалете? Что ты мне тут рассказываешь? – Я что, должна была пойти с ним? В мужской сральник? – Марыся не выдерживает глупости и агрессии мужчины, в ней закипает бешенство. – Полиция! Полиция! – орет во все горло мутавва. – Преступление! Марыся чувствует, что, кроме тех проходящих мимо людей, кто опустил глаза, все ее рассматривают. Больше всего ей страшно, что никто не остановится и не поможет ей в абсурдной ситуации. – Я уже здесь, халати,[78] – вдруг слышит она за спиной молодой мужской голос. – Сколько можно! – ругает Марыся парня, единственного из толпы, кто хочет помочь ей вырваться из лап религиозного болвана. – Видишь, на что ты меня обрек! – Кто ты? Что ты тут делаешь? – Мутавва сбит с толку и переступает с ноги на ногу, но когда видит направляющегося в их сторону служащего полиции, к нему возвращается решимость. – Предъяви документы! Сейчас же! – снова раскрывает он пасть, как будто они стоят на противоположной стороне улицы, а не нос к носу. – Прошу. Омар бен Ладен. – Юноша с гордостью достает игаму, так как отдает себе отчет, что его семью никто не потревожит. – Спасибо, Омар, – шепчет ему Марыся по-английски, потому что знает: служащие нравственно-религиозной полиции – это преимущественно необразованные олухи, ни один из них не понимает иностранного языка. – Ты тот самый двоюродный брат Хамида из Джидды? – Ты так рьяно с ним пререкалась, что не заметила, как я подошел, – улыбается юноша, не обращая внимания на служаку, который таращится в его небольшой ID как баран на новые ворота. – Ее документы, – неутомимый формалист обращается к мужчине, который хочет увидеть документы женщины: для него она не существует, и даже взгляд на такую, по его мнению, уже грех. – Прошу. Марыся благодарит Бога (и в то же время Хамида), что получила свои старые документы, в которых она числится женой бен Ладена. – Напомни тетке, чтобы в будущем она не таскалась одна в общественных местах, а то будет наказана. Последнее слово должно быть, конечно, за ортодоксом, хотя уходит он не солоно хлебавши, оставив свою жертву в покое. – Что это тебе пришло в голову, тетя, одной прогуливаться по магазину, и к тому же с открытым лицом? – весело спрашивает Омар, ведя Марысю к столику, который он занимает со своими приятелями. Женщина оглядывает всех и замечает, что молодой мужчина и одна из девушек взирают на все со скукой, несмотря на то что стали свидетелями такой сцены. Однако молоденькая девушка с черными пронзительными глазами живо этим заинтересована и взволнована. – А ты что? С семьей тут сидишь? Не припомню таких среди бен Ладенов, – шутливо ворчит Марыся и тут же хохочет, прикрывая рот ладонью. – Это Аида, ее брат Абдул и их двоюродная сестра Абля, – представляет Омар компанию. – Мы пьем кофе и ждем блинчики. – Неплохо! Вы отважные! Марыся удивляется молодому арабскому поколению, которое может свободно куда-то ходить в этой стране. – Что же в этом плохого, что мы хотим вместе проводить время? – спрашивает Аида. – Это геройство – выпить кофе? В ее голосе слышны возмущение и волнение. – Это абсурд, знаю, но вы сами за минуту до этого видели, как тут соблюдаются закон и справедливость. Омар выражает надежду: – Может, нам удастся иногда встречаться. Аида попробует достать документ на кого-либо из членов семьи. Абля смотрит на него, как на сумасшедшего, а Абдул в раздумье потирает модно подстриженную бородку. – Не делайте этого! – предостерегает брат девушки. – Ты не можешь ходить с ID нашего отца! Во-первых, он старше тебя по меньшей мере на двадцать пять лет, кроме того, тяжелее на пятьдесят килограммов. Он тихонько смеется, так как знает, что на его родине выказывание радости также запрещено. – У вас ведь есть еще один брат, который, скорее всего, не вернется, потому что что-то серьезное натворил, – говорит Омар, а Абдул смотрит на сестру с упреком и злостью. – У нас уже нет брата. Понимаешь? – почти кричит он. – Даже не упоминайте о нем. Никто не понимает, что вывело мужчину из равновесия. Абдул же до конца жизни не забудет, как люди из разведки Саудовской Аравии вместе с ЦРУ, а потом и журналистами из СNN пришли к ним домой и показали фильм, в котором джихадист на территории исламского халифата в Сирии с лицом, закрытым балаклавой, рубит мачете голову какому-то несчастному. Мама сразу по глазам узнала сына, а когда заметила небольшую родинку на веке, уже была уверена. С этого времени все дрожат, боятся, что сумасшедший убийца захочет их навестить или станет принуждать к своей деятельности. Они цепенеют при мысли об общей ответственности и о том, что могут быть посажены за сочувствие движению, которое осуждают всем сердцем. Абдул старается говорить спокойно, хотя по-прежнему у него все дрожит внутри. – Лучше пусть твой дядя бен Ладен оформит какой-нибудь документ. Ведь у вас есть в этой системе свои люди, – улыбается он язвительно. – Он и так оказал мне любезность тем, что я у него живу, поэтому просить его о большем я не буду. Омар – гордый парень и понимает, что в принципе чужой мужчина без какой-либо выгоды помог ему и Сальме: – В общем, можем встречаться иногда так, как сегодня, да? – Как вы сами видели, это небезопасно, – такое положение не нравится Абдулу. – Не хочу подвергать сестру подобным неприятностям или, не дай бог, еще худшему. Аида решает прекратить разговор: – Ты меня ничему не подвергаешь! Успокойся! Она не хочет, чтобы напряжение, которое висит в воздухе, помешало ее планам. – Видите, как архаичные традиции могут затруднить жизнь человеку? – спрашивает она, и Марыся соглашается, кивнув головой, так как поддерживает молодую бунтарку всем сердцем. – Если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, буду рада ее оказать, – предлагает она. Женщина благодарно смотрит в честные глаза Омара: – Я твоя должница. – Не преувеличивай! Каждый мужчина должен встать на защиту женщины, – говорит юноша, довольный удивлением и восхищением, которые видит во взгляде Аиды. Хамид, стоящий невдалеке в тени столба, смотрит на группу и думает о том, что его желторотый двоюродный брат делает в обществе этой подозрительной семьи, за которой спецслужбы – с ним самим во главе – следят уже долгое время. И что делает с ними его Мириам?! Он не знает, поэтому решает не терять след и лично заняться этим делом. На следующий день, с самого утра, Омар звонит своей девушке, просто лучась от счастья: – Вчера все было прекрасно, правда?