— Ты ведь уже понял, что никакие украшения она не крала? Что Дамир подкинул их ей. По какой причине, возможно, спросишь ты? Чем могла обычная няня так задеть семилетнего ребёнка? Она его била? Она издевалась над ним? Не угадаешь. Я бы не угадал. Мария Степановна оставила твоего сына без мороженого за плохое поведение. А когда он начал скандалить — поставила в угол. — Откуда ты всё это знаешь? — наконец выдохнул он. — Я умею смотреть вглубь. Ахмед замолк, переваривая услышанное. — Они несовершенны. Ну и что?! — наконец, заорал он. — Чистоплюй херов, кто ты такой, чтобы судить меня? Чтобы судить нас? Несколько людей в минус. И что? Знаешь, сколько жизней спасли благодаря мне? Сколько пациентов выходят из моих больниц?! — «Несовершенны», — я покатал это слово на языке. — Несовершенен человек, который ленится фантик до мусорки донести. А ты и твоя семья — отбросы. В голосе проскочил вибрирующий хрип. — Которые успешно мимикрируют под людей. Потому что статус и деньги открывают для вас все двери. Отвечая же на твой вопрос, я — Арбитр. И я здесь не для того, чтобы судить. Время суда прошло. Я здесь, чтобы привести приговор в исполнение. Руслан задрожал, стремительно проходя все стадии принятия до единой. — Хочешь убить? Похер. Убивай. За меня отомстят. Есть люди и повыше меня. Ты такую цепочку поставок нарушил, что теперь это лишь вопрос времени. Ты просто ходячий мертвец. Его бравада выплеснулась, как подкипевший суп и оставила после себя лишь вонючее облако. Наклонившись, я стянул шлем с головы и мрачно улыбнулся. — Убивать? Я не стану тебя убивать, Руслан. Я сделаю кое-что гораздо хуже. Моя рука налилась нестерпимым светом, активировав Прикосновение искупления. — Я покажу всему миру твоё истинное лицо. Каждый из нас герой в своей собственной истории и никогда — злодей. Каждый легко и охотно находит сотни причин, отговорок и рационализаций, чтобы обосновать любой свой дерьмовый поступок. Если тебя толкнули в метро, это наверняка сделало тупое быдло! Куда оно только смотрит?! А если толкнул ты, так вагон качнулся. Что тут поделать? Если паркуются перед твоим подъездом поперёк газона, явно какой-то бескультурный урод. Права бы у него отобрать! А если машину бросил ты, так в магазин надо заскочить. Всего на пять минут. Да и места все забиты. Если предают тебя, гореть им в аду! А если предаёшь ты, так обстоятельства изменились, это учитывать надо. Свои интересы не будешь блюсти, без штанов оставят. На каждую ложь, воровство, измену и подлость найдётся веская причина. Каждая низость постфактум, и а иногда и заранее оправдывается. Сделать иначе невероятно трудно. Потому что примириться с тем, что ты в своей истории злодей, не готов практически никто. Послушать маньяков, даже они имели причины. Жертва фривольно одевалась и оказывала знаки внимание. Доверилась и впустила в свой дом. Искушала. Заслужила. Заслужила всё, что с ней произошло! Человек готов выстроить потрясающие в своей сложности хрустальные замки, лишь бы не смотреть в глаза фактам. Лишь бы не видеть, что отражение давно растеряло ангельские крылья, а с его плеч почему-то капает мазут. Разбить эти хрупкие на вид, но невероятно крепкие на деле иллюзии почти невозможно. Словами во всяком случае. У меня есть кое-что сильнее слов. Прикосновение искупления — это последнее и сильнейшее средство в арсенале Арбитра. То, что помогает достучаться до самого закоренелого преступника. Иногда, чтобы поменять парадигму, надо всего лишь посмотреть с другого ракурса. Заклинание пробивает себе дорогу в самые глубины разума Ахмеда. Как и с Прикосновением покаяния я вижу всю его подноготную. Однако теперь кино включается для нас обоих. И впервые в своей гнилой жизни Руслан смотрит на другого человека не с позиции агрессора, а с позиции жертвы. Я вижу каждый раз, когда он убивал, лгал, увечил, предавал, подставлял, шантажировал, подкупал, обольщал, унижал, кляузничал и позорил. Каждый мелкий грешок. Каждое позорное пятно. А вместе со мной их видит и сам преступник. От лица другого человека. От лица жертвы. Ахмед наблюдает и пытается закрыть глаза, но не может, потому что человек с его лицом безжалостен и эффективен. Это Руслана продают в рабство. Это его насилуют. Это его убивают. Это его подсаживают на наркотики. Это его жизнь ломают. Ломают. Ломают! Заклинание меняет агрессора и жертву местами. Силком включает заржавевший, нет, атрофировавшийся механизм эмпатии в душе ублюдка. Тот заново проживает кровавые страницы собственной истории. И когда свет погас, я увидел человека, абсолютно раздавленного грузом собственных деяний. Ахмед лежал на спине, запрокинув лицо к темнеющему небу. Он испустил мучительный протяжный вопль. Душевная боль сильнее искалеченной ноги. Ребёнок впервые кричит, когда включаются его лёгкие. Ахмед кричит, потому что омертвевшая совесть вновь даёт о себе знать. — Боже, что я натворил!.. По его лицу бежали слёзы, а пальцы царапали грудь, срывая пуговицы на рубахе. Я отвернулся от него и приблизился к двум оглушённым телохранителям. Споро исцелил их и направился вниз. Ахмед увидел, но это был лишь первый этап. Теперь он начнёт действовать. Просто не сможет иначе. Он искупит свои деяния, так или иначе. Лишь тогда моя миссия Арбитра будет окончена. Конечно, мне хотелось убить его, но это принесло бы тактическую победу и стратегический проигрыш. Потому что теперь Руслан сдаст всех, кто был замешан в этом дерьме хоть на мизинчик. Он самолично и охотно даст показания, предоставит улики и будет помогать следствию. А что касается его безопасности, я не питаю иллюзий. За жизнь бизнесмена после явки с повинной не дадут и ломанного гроша. Зато теперь мне известны имена тех, кто сотрудничал с Ахмедом. И однажды я приду по их души. * * * Внизу около небоскрёба ревели сирены. Их отблески отражались в огромных фасадах окружающих зданий. Сюда стянулись десятки машин. Уйти, не попав в руки полиции, будет невероятно трудно, но всё же я попытаюсь. У меня нет с ними вражды. Они просто выполняют свою работу. А потому пробивать себе путь наружу силой я отказываюсь. Лифты к этому моменту уже не работали — их заблокировали. Пришлось спускаться по лестнице, сквозь целое здание. Даже с моей скоростью и выносливостью процесс не мгновенный. Благодаря Взятому следу удалось заранее засечь поднимающийся отряд СОБРа. Они явно получили наводку, поэтому целенаправленно двигались в сторону крыши. Часть бойцов отвлекалась на прочёсывание этажей. Двигаясь позади главной группы, они залетали внутрь помещений и планомерно осматривали их. Избежать обнаружения, когда ты видишь противника сквозь стены гораздо проще. Тем более, что в эту минуту им банально не хватало численности, чтобы охватить всё пространство и не оставить мне лазеек. А потом я заметил дюжину офисных работников, сгрудившихся в одном из закрытых кабинетов. План родился на ходу. Доспехи исчезли в Кармане. Снова пришлось надевать костюм. * * * — Полиция! На пол! На пол, я сказал! — ворвавшись заорал один из людей в балаклаве. Забившиеся в офис люди закричали, падая на сомнительной чистоты ковролин. Боец тщательно осмотрел их, держа на прицеле, коротко допросил и развернулся к напарнику. — Проводи их. Только быстро! Одна нога здесь, другая там! — Не лезь без меня! — строго рявкнул второй. — А вы за мной! Люди, решившие, что они здесь заложники, шустро побежали за бойцом в униформе. Я наблюдал за всем этим, стоя всего через несколько тонких гипсокартонных стен, и дождавшись, когда СОБРовец промчится мимо, вынырнул вслед за последним гражданским. Те выглядели настолько ошалевшими, что даже не заметили, что вместо дюжины их стало тринадцать. Ну а без доспехов, в белой рубашке и штанах, попробуй меня отличи от обычных офисных сотрудников. По лестнице нас погнали всё быстрее вниз, придав дополнительное сопровождение. Уже через десять минут, наша группа выбежала в темноту города, и была выдворена за кольцо оцепления. Аккуратно отделившись, я шагнул прочь от толпы и побрёл в сторону метро. В душе сидело опустошение пополам с удовлетворением. Мне не терпелось посмотреть, что произойдёт завтра. Гулко простучали ступеньки под ногами. Подземный переход встретил меня запустением. Даже городского музыканта не оказалось на месте. Снова топот. Ускоренный. Целенаправленный. Крутанувшись, я увидел мужчину средних лет. Залысины. Обычная непримечательная внешность. Обычный пистолет, направленный мне в лицо. — Попался, голубчик, — довольно протянул тот с некоторой одышкой. — Вы, кажется, ошиблись, — спокойно заметил я. А внутренне стремительно анализировал сужающиеся варианты. — Грустно, товарищ рыцарь, — вздохнул неизвестный. — Места преступления оставляем за собой какие-то фантасмагоричные, а при задержании ничего нового. Ни малейшей выдумки! Я не я, и лошадь не моя. — Как тебя зовут? — игнорируя сказанное, спросил я. — Следователь Никитин Фёдор Иванович, — заученно отозвался он. — Давай-ка, рыцарь, на колени, руки за голову.