— Нет, — после короткой паузы, твёрдо произнёс я. Полицейский недоумённо сощурился. — В смысле «нет»? У меня пистолет. Не дури. — Не имеет значения. Нет. Спокойно развернувшись, я побрёл дальше по переходу. Взять след развеялся. Надо бы обновить. Позади застучали торопливые шаги. Щёлкнул предохранитель. — Стоять я сказал! Ты совсем страх потерял?! Стоять! Я тебе мозги вышибу! Ощутил лёгкий, но неприятный зуд. Чутьё Арбитра. Он врал. — Не верю, — безразличие так и прорывалось в моём голосе. — Что?! — Ты меня живым взять хочешь, поэтому и полез без подкрепления. Чтобы в одиночку управиться. Верно? Докажи потом, что преступник — это я. Да и не было среди убитых никого, кто бы не получил по заслугам. Иначе бы ты со мной по-другому разговаривал. Как с маньяком. — Ты и есть грёбаный маньяк! — пропыхтел сзади полицейский. — Нет в твоём голосе веры, Фёдор. Сомневаешься внутренне. Верно? Потому что никто не мог с этим мусором разобраться. Годами. Что-то нужно было менять. Переход заканчивался, а он всё шёл за мной. — Почему ты не убил Ахмеда? — наконец, задал он главный вопрос. — Столько усилий, чтобы пробиться к нему. И ты просто отпустил его. — Потому что он у меня так просто не отделается. А теперь, если хочешь стрелять, — бросил я через плечо, — стреляй. Меня поезд ждёт. Фёдор не мог принять решение. Пистолет Макарова так и ходил в его руках. Даже оборачиваться не требовалось, чтобы почувствовать это. А потом саму возможность выбора забрали из его рук. По испачканной плитке перехода загремели яркие цилиндры. Пятёрка гранат взорвалась почти синхронно. Замкнутое пространство заполнили клубы голубовато-белого дыма. Я успел вытащить и нацепить из Кармана шлем, но это не сильно помогло. Дышать стало почти невозможно. В лёгких поселилось дикое жжение. Глаза слезились, застилая обзор. Хотелось кашлять и чихать. А ещё больше — промыть лицо и нос. Из-за кашля не получалось произнести активационные слова заклинания, а потом из клубов выскочили одетые в противогазы фигуры. Я отбросил ударом одну, уклонился от второй, но сзади в лопатку вошла игла. Ещё одна и ещё. В меня вонзили десяток дротиков. Тяжесть закрывала веки. Пол стремительно приближался. Гравитация выиграла этот раунд. [1] Падчерица — неродная дочь одного из супругов. Глава 18 Варвара Алексеевна, медсестра с двадцатилетним стажем, известная для своих маленьких пациентов, как Тётя Варя, с силой ущипнула себя. Ойкнула и тут же растёрла покрасневшее место на руке. Версия под названием «всё это сон» изначально хоть и казалась сомнительной, по крайней мере, объясняла происходящее. Потому что реальность оказалась более невероятной, чем вымысел. Весь день персонал больницы бегал, как ужаленный, забыв о еде и отдыхе. И это не было связано с тем, что на охраняемую территорию проник неизвестный. Хотя, конечно, в обычной ситуации подобное событие вызвало бы переполох. Мужчину отследили по камерам, охрана получила взбучку, информацию передали в органы. Сама Варвара хоть и столкнулась с нарушителем, давно уже забыла о нём. Лица его она не видела. Слишком яркий свет… шёл от его кожи. Просто оптическая иллюзия, не иначе. Причиной сегодняшних потрясений оказалось состояние больных. Точнее… здоровых. Это если верить анализам. А причин им не верить у Варвары не нашлось. Со свободных смен были вызваны все врачи, медсёстры и лаборанты. Были взяты и экстренно проведены сотни анализов. Лучшие умы больницы разводили руками. По своим каналам они обратились за помощью к коллегам из других учреждений, государственных и частных. Образовывались консилиумы, шёл обмен информацией. В частности анализами, взятыми двумя днями ранее и сегодня. Картина получалась абсолютно невозможная. Все до единого пациента… выздоровели. А началось всё с того, что Варвара после ночного переполоха пришла в палату к маленькой Еве. Худенькая глазастая девочка, похожая на нескладного котёнка болела давно и тяжело. Врачи сделали для неё всё, что могли, но даже самое агрессивное лечение не дало результата. У Евы почти полностью пропал аппетит, возникли проблемы с сердцем и лёгкими. Если бы не аппарат ИВЛ, к этому моменту её тело уже не смогло бы бороться за жизнь. У медсестры разрывалось сердце, когда она видела бедняжку, но всё равно женщина навещала её и подолгу сидела рядом. Потому что никто не должен умирать в одиночестве. А родных у малютки не осталось, погибли в аварии. Иногда девочка приходила в себя и слабой рукой сжимала указательный палец «Тёти Вари». Та читала ей сказки, сдерживая подступающий к горлу комок. Рассказывала, что врачи скоро обязательно что-нибудь придумают. Прорывы происходят каждый день. Кто знает? Счёт шёл на часы. И каждый выигранный у судьбы час был победой. Медсестра лишь боялась, что пропустит этот момент. Что не успеет добежать, когда сработает кардиомонитор и по этажу разнесётся тревожный сигнал. Однако войдя в палату, Варвара онемела. Потому что Ева выглядела… румяной и активной. Более того, она указывала маленькой ручкой на свой рот — ей явно мешала интубационная трубка в горле — и недовольно хмурила бровки. Увидев же Тётю Варю, девочка изобразила универсальный жест голода — ладошка, сжимающая и черпающая невидимой ложкой. Одновременно с этим другие медсёстры фиксировали аналогичные ситуации в остальных палатах. Все дети демонстрировали потрясающую бодрость и активность. Более того, те, кого только накануне прооперировали, не имели швов. Совсем. На их месте находилась гладкая здоровая кожа. Одна из более набожных медсестёр начала креститься и читать молитву. Доктор, который осматривал мальчика, уронил планшет с историей его болезни. В шоке были все. За этим и последовали многочисленные анализы крови — раковые клетки отсутствовали, УЗИ — опухоли исчезли, ПЦР-тесты — гены-маркеры опухолевого процесса не обнаружены, молекулярная диагностика, анализ геномов… Каждый следующий анализ лишь подтверждал предыдущий вывод — дети были абсолютно здоровы. И как вишенка на параде невероятного и немыслимого сидел случай, произошедший в палате № 78. Там находился 9-летний Максим, которого только вчера положили в больницу на обследование. Опухоль удалось поймать на очень ранней стадии. Когда в палату к нему вошла медсестра, мальчик радостно и непосредственно, как все дети, заявил: — Ого, Тётя Варя, так вот как вы выглядите! Женщина подтянула дрожащей рукой стул и с трудом села. Просто она не знала, как реагировать и очень боялась проснуться, если всё происходящее всё же окажется сном. Потому что ещё днём ранее Максим был слеп. С рождения. * * * Очнулся я от грохота и вскинув голову, мгновенно вобрал в себя окружающую обстановку. Комната с голыми бетонными стенами. Лишь напротив меня огромное зеркало. В центре помещения металлический стол с приваренным кольцом. К нему и пристёгнуты наручниками мои руки. Шум же произвела бумажная папка, которой с силой ударили по столешнице. Мужчина под пятьдесят. Лысый. Черты лица крупные — мясистые губы и такой же нос. Небольшие следы щетины на лице — брился он неаккуратно. Во взгляде холод и злоба. Причём, какая-то личная. Что я ему сделал? — Как поспали? — спросил он, садясь напротив. — Так себе, — хрустнув шеей, ответил я. В носу и горле до сих пор свербело. Глаза ощущались дико опухшими. Чёртов газ! — Жаль, потому что сон в лучших условиях вам не грозит в ближайшие… лет тридцать. А, может быть, больше никогда. Знакомый у него какой-то голос. Я промолчал. Он ждал реакции. Не дождался. — Каково это проснуться самым известным террористом за последние пять лет? — с усмешкой осведомился он. — Не знаю, я же не террорист, — пожав плечами откликнулся я. — Вот как? — Террорист, по своему определению, это тот, кто желает достичь политических целей насилием или угрозой насилия. Такие цели я не преследовал. — Умник, да? И не таких обламывали, — скривив губы, бросил он.