Наверное, я шиканула. Но проснулась – в комнатах пусто, кухня в моем распоряжении. И продуктов нашлось достаточно. Сбылось, наконец, мое желание нормально позавтракать (пусть не в своем, но в чужом доме). Теперь на столе красовались яичница, бекон, бобы в томатной пасте, тосты с сыром. Еще чуть-чуть – и закипит в турке кофе… Порций я, конечно, сделала не одну, а две, ведь хозяин вернется, возможно, поесть перед выходом он не успел. Я хотела его впечатлить? Или нет? Когда Арид из сумасшедшего командира-отшельника, человека со странным, иногда пугающим взглядом превратился в друга? И взгляд больше не пугал. Я ждала его, черт возьми. В некоторых вещах сложно признаваться даже самой себе, но я хотела снова видеть его рядом. И очень обрадовалась, когда во дворе послышался звук мотора, когда открылась спустя минуту входная дверь. Он вошел мокрый от дождя – вероятно, достаточное количество времени пробыл вне машины. С причесанными пятерней волосами, сырой, все такой же сильный, высокий. Им невозможно было не любоваться. Где-то внутри накатывала слабость, нежная такая женская немощность, смущение. Хотелось смотреть на хозяина дома не отрываясь и хотелось опустить глаза. – Завтрак? – спросила я вместо приветствия. На мой матрас поставили пакет из магазина; на стол – другой, бумажный, из кофейни. Арид изучал блюда с одобрением и удивлением. Я боялась его реакции, боялась некоей команды или слов, заявлявших о том, что самовольничать прав у меня не было. Он все-таки был командиром, он часто был непредсказуемым, рядом с ним всегда автоматически сохранялась дистанция и субординация. Так происходит при виде сильного человека – сильного не мышцами, но волей. Взгляд светлых глаз прошелся по жареным томатам, по сушеному базилику сверху них – да, я порылась в шкафах, поиграла в повара. По-настоящему смутилась только теперь. Вдруг он сейчас скажет: «Выходим. Новые тесты». Ведь он так может. И глазом не моргнет. – Или… у меня нет времени поесть? Я могла бы съесть все это раньше, но не хотелось без него. Хотелось с ним. Теперь я рисковала за это поплатиться. Командир оторвал взгляд от стола, перевел его на меня. И неожиданно криво усмехнулся: – Я такой гондон? Мол, я никогда не даю тебе поесть, не так ли? Я не должна была прыснуть со смеху, я держалась честно. Я прятала улыбку, я делала вид, что улыбок вообще не существует. Но меня выдавали глаза. Потому что «гондоном» он иногда был. Арид не стал дожидаться моего ответа, принялся стягивать куртку. – Время на завтрак есть. Извалять в грязи я тебя успею позже. Наверное, только влюбленная дура могла услышать в этой фразе сексуальный подтекст. И я услышала. Более того, я хотела, чтобы меня «изваляли» где угодно. Лишь бы он, лишь бы под ним… Вот это уже была настоящая трясина, трясина из собственных чувств, и выбраться я из неё не смогу. Бесполезно. Не поможет ни шест, ни крюк на конце, ни даже чужая рука, потому что именно из этого болота я выбираться не хотела. Поэтому ела, глядя в собственную тарелку, чтобы не видно было моих глаз, надеясь, что полумрак из-за непогоды скроет розоватый цвет моих щек. Ему было вкусно. Я это ощущала каждой клеточкой. По тому, как размеренно он жевал, по тому, как замирал, смаковал, положив тот или иной ингредиент с тарелки в рот. Черт, Арид был гурманом… Говорили: как мужчина ест, так ведет себя и в постели. В плане чувственности. Я собиралась смаковать все, что наготовила, а в итоге ловила каждый отзвук того, как завтрак смаковал кто-то другой. Но бобы действительно были вкусными, помидоры с поджаристой корочкой. И так здорово было макать сырный хлеб в разливавшийся желток, украсив все это кусочком бекона. – Что меня ждет сегодня? – спросила я, чтобы разбавить тишину над столом. – Новые тесты. Ты ведь хочешь победить. Я хотела победить чисто номинально, чтобы знать, что это я могу тоже. Но не затем, чтобы сделать из этого дома ноги. Дилемма. – Дождемся, когда перестанет греметь, – добавил Арид, – потом выдвинемся. Мне казалось, что я нахожусь в другой реальности. Я чувствовала его заботу, его теплоту, хотя она не проявлялась открыто. Он запросто мог вывести роту под дождь, он мог создать жесточайшие условия для тренировок и гордиться этим. Тот, кто сидел рядом, не был добр, отнюдь. Но меня он под дождь не гнал, он позволял нормально поесть, и мне виделось в этом нечто большее, нежели «просто гроза». Когда с яичницей было покончено, настало время содержимого пакета из кофейни. На тарелку были выложены круассаны. – Угощайся. Два с вишней, два с шоколадом. Кажется, я не лакомилась ими вечность. За последний месяц точно ни разу, и уж точно не ожидала получить такой подарок сегодня. Простой, но бесконечно душевный. Легко было отличить первые от вторых: на шоколадных были темные глянцевые полоски, на вишневых – темно-красные. Был разлит по чашкам крепкий кофе, свой я разбавила кипятком. Арид пил не спеша. И смотрел на меня прямо. Под этим взглядом мне становилось трудно дышать, трудно раздергивать пальцами мягкое и хрустящее тесто, трудно его жевать. – Дам тебе череду коротких тестов. На силу, выносливость, скорость, точность. Пройдешь любой – свободна. Я не слышала слова «свободна», свободной мне уже не стать. Хорошо, что гроза, что у нас есть этот момент. – Я купил тебе запасную одежду. Она на матрасе. У меня не вышло на него не посмотреть. Глаза в глаза. Вроде бы ничего такого, просто глаза, почти незаметен прищур, почти не прощупываются глубина и притяжение, но они между нами существовали. Некие невидимые нити чуть печальных мыслей о том, что нельзя просто сделать то, что хочется. Просто выкинуть доводы, забыть лишнее. Если было бы можно, я бы просто пересела к нему на колени, жаждала бы, чтобы его пальцы зарылись в мои волосы. И полумрак этого дома стал бы самым уютным местом на земле. Но пришлось просто ответить «спасибо». А после я начала собирать посуду, чтобы отнести ее в раковину. Добавила сама: – Я помню, что за мытье посуды ты не позволишь мне мести двор. – Не позволю. Мне это нравилось в нём. Непреклонность. Таящаяся где-то между саркастичными словами улыбка, скребущая тебя по коже металлическими прутиками сексуально, возбуждающе. Тот, кто сидел на стуле, был чувственным хищником. А еще очень родным человеком. Последнее подкашивало даже меня – не должно было таких ощущений родиться в ходе выполнения последнего задания. Но они родились. – Я дам знать, когда мы выходим. Вместо ответа я кивнула. (Evelynka – Wanna Stay (Ian Ludvig Remix)) Домыв посуду, я какое-то время крутила в руках турку – не помнила, откуда именно её достала. И с ней же в руках вошла в кабинет. Конечно, я могла просто оставить её возле раковины, она – всего лишь предлог еще раз сократить дистанцию, еще раз приблизиться. Арид смотрел на экран, на спутниковую карту города – крутил её, приближал, менял ракурсы улиц. На меня взглянул мельком. – Куда её поставить? – Полка справа от плиты. Он понял, о чём речь. И я могла уйти, но, так как карту не свернули, монитор не погасили, мне смотреть было можно. Арид отдалил карту – по ней, отмеченный пунктиром, проходил маршрут. Кажется, я узнала даже район. – Завтра Гарсия, Кларк и Ли будут сопровождать грузовик. Имена сослуживцев из соседнего подразделения? Этих троих я знала номинально. Опять в деле «грязный» «Квадрон»? Тот, кто сидел в кресле, настолько мне доверял, чтобы делиться информацией? Собственно, мы начали доверять друг другу взаимно. – Что они сопровождают? Оружие? Наркотики? – Бриллианты. – Может, …это нормально? – Это было бы нормально, – командир не отрываясь смотрел на экран, – если бы четыре дня назад их не украли с ювелирной выставки. – Эти? Даже я понимала, что, скорее всего, эти. – Случайность совпадения минимальна. Значит, еще одно «грязное» дело, частный заказ. Удачно кто-то устроился наверху – брать деньги, отправляя бойцов на «морально спорные» задания. Я как раз вспоминала, как выглядит Гарсия – он был жилистым неразговорчивым брюнетом, – когда Арид спросил: – Где бы ты его перехватила? – Грузовик? – Да. Я приблизилась к монитору, какое-то время внимательно рассматривала маршрут. – Время суток? День? Ночь? – Еще нет данных. Положим, день.