– Понял. Завожу мотор. Дейра в нем не сомневался. Сейчас они погрузят Джейн на заднее сиденье – оно шире, чем то, которое в его собственном джипе, мягче, удобнее. Она выкарабкается, он об этом позаботится. Жаль, что его личная война её все-таки задела, – Арид сжал челюсти. Но думать и чувствовать он позволит себе позже. Когда она окажется в безопасности. Глава 10. Дом (Асия – Лекарство от одиночества) Потолок был другим – это то, что я увидела в первую очередь. Потолок был знакомым, я находилась в своей квартире. Лежала на специально оборудованной медицинской кровати; в комнате полумрак, шторы задернуты. На руке пластырь, в вене игла; чуть выше – взгляд прополз по прозрачной трубке, как по путеводной дорожке, – висел мешок с медицинским раствором. Капельница. Я чуть повернула голову туда, где на стене висели часы – они показывали два дня. – Ты спала больше суток. Голос слева, из кресла. Там сидел Арид. Нутро разворочено – в нём целого места нет. Плохо, что он тут, что рядом, он – основной компонент моей душевной болезни. Взрывом, тем самым невидимым взрывом, случившимся в последний день нашего с командиром общения, мне снесло все стены бункера, остатки дверей висели на погнутых петлях. Новую броню можно создать только в одиночестве, залечиться тоже. Но рядом с ним невозможно. Он как кислота для обожженной кожи, как вечное напоминание о том, что счастья уже не будет. – Уходи. Ответа не последовало. У меня першило в горле. У человека, который открыл сердце, оно на какое-то время остается открытым, его ошметки никому нельзя показывать. Туда, в эту дыру, свободно залетает пыль, ветер, чужие фразы – стен нет. Их нужно как-то выстроить, но где взять силы, когда всё болит? – Уходи… Я знала, что он поджал губы, я уже знала его слишком хорошо, необязательно было поворачивать голову. К тому же тело слушалось плохо. – Когда ты выздоровеешь. Снова условия, как их много. – Мне больно. «Мне нужна тишина, мне нужен покой. От тебя. От всех в этом мире». Арид истолковал мою фразу по-своему. – Больно, потому что это остатки яда. – Яда? – С лезвия Тома Уэзли – человека, который довозил тебя до болот. Вчера ночью он пробрался в дом, усыпил тебя хлороформом. После поранил твою ногу ядовитым лезвием. Вот, значит, что случилось и вот почему я никак не могла сложить воедино события в темноте – я не успела их толком распознать. – Яд я почти вывел. Вечный командир – суровый, справедливый, заботливый. Идеальный руководитель, но ставший бесконечно далеким, недосягаемым как мужчина. – Что он искал в доме? «Неужели просто приходил отомстить? Мог перерезать горло…» – Не могу спросить. – Арид ощущался мне темным пятном, монолитным. Отлитым из свинца. – Я приказал вышибить ему мозги. Во фразе ни единой эмоции. Отомстил за меня? Спасибо. Но мне ведь нужно было не это, совсем не это. Мне хотелось, чтобы он сидел на моей постели, чтобы обнял, когда я открыла глаза, чтобы сейчас держал за руку. Смотрел в глаза так, чтобы мне верилось – лучшее возможно. Только… невозможно. Плевать на Уэзли, на его дерьмовый характер, на его же ошметки мозгов от чужой пули. – А плечо у тебя болит, потому что его задело пулей. Этот момент я помнила относительно хорошо – кто-то пальнул из-за ворот. – Кто… стрелял? – Бойцы «Квадрона». – Голос с кресла звучал глухо. – Ларден подписал приказ о твоем «дезертирстве», чтобы развязать руки для полновесных боевых действий. Бить на поражение приказали нас обоих. Вот как… Все-таки я дезертир. Плевать и на это тоже. На долги, на незаработанные деньги – все планки в моей голове шатались. Я откуда-то знала, что уже не заработаю на выплату долга, не верну деньги. И до рудников тоже не доеду – они мне не нужны. Как и многое другое. Неясно только, зачем меня каждый раз вытягивают, когда пытается забрать смерть? Я выздоровею сейчас для чего? Чтобы снова искать смыслы? Чтобы жить тем, кто сейчас находится в кресле, а после уйдет, чтобы не вернуться? Как же мне надоело ходить по этому кругу. – Почему… – поинтересовалась я хрипло, – почему меня никто не спрашивает? А мне нужна эта… ваша помощь? Каждый раз вы решаете… за меня… Я резко потянулась к ножницам, которые лежали на прикроватной тумбе, – просто мимолетный псих, неадекватность, желание срезать эту трубку нахрен. Человек, по чьему нутру проехались тракторные гусеницы, не может быть адекватным. Арид среагировал мгновенно – в одно движение подкатил кресло с собственным задом к кровати, мою руку с ножницами зажал своей очень быстро. После ножницы аккуратно вытащил, кулак, в котором держал мои пальцы, так и не разжал. Думал, я глотку себе ими перережу? Если я и уйду отсюда, то не под его взглядом, настолько сильно я себя обижать не буду. – Джейн… Ты сильнее… этого. Какие хорошие слова. Правильные. Напугался? – Сильнее чего? Думаешь, я неубиваемая? Непотопляемая? – Тебе больно. Из этого состояния всегда хочется уйти «коротким» путем. «Короткий» мне уже обрубили. Я выйду по длинной петле, чтобы снова к нему прийти, возможно. Просто потому, что силы жить я буду копить очень долго. Псих всегда рвется наружу, когда под ногами нет земли, когда нет опоры, когда ты больше не знаешь, на чем стоять. – Что ты знаешь… о боли? – Я знаю… кое-что. Хорошо, что он не сказал «знаю всё» – выбесил бы еще раз. А так прозвучало, будто командиру тоже бывало больно. Этот его ответ зашел в правильный сегмент меня. Он так и держал мою руку в своей. Куда-то далеко делись ножницы. – Обещай, что никогда не причинишь себе вреда. – Обещай, что уйдешь навсегда и никогда не вернешься. Хватит с меня мужчин, надежд, иллюзий, шансов. Почему нам всегда так хочется быть счастливыми с кем-то? – Я уйду. Я обещаю. Тяжелый ответ, глухой. Конец фразы про «обещаю больше не вернуться», однако, был скраден. Хитро. – Обещаю себя не калечить. «Сегодня». Я тоже не буду говорить лишнего, потому что тот, кто сейчас здесь, завтра уйдет. Или уйдет к вечеру, или через час. Ему станет плевать на мои обещания. Арид, конечно, тоже заметил куцую фразу. Качнул головой. – А ты упертая. Еще бы. Даже дохнуть я буду, как боец, но уже не как «девочка». Он поднялся с кресла, пошел в сторону кухни. – Я сварю кашу. – Я не буду её есть. Я вообще не хотела есть. – Будешь. Он умел говорить таким тоном, что выбора «есть» или «не есть» не оставалось, и потому я процедила сквозь зубы. – Командир своих никогда не бросает? Заботливый, да? – Иди в задницу.