Синьорина Элеттра обдумала этот вопрос – ровно столько времени, сколько он заслуживал, и ответила: – Сомневаюсь. И тут же пояснила: – Не потому, что он не способен на это, а потому, что этот человек достаточно умен, чтобы понимать: случись с ней что-то, и он станет подозреваемым номер один. Помимо прочего, он сейчас в Аргентине. – После развода пресса почти не вспоминала о синьоре Петрелли? – спросил Брунетти. – О ней писали только те издания, которым интересна музыка. Она получила несколько престижных наград, ее фотографии появились на обложках журналов. Но ее личная жизнь, похоже, уже никого не волнует. – Из-за ее возраста? – Может быть, – ответила синьорина Элеттра. – Куда интереснее следить за юными поп-звездами. Комиссар кивнул. Его собственные дети только об этом и говорят. Видел он и молодежные журналы, благо они разбросаны по всему дому… – Мы в свое время были такими же. Мое поколение. – И мое, – пожала плечиками синьорина Элеттра. «При Нероне наверняка говорили то же самое», – захотелось добавить Брунетти, однако он воздержался от этого замечания. – А что с той американкой? – спросил он после паузы. – За все эти годы – ничего, не считая статей и книг по китайскому искусству, которые она пишет. – Никаких упоминаний о том, где она сейчас? – Судя по заметкам в прессе, она в Китае, хотя кое-где сказано, что она приезжает на конференцию. А вот откуда приезжает – непонятно. Брунетти нахмурился. Тупик… Это можно было предположить еще после разговора с Флавией, но теперь он в этом убедился. – Жаль, – вслух проговорил комиссар. Синьорина Элеттра посмотрела на него с удивлением. 19 – Как дела у Альвизе? – спросил Брунетти. Удивление синьорины Элеттры исчезло. – Он временно отстранен… Комиссар не дал ей закончить мысль. – С каких пор такое стало возможно? – Простите, я не поняла… – Никогда прежде не слышал, чтобы офицера полиции так легко отстраняли от дел – без расследования или судебных слушаний. И все мы делаем вид, будто это нормально, будто Скарпа имеет право так поступать. Но есть ли у него это право? Синьорина Элеттра застыла с приоткрытым ртом, глядя на комиссара так, словно он внезапно заговорил по-венгерски. – Есть специальная процедура, позволяющая приостановить выплату жалованья офицеру, хотя официальные обвинения ему еще не выдвинуты, – сказала она с таким видом, как будто Брунетти по должности полагалось знать нюансы кадровой политики министерства внутренних дел. – Кто вам это сказал? – спросил он. И снова синьорина Элеттра уставилась на него, будто кардинал, поймавший грешника на горячем. – Я думала, это уже сложившаяся практика… – начала секретарша, и тут у нее случилось прозрение. – Мне сказал об этом лейтенант Скарпа! Перед Брунетти был уже не кардинал, а инквизитор, небезосновательно заподозривший кое-кого в безбожии. – Тогда все ясно, – холодно отозвался комиссар и нарочито ровным голосом спросил: – А вам не приходило в голову заглянуть в инструкции МВД? Синьорина Элеттра повернулась к компьютеру, бормоча себе под нос: – Поверить не могу… Брунетти поборол искушение встать у нее за спиной и посмотреть, как она ищет информацию, прекрасно зная, что ничем не сможет ей помочь и все равно не поймет, что именно делает синьорина Элеттра. Комиссар подошел к подоконнику и оперся о него спиной и руками. Ноготки секретарши продолжали быстро цокать по клавишам. Какое-то время Брунетти рассматривал шнурки на своих туфлях: слегка потрепанные, пора их сменить. Лейтенанта Скарпу тоже пора сменить, хотя и не потому, что он поизносился… Медленно шли минуты. – Этого делать нельзя, – сказала синьорина Элеттра, не отводя глаз от экрана. – Нет такого в инструкциях! Даже обвиняемым в преступлении платят зарплату, и за ними сохраняется должность! – Секретарша наконец отвлеклась от монитора. Ее губы сжались в тонкую злую линию. – Это не в их власти. Они не имели права вычеркивать Альвизе из ведомости! Брунетти вспомнил: ему вообще-то не положено знать о том, что синьорина Элеттра нашла способ обойти распоряжение начальства и Альвизе по-прежнему получает зарплату. Комиссар снова сосредоточил внимание на шнурках. Знать бы, чем все это кончится… Синьорина Элеттра годами благополучно – и совершенно открыто – нарушала множество законов, в том числе и те, что связаны с персональными данными. Вторгалась в банковские системы, шерстила документацию министерств, а однажды даже добралась до защищенных архивов Ватикана. Временами она заходила слишком далеко, вызывая тревогу у тех, кто знал, что она делает: зачастую это были люди, ради которых она старалась. Однако ей всегда удавалось, что называется, замести следы. Когда дело – дрянь, сдержанность становится непозволительной роскошью. Рассудив так, Брунетти задал вопрос: – От чьего имени вы подали запрос? По какой ведомости его проведут? Ни один мускул не дрогнул на лице синьорины Элеттры. Она всего лишь поднесла левую руку к губам и потерла их. – А вот это уже плохо, – сказала она. – Что конкретно вы сделали? – Подала заявку, чтобы Альвизе оплатили сверхурочные. Чтобы совсем уж явно не противоречить приказу Скарпы, я всего лишь перенесла фамилию Альвизе в другую категорию, и с ним рассчитались за дополнительные дежурства. Пять дежурств за неделю… – И после паузы секретарша добавила: – Я действительно поверила, что Скарпа может отстранить его от дел. Понятия не имею, чем объяснить это помутнение у меня в мозгу! – Кто санкционировал выплаты за дополнительные дежурства? – спросил Брунетти с равнодушным видом, какой он часто принимал с детьми, зная, что те вот-вот начнут оправдываться или извиняться. – Вот с этим-то все и плохо, – сказала синьорина Элеттра. – Их санкционировали вы. – А-а! – Брунетти слегка растянул это восклицание, давая себе время оценить последствия. Он посмотрел на секретаршу, но она тут же отвела взгляд. – И в главном управлении, в Риме, теперь есть сведения об офицере, который отработал восемьдесят часов за неделю? – спросил он. – Да, – ответила синьорина Элеттра, старательно глядя мимо него. – И если эти цифры привлекут чье-то внимание, о чем этот человек подумает? Она незамедлительно ответила: – Он подумает, что, кто бы ни разрешил Альвизе столько работать, он получит свою долю. Если бы Брунетти работал в Риме, он, наверное, пришел бы к такому же умозаключению. И не только в Риме. Да где угодно! – Выходит, Скарпа одним выстрелом убивает двух зайцев. Столичное начальство уличает Альвизе в заведомом обмане, а меня – в попустительстве, и кому интересно, брал я у подчиненного деньги или нет? Иначе зачем бы мне в это ввязываться? Синьорина Элеттра, конечно, уже все поняла и теперь представляла себе газетные заголовки вроде: «Коррупция есть не только на Юге», «Премирован за избиение мирного манифестанта»… Секретарша стала что-то подсчитывать на пальцах. – Что? – спросил Брунетти. – Считаю, сколько дней осталось до зарплаты, – сказала она. – Семь, – ответил Брунетти, экономя ее время. – А при чем тут это? Можно было подумать, будто молодая женщина смотрит сквозь него. – Пытаюсь придумать, как все это исправить, – проговорила она наконец. – Можно сказать, что у меня был нервный срыв, – предложил Брунетти. – Тогда что бы я ни натворил, я не виноват. С таким же успехом он мог бы и промолчать. Синьорина Элеттра еще какое-то время смотрела в пространство, потом развернулась к компьютеру и быстро напечатала несколько слов. Подождала, что выйдет, и допечатала что-то еще. Прищурившись, прочла информацию во втором открывшемся окне, потом в третьем. Когда открылось четвертое окно, секретарша приникла к монитору. Говоря себе, что его дни в квестуре, скорее всего, сочтены, Брунетти решил провести оставшееся время как можно приятнее. А мало что доставляло ему большее удовольствие, чем наблюдение за тем, как синьорина Элеттра впадает в некое подобие транса – первая стадия, «беззаконие на марше». «Только посмотрите на нее! – думал он. – Сегодня на ней личина промышленного магната: белый шерстяной жакет по фигуре застегнут на все пуговки; под ним – белая хлопковая рубашка; брюки угольно-серые, в полоску; классический темный галстук. Если бы боги вдруг превратили нашего виче-квесторе в женщину, она одевалась бы именно так!» Брунетти не отрываясь наблюдал за тем, как работает синьорина Элеттра. Ну, или злоумышляет, коррумпирует, попирает, искажает, чинит помехи… если не правосудию, то закону точно. Комиссар понятия не имел, что именно делает секретарша, но решил своими глазами увидеть ее успех или неудачу – совсем как люди, которые в операционных залах крупных банков завороженно глядят на мониторы с котировками Миланской фондовой биржи. Стоит только взглянуть на их лица, на то, как они взирают на свое экранное божество, чтобы прочесть их судьбу: поднимаются цены или опускаются, а вместе с ними – и все их чаяния. Брунетти забыл о времени. Единственной связью с реальностью оставалось выражение лица синьорины Элеттры. Он видел ее сдавшейся, непокорной, искренне удивленной, струсившей, надеющейся, встревоженной, потом – испуганной, и вдруг – совершенно уверенной в том, что решение найдено, и истина, и свет!.. Она оторвала взгляд от экрана, и ее глаза изумленно расширились: он до сих пор тут?