– Всегда приятно пообщаться со старым другом, разве нет? – Конечно, – сказала Флавия, глядя ему в глаза. – Старая дружба не ржавеет. Ночь выдалась ясной – оставался всего один день до полнолуния. Супруги Брунетти задержались наверху моста, глядя в сторону Лидо и далекой Адриатики. – Ты правда считаешь ее старым другом? – спросила Паола. Ветра не было, и луна отражалась в темной воде канала, как в зеркале. Лодки не проплывали уже несколько минут, и Брунетти боялся заговорить, словно звук его голоса мог разбить это гладкое зеркало, а вместе с ним и ночное светило. Шаги на мосту тоже стихли, и довольно долго не доносилось ни звука. Наконец речной трамвай номер первый показался со стороны станции «Валарессо» и пошел дальше, через канал, к Санта-Мария-делла-Салю́те, разрушив и очарование момента, и отражение в воде. Повернувшись, чтобы посмотреть на церковь Сан-Видаль, Брунетти увидел, что чуть ниже, на мосту, стоят еще зрители, завороженные луной, и тишиной, и фасадами домов на том берегу. Он глянул направо. Там у перил тоже столпились люди, глядя вверх, на рассыпающую свои благословения луну. Брунетти взял Паолу за руку, и они спустились по ступенькам моста, направляясь домой, что называется, по длинному пути. – Не знаю почему, но у меня такое чувство, будто мы с ней дружим уже давно, – наконец ответил он на вопрос жены, когда они вышли на кампо Санто-Стефано. – Мы с Флавией не виделись много лет, и не думаю, что хорошо успели узнать друг друга, когда у нас была возможность пообщаться. – Он подумал еще немного и пояснил: – Может, дружба ассоциируется у нас с воспоминаниями о прожитых вместе трудных временах? – Послушать тебя, вы с Флавией прошли сквозь огонь и воду – как говорил твой отец о своих друзьях. – Ты тоже это помнишь? – отозвался Брунетти. – Они с друзьями жили в тяжелые времена, чего не скажешь о нас с Флавией. Но и она попадала в неприятности, из-за которых пострадали люди. – Интересно, что она делала все эти годы? – спросила Паола, желая отвлечь мужа от неприятных воспоминаний. – Ну, кроме того, что стала еще более знаменитой. Они подошли к мосту, ведущему к кампо Манин, и Брунетти остановился поглазеть на витрину книжного магазина. А когда наконец оторвался от нее и они с женой стали подниматься по мосту, сказал: – Понятия не имею. Я знаю о Флавии то же, что и ты; может, даже меньше, потому что не читаю музыкальных обозрений. – Твое счастье, – произнесла Паола и кратко пояснила: – Сплошная болтология! – Это ты об обозрениях, полагаю? – уточнил Брунетти, когда они проходили мимо льва[44]. Паола рассмеялась. – Ну не о Флавии же! Ее имя иногда попадалось мне в статьях. Отзывы всегда хорошие. Даже более того. – И когда они вышли на кампо Сан-Лука, она добавила: – Позавчера ты сам слышал ее, верно? И видел. – Хотелось бы послушать в ее исполнении что-нибудь более… – Брунетти никак не мог закончить фразу. – Пристойное? – подсказала Паола. Теперь была его очередь рассмеяться. Болтая о том о сем – от музыки до очевидного охлаждения Раффи к Саре Пагануцци, и снова о музыке, – они перешли по мосту Риальто на левый берег и зашагали вдоль рива. Некоторые рестораны уже не работали, остальные закрывались; после долгого дня официанты выглядели утомленными. Супруги почти не разговаривали, пока шли вдоль воды. И только когда остался последний поворот направо, к их дому, оба обернулись, чтобы посмотреть на отражение луны в канале, которое, казалось, вот-вот соскользнет под мост. – Правда же, мы живем в раю? – произнесла Паола. Этот звонок пришлось бы принять и по «родительскому телефону», будь такой у Паолы, потому что раздался он в шесть пятнадцать – двумя днями позже. Гвидо ответил после третьего гудка – коротко: «Брунетти слушает!» – Это я, – отозвался мужской голос, и комиссар внутренне напрягся. – Что случилось? – спросил он, узнав Этто́ре Риццарди, одного из муниципальных патологоанатомов, который вообще-то не должен был звонить в такое время. – Это Этторе, – представился доктор, хотя в этом не было нужды. – Прости, что звоню так рано, Гвидо, но я решил, что лучше сам расскажу тебе об этом. – Где ты сейчас? – спросил Брунетти. – В больнице, – ответил доктор Риццарди. Брунетти понял: в морге. В какой еще больнице быть патологоанатому? – Что случилось? – повторил вопрос комиссар, лишь бы не спрашивать: «Кто умер?» – Я приехал раньше, чтобы вскрыть тело мальчика, который застрелился, – сказал Риццарди. – Хотел успеть до начала рабочего дня. – Почему? – спросил Брунетти, хотя его это и не касалось. – У нас новый доктор, только-только из мединститута. Не хочу, чтобы она это видела. Успеет насмотреться… – И поэтому ты мне звонишь? – поинтересовался Брунетти, надеясь, – нет, молясь про себя, – чтобы Риццарди не усомнился в том, что это самоубийство. – Не поэтому. Одна из медсестер кое-что мне рассказала. Ты ее знаешь: Клара Бонди. Жена Аральдо. – Знаю, – произнес Брунетти, мысленно прикидывая, что все это значит и чего от него хотят. – И что же она рассказала? – Им на скорой привезли девушку с переломом руки. Еще пришлось зашивать рану на голове – шесть швов. – Что с ней стряслось? – Брунетти повернулся, чтобы посмотреть на часы. Почти половина седьмого! Спать уже не ляжешь. – Упала со ступенек моста Скуоле. Лежащая рядом на кровати под ворохом одеял Паола тихонько застонала. Брунетти успокаивающе погладил ее по бедру и сказал в трубку подчеркнуто приятным, дружелюбным тоном: – Этторе, зачем ты мне все это рассказываешь? – Девушку привезла скорая. Случайные прохожие нашли ее у подножия моста около полуночи и вызвали карабинеров. Те приехали и позвонили врачам. Девушка поступила в больницу в бессознательном состоянии. «Хорошо, что она вообще туда попала, – подумал Брунетти. – Раз у нее была сломана рука и разбита голова. Шесть швов не шутка». – И?.. – В палате, куда ее поместили, и дежурила Клара. – И?.. – Когда девушка очнулась, она сказала Кларе, что ее столкнули с моста. Брунетти взвесил варианты. – Она была на подпитии? – По всей видимости, нет. Ее осмотрели в приемном покое. – Кровь на алкоголь брали? – спросил комиссар. – Нет. Но судя по запаху изо рта, она не употребляла алкоголь. – Риццарди выждал немного и добавил: – Клара говорит, эта девушка уверена, что ее толкнули. – А мне ты зачем звонишь, Этторе? – Когда Клара рассказала обо всем доктору, тот ответил, что эта девушка, скорее всего, выдумывает – у нас толкаться не принято. – И, упреждая протест Брунетти, продолжил: – И отказался звонить в полицию. Он не желает лишних хлопот. – А девушке что, по его мнению, делать? – Врач говорит, пусть сама обращается в полицию, уже из дома. – И когда это произойдет? – Понятия не имею, Гвидо. – В голосе Риццарди появилось раздражение. – Поэтому я тебе и звоню. – Я понял тебя, Этторе. – С этими словами Брунетти откинул одеяла. – Постараюсь побыстрее приехать. – И, догадываясь, что Риццарди его слова мало утешили, добавил: – Ты разговаривал с потерпевшей? – Нет. Зато я знаю Клару – сто лет, с тех пор, как тут работаю, и здравомыслия у нее побольше, чем у многих моих коллег. Она говорит, что верит этой девушке, и для меня этого достаточно. Брунетти тихонько охнул, вставая с кровати. – Такое впечатление, что у тебя на плечах полмира, Гвидо! – сказал Риццарди уже гораздо спокойнее. – Приму душ, выпью кофе и через час приеду. – Она никуда не денется из больницы. 9