Брунетти вышел даже раньше, чем планировал: подумал, что проще будет не варить кофе дома, а забежать в кафе по пути. Не было еще и половины восьмого, когда он подошел к кафе-кондитерской «Ба́лларин» и к своему огромному облегчению увидел, что внутри уже кто-то есть. Брунетти постучал в дверь, и когда Антонелла подошла взглянуть, кто пришел, спросил, подадут ли ему кофе и булочку-бриошь. Женщина выглянула на улицу, посмотрела направо и налево и только тогда впустила его. Затем закрыла дверь и заперла ее на замок. Когда они встретились глазами, Антонелла сказала: – Мы не обслуживаем клиентов, пока кафе не откроется. Это запрещено законом. Брунетти испытал соблазн сказать наигранно суровым тоном, что закон тут представляет он, но для шуток время было слишком раннее – и он еще не пил кофе. Поэтому вместо этого Брунетти поблагодарил Антонеллу и сказал, что заплатит в следующий раз, так что никакой закон они не нарушат. – Наверное, есть законы, о которых мы и не знаем, – проговорила женщина, проходя за барную стойку; ее голос тут же был заглушен треском кофемолки. Антонелла подала комиссару бриошь, еще горячую, и вернулась к кофемашине, чтобы приготовить кофе. Понадобилось какое-то время и пара порционных пакетиков сахара, но магическая смесь кофеина и углеводов возымела эффект, и из пастичери́а[45] Брунетти вышел с таким ощущением, будто заново родился. Уже в больнице он сообразил, что понятия не имеет, где искать потерпевшую и у кого можно об этом спросить. Уточнить у Этторе, как ее зовут, Брунетти спросонья не додумался. Идти искать Риццарди ему не хотелось, и комиссар направился прямиком в приемный покой, куда пострадавшую девушку наверняка доставила скорая. Там ему сказали, что, поскольку палаты переполнены, ее отвезли в кардиолоджи́а[46]. История болезни последовала за пациенткой. В очереди за Брунетти стояло четыре человека, поэтому он решил, что знает уже достаточно, для того чтобы разыскать девушку самостоятельно. Действительно, ну сколько может быть в кардиологии молодых пациенток со сломанной рукой и раной на голове? Оказалось, всего одна. Она лежала на каталке в пустом коридоре, где ее «припарковали» – Брунетти не нашел более подходящего слова, – до тех пор пока не найдется место в палате. Комиссар подошел поближе. Девушка лежала на спине и, похоже, спала. Лицо у нее было бледное, загипсованная левая рука покоилась на животе, правая, ладонью вверх, – на бедре. Голова была забинтована; врачам пришлось выстричь клок волос, чтобы зафиксировать повязку с помощью медицинского пластыря. Брунетти прошел к сестринскому посту, где застал медсестру. – Меня интересует вон та девушка. Можно посмотреть историю ее болезни? – спросил он. – Вы доктор? – осведомилась медсестра, оглядывая его сверху донизу. – Нет, полицейский. – Она что-то натворила? – спросила женщина, бросая быстрый взгляд в сторону каталки. – Нет, как раз наоборот. Насколько мне известно. – Что вы хотите этим сказать? – Есть вероятность, что ее столкнули с моста, – сказал Брунетти; ему было любопытно, как медсестра отнесется к его заявлению. – Кто мог сделать такое? – воскликнула она, снова взглянув на девушку. Ее голос заметно потеплел и преисполнился сочувствия. Вероятно, коллега Клара ничего ей не рассказала. – Это-то я и хочу выяснить. Говоря это, Брунетти улыбнулся. – Раз так, возьмите! – И медсестра положила на разделяющую их стойку папку с бумагами. – «Франческа Сантелло», – прочел Брунетти. – Венецианка? – Судя по говору, да, – ответила медсестра. – Ну, по тем немногим словам, которые я от нее слышала. Врачи дали ей что-то, пока гипсовали руку и накладывали швы, и она до сих пор в полузабытьи, а может, вообще спит. – Что именно она сказала? – Попросила позвонить ее отцу, – ответила медсестра и добавила: – Но заснула прежде, чем успела назвать его имя. – Ясно! Брунетти полистал историю болезни. Там были указаны имя и дата рождения, адрес в районе Санта-Кроче. По результатам рентгенографии черепа, прикрепленным тут же, следовало, что трещин и внутреннего кровоизлияния не зафиксировано. Обследовавший пациентку терапевт написал, что перелом руки – простой и гипс можно будет снять через пять недель. – Я искала! – сказала медсестра с нажимом, словно упреждая упрек. – Что, простите? – оторвался от чтения Брунетти. – Сантелло. В телефонной книге. Но там их дюжина. Брунетти, конечно, мог бы спросить, сверялась ли она с адресами, но ограничился улыбкой. – Как давно она тут? Медсестра взглянула на наручные часы. – Ее привезли к нам сразу же после того, как наложили швы. – Я предпочел бы подождать, пока она не проснется, – сказал Брунетти. Может, потому, что благодаря его пояснениям девушка из подозреваемой превратилась в жертву, медсестра не стала возражать, и Брунетти вернулся к каталке. И сразу увидел, что Франческа очнулась и смотрит на него. – Кто вы? – спросила она. – Комиссар Гвидо Брунетти, – ответил он. – Я здесь, потому что одна из медсестер сказала, что, по вашему мнению, вас столкнули с моста. – Это не просто мои догадки, – произнесла девушка. – Я уверена в этом. Она хватала воздух ртом, как будто ей приходилось выталкивать слова из глотки. Франческа закрыла глаза, и Брунетти увидел, что ее губы сжимаются – от раздражения или от боли. Что ж, он подождет… Она взглянула на него ясными, почти прозрачными голубыми глазами. – Я уверена в этом. Ее голос был тихим, чуть громче шепота, но дикция – безупречно четкой. – Пожалуйста, расскажите, что случилось, – попросил Брунетти. Девушка качнула головой, но и это едва заметное движение причинило ей внезапную острую боль. Полежав какое-то время, она снова заговорила – очень мягко, как если бы хотела обмануть боль: – Я возвращалась домой. После ужина с друзьями. И когда поднималась на мост, услышала за спиной шаги. Она взглянула комиссару в лицо, чтобы убедиться, что он ее слушает. Брунетти молча кивнул. Франческа какое-то время полежала спокойно, собираясь с духом. – Я спускалась по ступенькам, когда почувствовала, что сзади кто-то есть. Слишком близко. А потом он прикоснулся к моей спине, пробормотал: É mia, толкнул меня, и я упала. Но, кажется, прежде попыталась схватиться за перила. Брунетти наклонился над ней, чтобы лучше слышать. – Почему он сказал: «Вы – моя»? – спросила девушка. Правой рукой она потрогала забинтованную голову. – Может, я ударилась о перила? Помню, что стала падать, и все. А потом приехала полиция и меня перенесли в лодку. Это все, что я запомнила. – Она окинула взглядом коридор и окна. – Я в больнице, да? – Да. – Вы знаете, что со мной не так? – спросила она. – Святые небеса! – отозвался Брунетти с наигранной серьезностью. – Вот уж что мне неведомо! Девушка не сразу поняла шутку, но потом улыбнулась и подыграла ему: – Я хотела сказать, в том, что касается здоровья. – У вас перелом левой руки, но, судя по записям врачей, без осложнений, – сказал комиссар. – И рана на голове, которую пришлось зашивать. Мозг и черепная коробка, по предварительным данным, не повреждены. Внутренних кровоизлияний нет, трещин тоже. – Изложив сухие факты, Брунетти счел нужным пояснить: – У вас сотрясение, поэтому, скорее всего, еще пару дней врачи продержат вас в больнице, чтобы убедиться в том, что ничего не упустили. Франческа снова закрыла глаза. На этот раз минут на пять, не меньше, но Брунетти продолжал стоять у каталки. Когда девушка снова открыла глаза, он спросил: – Вы уверены, что слышали É mia? – Да, – ответила она решительно, без колебаний. – Можете описать голос? – продолжал расспрашивать Брунетти. – Тон, артикуляцию? Конечно, это жалкие крохи, но если злоумышленник подкрался сзади, на большее рассчитывать не приходилось. Девушка приподняла правую руку и покачала головой. – Нет, ничего не приходит на ум. – И задумчиво добавила: – Не знаю даже, мужчина это был или женщина.