— А мы ей не скажем. — Конечно, скажем. — Почему? — Потому у нас есть правило, никаких секретов. — Но мы играем прямо посреди дороги. Как это может быть секретом? — Секретом это станет, если мы её об этом не скажем. Идите в парк, Данте. Мы нашли хорошее место в парке, чтобы продолжить нашу игру. Я наблюдал за Данте, когда он со всей силой бросал свой кроссовок. Его отец был прав. Данте выдумал игру просто для того, чтобы снять обувь. ДВЕНАДЦАТЬ Однажды вечером, после тренировки по плаванию мы сидели на крыльце у дома Данте. Он сидел и смотрел на свои ноги. Это вызвало у меня улыбку. Он спросил, почему я улыбаюсь. — Просто улыбнулся, — сказал я, — разве я не могу просто улыбаться? — Ты говоришь мне неправду, — сказал он. У него был пунктик по поводу правды. В отличие от моего отца, который держал все в себе, Данте считал, что нужно всегда говорить откровенно. — Хорошо, — сказал я, — я улыбался, потому что ты рассматривал свои ноги. — Разве это забавно? — спросил он. — Это странно, — ответил я. — Кто будет сидеть и пялиться на свои ноги? Только ты. — Нет ничего плохо в изучении своего собственного тела, — сказал он. — Но это действительно странно, Данте. — Неважно, — сказал он. — Неважно, — сказал я. — Ты любишь собак, Ари? — Люблю. — Я тоже. И им не надо носить обувь. Я рассмеялся. Я начинаю думать, что моё главное занятие — это смеяться над шутками Данте. Но дело в том, что Данте не старается шутить. Он, такой как он и есть. — Я хочу попросить отца, чтобы он разрешил завести мне собаку. — Какой породы собаку ты хочешь? — Я не знаю, Ари. Но это обязательно должна быть собака из приюта. Из тех, которых когда-то оставили. — А как ты узнаешь, какую лучше взять? Ведь в приюте много собак и они все хотят быть спасены. — Это потому что люди подлые. Они выбрасывают животных как мусор. Меня это бесит. Вдруг мы услышали на улице шум. Это были три подростка немного моложе нас. У двоих из них были пневматические ружья, которыми они целились в птицу. — Эй! — закричал Данте. — Прекратите! Он уже был посредине улицы, когда я понял, что происходит и побежал за ним. — Прекратите! Вы что творите! Отдайте мне ружьё! — Да черта с два. — Это противозаконно, — сказал Данте. Он был взбешен. — А как насчет второй поправки? — ответил парень с ружьем. — Ага, вторая поправка, — сказал второй парень и только крепче сжал своё ружье. — Вторая поправка не касается пневматического оружия, придурки. И кстати, запрещено использовать оружие в черте города. — И что ты сделаешь, ты, кусок дерьма? — Я собираюсь вас остановить, — ответил Данте. — Как? — Я просто надиру ваши тощие задницы, — вмешался я. Я испугался, что эти парни могут обидеть Данте. Я сказал то, что должен был сказать в такой ситуации. Эти парни были тупые и подлые. А я знаю, на что способны такие парни. А Данте был недостаточно готов к драке. Но я был во все оружие и совсем не против преподать урок парочке наглецов. Мы стояли и смотрели друг на друга в упор. Я не знал, что Данте может предпринять в данной ситуации. Один из парней направил своё ружье прямо на меня. — На твоем месте я бы этого не делал, — сказал я и одним движением выбил оружие из его рук. Это произошло так быстро, что он не успел ничего понять. Первое правило драки, которое я уяснил, это двигайся быстро, разоружи соперника внезапно. Это всегда срабатывает. И теперь его ружье было у меня в руках. — Тебе повезло, что я не затолкал тебе его в одно место, — сказал я и отбросил ружье в сторону. Мне даже не пришлось говорить им, чтобы они убирались ко всем чертям. Они уже удирали, бормоча ругательства себе под нос. Данте и я посмотрели друг на друга. — Я не знал, что ты любишь драться, — сказал Данте. — А я и не люблю, — ответил я. — Не очень люблю. — Нет, — сказал Данте, — ты любишь подраться. — Возможно, ты прав. А я не знал, что ты пацифист. — Вовсе нет. Просто я думаю, что нужна веская причина, чтобы убивать птиц. А ты, кстати, тоже не прочь выругаться. — Ага, только давай не будем говорить об этом твоей маме. — Твоей мы тоже не скажем. Я посмотрел на него и сказал: — У меня есть теория, почему мамы такие строгие. — Потому что они нас любят, Ари, — ответил Данте. — Это тоже верно. Но главное это то, что они хотят, чтобы мы всегда оставались детьми. — Ага, я думаю, моя мама была бы просто счастлива, если я останусь подростком навсегда. Данте посмотрел на лежащую на земле мертвую птицу. Еще пару минут назад в его глазах была ненависть, а теперь он выглядел так, словно сейчас расплачется. — Я никогда не видел тебя таким взбешенным, — сказал я. — Я тоже, — ответил он. Мы прекрасно знали, что взбесились по разным причинам. Некоторое время мы просто стояли и смотрели на мертвую птицу. — Это просто маленький воробушек, — сказал Данте и разрыдался. Я не знал, что мне делать. Я просто стоял и смотрел на него.