Я шел мимо кухни и заметил, что мама делала уборку в ящиках. Чтобы не значило лето, для мамы — это работа. Я плюхнулся на диван в гостиной и взял телефон. — Привет, — сказал я. — Привет. Что делаешь? — Ничего. Я не очень хорошо себя чувствую. Поле обеда мама ведет меня к врачу. — Я надеялся, мы пойдем поплавать. — Черт, — сказал я. — Я не могу. Я просто, понимаешь… — Да, знаю. Значит, ты ничего не делаешь? — Ага. — Ты читаешь что-то, Ари? — Нет. Я думаю. — О чем? — О разных вещах. — О разных вещах? — Знаешь, Данте, о вещах. — Например? — Знаешь, например, что две мои сестры и брат намного старше меня, и что я чувствую из-за этого. — По сколько им лет? — Мои сестры близняшки. Они не одинаковые, но очень похожи. Им двадцать семь. Моя мама родила их, когда ей было восемнадцать. — Вау, — сказал он. — Двадцать семь. — Да, вау. — Мне пятнадцать и у меня есть три племянницы и четыре племянника. — Это круто, Ари. — Поверь мне, Данте, это не так уж и круто. Они даже не называют меня дядей. — А сколько лет твоему брату? — Двадцать пять. — Я всегда хотел брата. — Да, у меня можно сказать, его тоже нет. — Почему? — Мы не говорим о нем. Он будто мертв. — Почему? — Он в тюрьме. Я никому не рассказывал о своем брате. Я ни разу не сказал о нем и слова. Я не хочу говорить о нем. Данте ничего не ответил. — Мы можем не говорить о нем? — спросил я. — Почему? — Мне как-то не по себе. — Ари, ты ничего не сделал. — Я не хочу говорить о нем, хорошо? — Хорошо. Но знаешь, что, Ари? У тебя очень интересная жизнь. — Не совсем, — сказал я. — Но это так. По крайней мере, у тебя есть сестры и брат. А у меня только мама и папа. — А что насчет кузин? — Я им не нравлюсь. Они думают, что я немного другой. Они настоящие мексиканцы. А я, как ты там называешь меня? — Почо. — Вот кто я. Мой испанский не очень хорош. — Ты можешь выучить его, — ответил я. — Учить его в школе совсем не так, как дома или на улице. И это очень тяжело, потому что большинство моих кузин со стороны мамы, и они очень бедные. Моя мама самая младшая и она очень долго боролась со своей семьей, чтобы пойти в школу. Ее отец не думал, что девочка должна идти в колледж. Так что моя мама сказала: «К черту все. Я пойду туда в любом случае». — Я не могу представить, чтобы твоя мама говорила «к черту все». — Ну, возможно она выразилась не совсем так, но она имела в виду именно это. Она была очень умной и очень старалась попасть в колледж. Она получила какую-то стипендию в Беркли. Именно там она и встретила моего отца. Я родился где-то там. Они учились. Мама училась на психолога. А папа — на учителя английского языка. Родители моего папы были мексиканцами. Они жили в маленьком домике в восточном Лос-Анджелесе, говорили по-английски и управляли небольшим рестораном. Мои родители создали свой собственный мир. И я живу в их новом мире. Но они понимают старый мир, мир в котором они родились, а я нет. Я никуда не подхожу. Это проблема. — Это не так, — сказал я. — Ты подходишь всему. Вот такой ты. — Ты просто никогда не видел меня с кузинами. Рядом с ними, я выгляжу как фрик. Я понимал это чувство. — Я понимаю, — ответил я. — Я тоже чувствую себя фриком. — Ну, по крайней мере, ты настоящий мексиканец. — А что я знаю о Мексике, Данте? Он молчал, и это было очень странно. — Думаешь, так будет всегда? — Как? — И имею в виду, когда мы начнем чувствовать, будто весь мир принадлежит нам? Я хотел сказать ему, что мир никогда не будет принадлежать нам. — Я не знаю, — сказал я. — Завтра. ДЕВЯТЬ Я зашел на кухню и начал смотреть как мама прибирается в ящиках. — О чем вы с Данте разговаривали? — О разных вещах. Я хотел спросить о моем брате. Но я знал, что это плохая идея. — Он рассказывал мне о своих родителях, о том, что они познакомились в Беркли. И что он родился там. Он сказал, что помнит, как его родители все время читали книги и учились.