— Обещай, что будешь осторожен. — Обещаю. — И помни дождь, — сказала она. ДЕСЯТЬ Когда я подъезжал к своему месту в пустыне, Данте достал два пакетика и помахал ими в воздухе. Мы улыбнулись друг другу, а затем рассмеялись. — Ты плохой мальчик, — сказал я. — Ты тоже плохой мальчик. — Именно таким я всегда хотел быть. — Если бы наши родители знали, — сказал я. — Если бы наши родители знали, — повторил Данте. Мы снова рассмеялись. — Я никогда этого не делал. — Этому не сложно научится. — Где ты достал травку? — Даниил. Парень, с которым я работаю. Думаю, я ему нравлюсь. — Он хочет поцеловать тебя? — Думаю да. — А ты хочешь поцеловать его? — Не уверен. — Но ты уговорил его дать тебе травки, не так ли? Даже несмотря на то, что я не сводил глаз с дороги, я знал, что он улыбается. — Тебе нравится уговаривать людей, да? — Я не собираюсь отвечать на это. В небе сверкала молния, гремел гром и все пахло дождем. Мы с Данте молча вылезли из грузовика. Он поджег косяк, вдохну и задержал дым в легких. Потом он наконец-то его выпустил. Он повторил этот процесс снова, и протянул косяк мне. Я сделала все так, как и он. Должен признать, мне нравится этот запах, но не ощущение. Я старался не кашлять. Если Данте не закашлял, то и я смогу. Мы сидели, куря травку, пока она не закончилась. Я чувствовал себя легко, свежо и счастливо. Это было странно и прекрасно, все казалось таким отдаленным и близким одновременно. Мы с Данте перебрались в откидной борт пикапа, и все еще продолжали смотреть друг на друга. Потом мы начали смеяться и не могли остановиться. Вскоре свежий ветерок перерос в ветер. А гром и молния были все ближе и ближе. Начался дождь. Мы залезли в грузовик, все еще громко смеясь. Я совсем не хотел прекращать смеяться. — Это безумие, — сказал я. — Я просто безумен. — Безумие, — сказал он. — Безумие, безумие, безумие. — Господи, какое же это безумие. Я хотел смеяться всю жизнь. Но через несколько минут мы успокоились и начали слушать звуки ливня. Шел настоящий дождь. Как той ночью. — Давай выйдем наружу, — сказал Данте. — Давай выйдем под дождь. — Он начал раздеваться. Сначала снял футболку, потом шорты и боксеры. Все, кроме кроссовок. Это было забавно. — Ну, — сказал он, и положил руку на ручку дверцы. — Готов? — Подожди. — Я стянул футболку и всю остальную одежду. Кроме кроссовок. Мы переглянулись, и снова засмеялись. — Готов? — спросил я. — Готов. И мы выбежали под дождь. Боже, капли дождя такие холодные. — Черт! — прокричал я. — Черт! — прокричал в ответ Данте. — Мы чертовски ненормальные. — Да! — рассмеялся Данте. Мы бегали вокруг грузовика, абсолютно голые, и смеялись. Мы бегали круг за кругом, снова и снова, пока оба не устали так, что уже не могли дышать. Мы сели в грузовик, не прекращая смеяться. А потом дождь прекратился. Для пустыни это было нормальное явление. Дождь заканчивался также резко, как и начинался. Я открыл дверцу и вылез навстречу холодному ночному воздух. Я потянулся к небу, и закрыл глаза. Данте стоял возле меня. Я не знаю, как бы поступил, если бы он дотронулся до меня. Но он этого не сделал. — Я голоден, — сказал он. — И я. Мы оделись и поехали назад в город. — Что хочешь съесть? — спросил я. — Менудо. — Ты любишь менудо. — Ага. — Думаю, это делает тебя настоящим мексиканцем. — Настоящим мексиканцам нравится целовать парней? — Не думаю, что это изобретение американцев. — Наверно ты прав. — Да, наверно. Как насчет Тако Чико? — У них нет менудо. — Ладно, тогда как насчет Кафе Удачи в Аламеда? — Мой отец любит это место. — Мой тоже. — Они играют в боулинг, — вспомнил я. — Они играют в боулинг. — Мы снова рассмеялись так сильно, что у меня заболел живот. Когда мы наконец-то доехали до Кафе Удачи, мы были настолько голодны, что оба заказали полные тарелки энчиладас и две миски менудо. — Мои глаза красные?