Часть 54 из 71 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Да.
— Папа устроил скандал из-за того, что ты вернулся поздно?
— Нет. Он уже спал.
— Мама хотела знать, чем мы занимались.
— И что ты ей сказал?
— Я сказал, что нам не удалось посмотреть на звезды из-за бури. Я сказал, что дождь лил как из ведра, и мы застряли. Так-то, мы просто сидели в грузовике и разговаривали. А когда дождь прекратился, мы поняли, что проголодались, и поехали за менудо.
— Она очень странно посмотрела на меня, и сказала: «Почему я тебе не верю?» А я ответил: «Потому что у тебя очень подозрительная натура». А потом она прекратила меня допрашивать.
— У твоей мама гипер-инстинкты, — сказал я.
— Ага, но она ничего не может доказать.
— Уверен, что она знает.
— Откуда?
— Я не знаю. Но уверен, что она знает.
— Теперь я чувствую себя параноиком.
— Отлично.
Мы оба залились смехом.
Мы завезли Легс к Данте этим же утром. Папа дал мистеру Кинтана ключ от нашего дома. Данте придется поливать цветы моей мамы.
— И не укради мой грузовик, — сказал я.
— Я мексиканец, — сказал он. — Я все знаю о взломе. — Это меня рассмешило. — Послушай, — сказал он. — Поедание менудо и взлом грузовика — это два абсолютно разных вида искусства.
Мы усмехнулись друг другу.
Миссис Кинтана посмотрела на нас.
Мы выпили с родителями Данте чашечку кофе. Данте показал Легс дом.
— Уверенна, что Данте с удовольствием разрешит Легс сжевать всю его обувь, — мы все рассмеялись. Кроме моего отца. Он не знал о войне Данте против обуви. Когда Легс и Данте вернулись в кухню, мы рассмеялись еще сильнее. Легс тащила один из кроссовок Данте в зубах.
— Смотри, что она нашла, мам.
ДВЕНАДЦАТЬ
По дороге в Тусон мы с отцом почти не разговаривали.
— Твоя мама расстроена, — начал он. Я знал, о чем он думает.
— Хочешь, чтобы я повел?
— Нет, — сказал он. Но потом он передумал. — Да. — Он вышел на следующей заправке, заправил машину и купил нам кофе. Потом он протянул мне ключи. Его машиной было управлять намного проще, чем моим грузовиком. Я улыбнулся. — Я никогда не водил что-либо, помимо моего грузовика.
— Если ты справился с грузовиком, ты справишься с чем угодно.
— Прости за прошлую ночь, — сказал я. — Просто иногда я думаю о разных вещах, и во мне появляется это чувство. И я не всегда знаю, что с этим делать. Скорее всего, они даже не имеют никакого смысла.
— Все хорошо, Ари.
— А я так не думаю.
— Чувствовать — это нормально.
— Только если это не злость. Я даже не знаю, откуда во мне берется вся эта злость.
— Возможно, нам стоит чаще разговаривать.
— Ну и кто же из нас хорош в разговорах, пап?
— Ты хорош в разговорах, Ари. Ты просто не хорош в разговорах со мной.
Я ничего не ответил. Но потом сказал:
— Папа, я не хорош в разговорах.
— Ты постоянно разговариваешь с мамой.
— Да, но только потому что это обязанность.
Он рассмеялся.
— Я рад, что она заставляет нас говорить.
— Если бы она не была рядом, мы бы умерли в собственной тишине.
— Ну, мы разговариваем сейчас, не так ли?
Я поднял взгляд, и увидел, что он улыбается.
— Да, мы разговариваем.
Он опустил окно.
— Твоя мама не разрешает мне курить в машине. Ты не против?
— Нет, я не против.
Запах сигарет всегда напоминал мне о нем. Он курил. А я был за рулем. Я не был против тишины, пустыни и облачного неба.
Что значили слова для пустыни?
Мои мысли переключились. Я начал думать о Легс и Данте. Мне стало интересно, о чем думал Данте, когда смотрел на меня. Мне стало интересно, почему я не смотрел на рисунки, которые он мне дал. Ни разу. Я подумал о Джине и Сьюзи, и мне стало интересно, почему я никогда им не звонил. Они доставали меня, но это был их способ быть милыми со мной. Я знаю, что нравлюсь им. И они тоже мне нравились. Почему парень не может дружить с девчонками? Что в этом было неправильного? Я подумал о брате, и мне стало интересно, был ли он близок с моей тетей. Мне стало интересно, почему такая милая женщина отдалилась от семьи. Мне стало интересно, почему я провел с ней лето, когда мне было всего четыре года.
— О чем ты думаешь? — я услышал голос отца. Он никогда не задавал этот вопрос.
— Я думал о тете Офелии.
— И о чем же ты думал?
— Почему вы больше не отправляли меня к ней на лето?
Он не ответил. Он снова открыл окно, и в машину ворвался горячий пустынный воздух. Я знал, что он собирается выкурить еще одну сигарету.
— Скажи мне, — попросил я.
— Это было время, когда судили твоего брата, — сказал он.
Это было первый раз, когда он упомянул моего брата при мне. Я ничего не ответил. Я хотел, чтобы он продолжил свой рассказ.
— У нас с твоей мамой были сложные времена. У всех нас. У твоих сестер тоже. Мы не хотели, чтобы ты… — Он остановился. — Думаю, ты понимаешь, что я пытаюсь сказать. — Выражение его лица стало очень серьезным. Еще серьезнее чем обычно. — Твой брат любил тебя, Ари. Любил. И он не хотел, чтобы ты был рядом. Он не хотел, чтобы бы ты так о нем думал.
— И вы отослали меня к тете.
— Да. Так и есть.
— Это ничего не исправило, папа. Я постоянно о нем думаю.
— Мне жаль, Ари. Я просто… Мне действительно жаль.
— Почему мы не можем просто…