– Твоя проницательность меня восхищает, дорогая, – съехидничал Реми. – Он на твоем генеалогическом древе нашел сочный плод в виде богатого дядюшки из Америки? – Нет, я получил работу. – Тоже неплохо, – кивнула Ксюша, отпив кофе. – И какую же? – Довольно странную. Ты знаешь, что генеалоги часто работают по заказу нотариусов, чтобы разыскать наследников, о которых никто ничего не знает. Человек умер, осталось некое состояние, прямых наследников нет, и тогда генеалоги начинают рыть. До шестой степени родства, кажется. Случается, ищут в других странах… – Да, слышала о них… А у нас нет шоколада? – Ты имеешь в виду плитку или какао-порошок для горячего? – Плитку, конечно. Мне нужен кусочек шоколада к кофе. – Должен быть, если ты весь не съела. – Где? – Посмотри в холодильнике. Лето жаркое, нельзя его просто в шкафчике держать. – Точно, ты мне говорил! Ксения соскользнула с дивана, метнулась в кухню. Хлопнула дверца холодильника, и Ксюша вернулась, торжествующе размахивая четвертушкой плитки. – Надо будет завтра купить еще, это последний… Так что там у генеалогов приключилось? Реми немного раздражала ее манера постоянно отвлекаться от предмета беседы, но, к чести жены, следовало признать: она практически никогда не теряла нить разговора. – Представь, какая вышла странная история: один мужчина, тяжело больной, призвал нотариуса в больницу… * * * …Этьен Пасье знал, что умирает. Его сжирал рак. Врачи делали все, чтобы облегчить ему страдания, им это даже неплохо удавалось, но Этьен не обольщался и не принимал отсутствие боли за улучшение. Ему пообещали два месяца, максимум три, и теперь он с удивлением обнаружил, что у него появилось свободное время. Абсолютно пустое, ничем не занятое время, чтобы поразмыслить о прожитой жизни. Никогда раньше Этьен о ней не размышлял: он по ней бежал. Дела вечно толкали вперед, некогда было даже голову повернуть назад – увидеть, что там осталось, за спиной. Да и сейчас он бы по своей воле оборачиваться не стал. Однако теперь, когда он оказался в ловушке свободного времени, мысли напали на него, как бандиты. Жестокие, беспощадные, неумолимые, они принялись терзать его, методично нанося удар за ударом, рану за раной. ЖИЗНЬ НЕ СЛОЖИЛАСЬ – вот что они выбивали барабанной дробью в его мозгу. Он крутил головой на подушке, будто пытался уклониться от очередного удара. Но тот снова и снова его настигал: напрасно жил, впустую прожил. Карьера сложилась, а вот жизнь… Карьера. Каким пустым стало это слово сейчас, когда от жизни остался лишь жалкий клочок. Всё, чему Этьен посвятил себя, превратилось вдруг в пшик. В лужу от растаявших дней. Бессмысленную, бесславную, бесполезную. Почему так? Почему он раньше не знал, не предвидел? Не понимал… Собственно, что значит жизнь? В чем ее смысл, ее соль? Этьен был финансистом, не философом, и затруднился бы внятно ответить на свой вопрос, но интуитивно понимал: если жизнь удалась, то перед смертью вспоминаешь хорошее. Мгновения, когда тебе было радостно. И когда же Этьену было радостно? Когда проворачивал удачную сделку? Когда хвалили и благодарили за умножение прибылей? Это было приятно, да. И чувство удовлетворения, и гордость за отлично сделанную работу, все так. Но радость? Нет, не потянет. Радость – настоящую, бешеную, головокружительную – он ощутил лишь однажды, когда влюбился. Любовь – вот радость. Любовь? Да что это вообще такое, любовь? Родительской любви он не помнил. Опека, забота, строгие требования к поведению, внешнему виду, учебе – все это было, да. Он с детства привык к спартанскому образу жизни и дисциплине: в школе участвовал в скаутском движении, ходил в походы, учился обходиться малым. В семье за малейшее отклонение от предписанных правил наказывали Этьена строго, а вот поощрение… Только чуть больше карманных денег. Ни ласки, ни поцелуя. Тон задавал отец, мать ему вторила, как безликая ученица-зубрилка. Родители никогда не прижимали его к себе, не обнимали. Их тела, их запах навсегда остались для него неродными. Даже враждебными: наверное, так дикие звери воспринимают чужака. Помнится, даже когда отец заболел, Этьен не сумел до него дотронуться, поцеловать впалую щеку. С огромным трудом принудил себя коснуться губами холодного отцовского лба в гробу. С матерью вышло проще: после смерти отца она уехала жить на юг к своей сестре, на роскошную виллу на берегу Средиземного моря. Там же и умерла. Доставили тело в Париж для похорон в свинцовом гробу – погода стояла жаркая в то лето, – да так и не открыли для прощания. И Этьену не пришлось целовать материнский лоб. Родительское воспитание не могло не повлиять на отношения Этьена с женщинами. Наверное, потому он вырос зажатым, брезгливым, и даже на пике плотского желания избегал целовать девушку. Совершить половой акт мог, но без поцелуев. Без ласк. Он не умел, не знал, как это делается, и не хотел. Хотя девушек, пытавшихся завести с ним отношения, было немало. Еще бы, получив огромное состояние от родителей, Этьен быстро его приумножил, став завидным женихом. К тому же он был вполне хорош собой: голубоглазый шатен с приятной улыбкой, искусственность которой мало кто распознавал, люди ведь падки на форму, не на содержание. В тридцать девять лет он еще не был женат, знакомые поговаривали, что он гей, хотя в однополых отношениях Этьен замечен не был. И вдруг – она. Невыносимо красивая. Нестерпимо сексапильная. Черные кудри струились до ягодиц, глаза-миндалины, брови вразлет. И белоснежная кожа. И тончайшая талия. И небольшая, прекраснейшей формы грудь. А уж от линии бедер, от контура ягодиц, угадывавшегося под тонким платьем, вообще дыхание останавливалось. Таких женщин он раньше не видел. Вообще никогда, если не считать картинок в комиксах. Оказалось, она русская[2]. И звали ее Анжелика. Русских он до этого момента тоже никогда не видел. Разве что по телевизору, где о них говорили очень нелестные вещи. Но кто же верит телевизору? Этьен, занимая высокий пост в одном крупном инвестиционном фонде, водил дружбу со многими известными в различных сферах людьми, в силу чего имел доступ к негласной информации. И он отлично знал, до какой степени информация «беспристрастных» журналистов тенденциозна, а то и вовсе лжива, поскольку управляется всего лишь узким кругом заинтересованных лиц. Анжелика была совсем не похожа на тех русских, о которых писала французская пресса. Только, пожалуй, излишне открытой одеждой, что привлекало к ней восхищенные взгляды всех встречных мужчин. Но такую красоту грех скрывать, право. К тому же держалась Анжелика с редким чувством достоинства. Начитанная, она отлично разбиралась не только в русской, но и во французской литературе, по-французски говорила почти без ошибок. Не сказать, чтобы она обладала прекрасным вкусом и манерами – скорее, была манерна. Но вкус – дело наживное. Анжелика впервые приехала во Францию и наивно полагала: раз модная вещь куплена в дизайнерском бутике, то она непременно хороша. Собственного вкуса (то есть внутреннего критика) у девушки попросту не имелось. Ей и в голову не приходило, что чрезмерно открытые наряды, мини-юбки и глубокие декольте выглядят вульгарно: как такое может быть, ведь она купила их у самых-самых знаменитых кутюрье! Этьен мягко, без напора, взялся за воспитание ее вкуса. Она смеялась, удивлялась, шутила – и никогда не обижалась. Ко всем прочим достоинствам она еще обладала отличным чувством юмора. Познакомился с ней Этьен на одной вечеринке – Анжелику туда привели друзья, у которых она гостила, – и влип сразу же, как оса в мед. Стал приглашать то на ужин в лучшие рестораны Парижа, то в Оперу, то в элитные клубы, а через две с половиной недели она неожиданно поселилась у него. К собственному изумлению, он сам ей предложил. А куда было деваться? Иначе бы она улетела! У нее кончалась виза! Он не мог допустить, чтобы она улетела из его жизни. Тогда во Франции было сурово – никаких нелегалов. Это сейчас все вдруг стали добренькие: живи в стране сколько влезет, даже без документов. Но тогда, чтобы удержать Анжелику, требовалось легализовать ее пребывание во Франции. И он, закоренелый холостяк, решился – предложил пожениться. Через каких-то три недели после знакомства! Раньше, бывало, он по три года мурыжил девушку и все равно не женился. А тут – три недели. Но ведь нельзя, чтобы она улетела!!! Казалось, Анжелика была счастлива. Так обнимала его, так страстно целовала, а уж в постели просто с ума сводила. День свадьбы назначили через месяц, на октябрь, – раньше никак нельзя было, такие порядки. Он решил все обставить скромно, ведь не сезон: обычно ждут лета, чтобы в каком-нибудь замке отпраздновать, используя и лужайки, и парк, и залы с сотней-другой гостей. Но он на все наплевал. Он любил ее, боже, как любил! На все был готов. Даже нарушить традиции. Ведь приличные люди так свадьбы не справляют. Но тогда в нем бурлила невиданная радость, и он с легкостью отмахнулся от всего, что годами вбивали в его мозг родители. Люди из высшего общества. «В нашей русской литературе, – а это великая литература, ты ведь не станешь спорить! – говорила Анжелика, и глаза ее блестели. – Главным считается жизнь души. Чувства. Любовь. А ты привык в своем высшем обществе считать главным социальное положение. Деньги. Бренды. Все внешнее, – грустно качая головой, говорила прелестная Анжелика. – Но на самом-то деле важно только внутреннее! Жизнь души!» И он с ней соглашался. Это ведь абсолютно верно! Почему он сам об этом до сих пор не думал? Возлюбленная открыла ему глаза на истину. Она была умна, хорошо образованна – и в искусстве разбиралась, и в психологии, и философов цитировала, – а чего не знала, тому училась с лету. Он только диву давался. И в то же время она была веселая, остроумная, легкая… Чудо какое-то. Анжелика освободила его от всех зажимов, всех оков, всех проклятий его детства. Она объяснила Этьену, в чем его проблема; научила, как избавиться от брезгливости и полюбить чужое тело… И с тех пор они постоянно ребячились, шутили, смеялись, он почти не выпускал ее из своих рук: он познал счастье прикосновений, блаженство ласки. Он упивался ее запахом, он постоянно совал нос в ее густые волосы и вдыхал, вдыхал ароматы любимой женщины… А пока они жили вместе, как муж с женой. И вскоре, за десять дней до свадьбы, она сказала, что беременна. И тест показала. Он не верил такой удаче: сразу и жена, и ребенок! Сразу, одним махом, семья! Он уже почти перестал мечтать о ней… Этьен завалил Анжелику подарками. Не отказывал ни в чем. Украшения? Пожалуйста! Бутики? Вперед! В спортзал? Ради бога! Бассейн, массаж, косметолог, диетолог – да что угодно! Она была его божеством, его счастьем, которого он ждал всю жизнь. И вдруг… …Он уже представил Анжелику друзьям (строго говоря, их у него не было – так, приятели), которых собирался пригласить на скромную свадьбу. У мужчин горели глаза, когда они смотрели на его маленькую прелестницу, и ему хотелось смеяться вслух: я вас сделал, а, мужики?! Вы шептались за моей спиной – мол, старый я холостяк и у меня наверняка проблемы, то ли с головой, то ли в трусах. А вот, накось-выкуси, я выиграл самый крутой приз! Ну а женщины, натурально, кривили губы, и ядовитое облачко шепота плыло по его гостиной: «вульгарна, нет вкуса, слишком себя выставляет», тра-та-та… Поэтому, когда одна из них, Магали, позвонила ему и сообщила, что видела его невесту в спорткомплексе с молодым мужчиной в весьма двусмысленной ситуации, Этьен ей не поверил. – Ты отупел от любви, приятель, – хмыкнула Магали. – Но я не хочу, чтобы ты приобрел рога еще до женитьбы. Сам представляешь, как все наши будут над тобой издеваться. Сейчас они пускают слюни от зависти и будут счастливы, если ты облажаешься. Давай так: поезжай туда и собственными глазами посмотри. Она не особо шифруется: думает, что знакомых там нет, прятаться не от кого. И то правда, я почти случайно туда сегодня поехала. Вдруг подумала: что же я абонемент оплачиваю, а ходить не хожу. Надо хоть иногда… Короче, мужчина в спорткомплексе тренер. Какой именно, не знаю. Там и тренажерный зал, и фитнесс, и бассейн с гимнастикой. Но ты его опознаешь без труда: высокий мускулистый блондин. И, кажется, русский. По крайней мере, мне послышалось, что говорили они между собой по-русски. Когда войдешь, посмотри направо: там, возле лифтов, есть что-то вроде портика, за которым коридор. Так вот, я их видела за одной из колонн этого портика… И знай, Этьен: я никому об этом не расскажу. Реши проблему, как считаешь нужным, а на мое молчание можешь положиться. Этьен онемел от услышанного. Судя по голосу приятельницы, усталому и грустному – не злорадному, нет, – она говорила правду. Он выдавил из пересохшего горла «Спасибо, Магали» и отключился. На следующий же день Этьен поехал в спорткомплекс. И увидел. До портика даже не пришлось идти: Анжелика целовалась с блондином прямо у входа в комплекс. И целовалась так, что сомнений в природе их отношений не оставалось. Ему, Этьену, Анжелика говорила, что он прекрасен. Что любит его тело. Он был мелковат и худоват – такой не слишком свежий тридцатидевятилетний пацан – и никогда не считал себя физически привлекательным; но она убедила его. Когда любишь человека, говорила она, любишь в нем все. Даже его недостатки. И Этьен поражался глубине этой мысли. И еще она говорила, что влюблена в его душу. Благородную, редкую, возвышенную. Потому что для русской женщины, воспитанной на великой русской литературе, нет ничего важнее души. И он снова ей верил. А у этого, с бицепсами, в теле вовсе не было места, где помещается душа. Там все мясом заросло. Но с ним она целовалась на глазах у всех посетителей спорткомплекса… Беременная ребенком Этьена… За неделю до их свадьбы… Или ребенок от этого мясного теленка?! Он крадучись вернулся к своей машине. Она его не заметила. Он спрашивал себя: куда ушла ее любовь, почему, отчего? И когда?! Когда Анжелика успела его, Этьена, разлюбить?! Ведь надо сначала одного разлюбить, чтобы потом другого полюбить… Ведь так? Он промучился пару дней, пока неожиданно не осознал: да все куда проще! Она его, Этьена, никогда не любила. Никогда. Она ему лгала. Умело, искренне, красиво. У нее редкий талант лгуньи. Наверняка использовала его в жизни уже не раз…