Он отменил свадьбу. Выставил Анжелику из дома и сказал, чтобы забыла его адрес и телефон. Она все-таки звонила. Плакала. Что-то плела – мол, он все неправильно понял. Но что можно понять неправильно, когда мужчина и женщина втягивают губы друг друга? Счесть дружеским поцелуем? Ту гору мускулов она, возможно, тоже не любила, но это Этьену было до фени. Он ей так и сказал. Дело не в ревности, сказал он, а во лжи. А она все равно звонила. И говорила, что у них – у НИХ! – скоро будет ребенок. Но раз она врала о любви – могла и о беременности наврать. Тест – а кто знает, ее ли тест? Могла у какой-нибудь подруги взять. Она лгунья, а такие отлично умеют обставлять свое вранье. Последний раз она набрала его номер, чтобы сообщить: у них будут близнецы. Мальчишки. Ложь, ложь, ложь. На этот раз он послал ее очень резко. Грубо. И больше она не появлялась в его жизни. Никогда. А он сжал свое сердце в кулак и выдавил оттуда Анжелику, как гной из прыща. И, освободив свою душу от любви, заполнил ее работой. Карьера его, и без того отличная, взмыла ввысь с космической скоростью. Он работал днем и ночью, чтобы не оставить в мозгу даже крошечного места для мыслей об Анжелике. Через год он женился на Магали. Она, по крайней мере, повела себя как настоящий друг. Но он ее не любил. Прожил он с Магали, не слишком понимая зачем, четыре года. Она хотела ребенка, он просил подождать: мол, пока не готов. Но Магали не дождалась. Ушла. «От тебя меньше проку, чем от новогодней елки. Как и ты, она мертвое дерево, но на нее можно хоть яркие гирлянды повесить и порадоваться. А ты безрадостный. Ты дохлый и тухлый», – сказала она на прощание. Прошли годы. Его интересовала только работа. Его мозг жадно решал задачи, прокручивал схемы, составлял комбинации. Он мог бы стать великим шахматистом, но финансовые схемы приносили не только интеллектуальное удовлетворение, а еще и бешеный доход. Великолепная награда за его блестящий ум. Не каждый поймет, но в этом был огромный кайф, который заменял все остальное, чего не имелось в его жизни. И утраченное счастье любви, и непознанную радость отцовства. По крайней мере, люди говорят, что быть отцом – это радость. А он ее не испытал. И не знал. Может, люди лгут. Может, нет. Какая разница? У него была своя радость: находить блестящие решения сложных задач и получать за это щедрое вознаграждение. Чего еще надо, собственно? Так он жил и радовался своей жизни – а она взяла да кончилось. И оказалось, ничего у него нет. Ни одной близкой души. Через пару месяцев его не станет, и некому будет о нем пожалеть. На похороны придет множество разных людей, но среди них не будет ни одного, для кого его уход станет потерей. Паршиво так умирать. Будто жизнь прожил напрасно. Собственно, почему «будто»? Так и есть: напрасно. Денег заработал немерено – да куда их теперь? Он умирал на больничной кровати, времени у него было до отвала: впереди вечность, как говорится, – и целыми днями думал, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться, чтобы ощутить смысл своего пребывания на земле. Зачем жил-то? Что после себя оставил? Во всем виновата подлая Анжелика. Это из-за нее он отказался жить и любить. Она отравила его мозг своим враньем… Она была столь прекрасна, эта лживая сука. Она была столь прекрасно лжива. Если бы у него сейчас оставалось время – и силы, конечно, – он бы ей отомстил. Он бы наказал ее за свою разрушенную жизнь! Но на больничной койке не повоюешь… И вдруг Этьен вспомнил о беременности Анжелики. А если она все-таки… В конце концов, он же с ней спал! Значит, Анжелика вполне могла залететь от него. А тот, гора мышц, – еще не факт, что у него гора сперматозоидов наличествовала! Анжелика сказала тогда, что все равно будет рожать. Близнецов. Если не солгала. Но если все-таки сказала правду, то и родила двух пацанов. Которые, возможно, его сыновья! Почему он тогда не поверил? Ведь все могло повернуться иначе. Если это были его мальчики, жизнь наполнилась бы смыслом… Но как он мог поверить, когда она все время лгала? Она наговорила ему столько красивых слов – таких важных, глубоких, умных, – что из них выстроился радужный замок счастья, в котором он блаженствовал несколько недель. И от одного ее поцелуя с тем блондином замок рухнул. Растаял, развеялся, превратился в едкий дым. Оставил его, Этьена, растерянного и убитого, посреди обломков лжи. Как же он мог ей поверить, спрашивается?! А генетические экспертизы в то время еще не делали… Да и признай он тогда мальчишек, Анжелика бы все эти годы тянула из него деньги. Ведь ясно же, для чего она с ним, с Этьеном, сошлась. У нее был спортсмен-любовник, а он, «старый мальчик», интересовал ее исключительно в качестве кошелька! Этьен застонал от до сих пор не утихшего унижения и повернулся на левый бок. Так меньше ныло в животе. Да, мальчишки. Если они и в самом деле были. Если и вправду их двое. Если Анжелика не сделала аборт. Если родила. И в особенности если это его дети… Его сыновья?! А ведь он мог бы разыскать их уже давно. И анализ ДНК сделать. И уже бы знал правду… И оставил бы им сейчас все, что заработал, накопил. И тогда его жизнь, его богатство, приобрели бы смысл: он завещал бы плоды своих блестящих трудов сыновьям! Злая ирония ситуации заключалась в том, что, если бы не рак, не больничная постылая койка, он и не вспомнил бы о них. Но тут, видите ли, своей жизни смысл придать захотелось. А дети – разве это не смысл? И Этьен вдруг понял, что важнее дела у него никогда не было. За всю его долгую жизнь, от которой теперь остались, по прогнозам врачей, лишь пара месяцев, и то в лучшем случае. Он нажал кнопку вызова. Когда медсестра явилась, распорядился привести врача. А тому велел найти нотариуса, самого лучшего, способного разыскать наследников… Потому что он желает незамедлительно составить завещание. Нотариус явился на следующее же утро, и Этьен Пасье рассказал ему все. Никогда бы, никогда не посвятил бы он постороннего в подробности своей жизни, и в особенности своих неудач! Но близкая смерть меняла привычки и ценности. Самолюбие – пшик, прах, цена ему не больше гнилого яблока или раздавленной улитки, попавшей под каблук после дождя. Этьен рассказал нотариусу все без утайки, не щадя ни себя, ни Анжелику. На кону стояло спасение его жизни от бессмысленности и ничтожности. Если это его сыновья, то… Notre Père, qui es aux Cieux, Que ton nom soit sanctifié, Que ton règne vienne… Бывший скаут, он не забыл слова «Отче наш». * * * – Зовут его Этьен Пасье, – продолжал Реми, – он тяжело болен, практически при смерти. Нотариус рассказал мне его историю вкратце. Когда-то у него был роман с русской девушкой. По паспорту она Анжела, но представилась ему Анжеликой. – Тогда у всех еще были свежи впечатления от эротического фильма про Анжелику. «Анжелика, маркиза ангелов» и далее, – хмыкнула Ксюша. – Наверняка она потому так и назвалась. – Не исключено, – согласился Реми. – Как бы то ни было, он влюбился. И собирался на ней жениться. Однако она ему изменила. Этьен, узнав об этом, разорвал с ней отношения незадолго до свадьбы. Анжелика умоляла ее простить, утверждала, что забеременела от него, причем близнецами, мальчиками, но Пасье ей не поверил, ведь она обманщица и лгунья. Однако сейчас, в думах о смерти, он решил проверить: а вдруг она сказала правду и близнецы действительно существуют. Позвал нотариуса, объяснил ситуацию и поручил разыскать этих парней. Им теперь должно быть по двадцать восемь лет – если они и впрямь существуют, конечно. Он предоставил полную информацию об Анжеле Багировой: ведь он собирался жениться, отдал ее документы на перевод для подачи заявления в мэрию. Видишь, как интересно: бракосочетание он аннулировал, но все данные этой женщины запомнил… На всю жизнь. Любил ее сильно, видать. – Или сильно страдал. Боль тоже не забывается. Реми посмотрел на жену. Хорошо сказано, точно. Он кивнул, соглашаясь. – Так вот, нотариус нанял генеалога, – продолжал Реми, – и тот собрал о ней максимум информации. Для начала откопал ее следы во Франции: спустя десять с лишним лет после разрыва с Этьеном она вышла замуж за некого месье Франсуа Дюваля. Его фамилию присоединила к своей и стала мадам Анжела Багирова-Дюваль. И, внимание, интересный факт: месье Дюваль усыновил ее двух сыновей-двойняшек. Им было в то время по десять лет, сечешь, Ксю? Даты сходятся: это те самые близнецы, в существовании которых усомнился Этьен Пасье. Они носили фамилию матери, Багировы, поскольку в графе отец стоял прочерк. И стали, как мать, Багировы-Дюваль. Микаэль и Даниэль. – Интересно, почему мать дала им французские имена? Ведь в момент их рождения она не была замужем за французом, как я понимаю. – Нет, во Франции никакого брака до Дюваля не зарегистрировано. – Возможно, мальчики звались Миша и Данила… При усыновлении в соответствующей службе предложили дать детям французские имена, тут ведь так делается. И Анжелика охотно согласилась. Она ведь смолоду рвалась во Францию. С Этьеном не вышло, зато получилось с другим. Спустя десять лет. И что она делала все эти годы? Чем занималась, где жила? – Трудно сказать. Гражданства у нее не имелось, пока она не получила его в связи с замужеством. Значит, если она и приезжала во Францию, то только по туристической визе. – Конечно, приезжала, а то как бы нашла себе мужа! Кто он такой, кстати? – Винодел. Богатый человек, ему принадлежали виноградники в Бургундии. Он был намного старше ее. – Принадлежали? – Да, он скончался около пяти лет назад. Мадам унаследовала большое состояние и, похоже, вернулась в Москву. Во всяком случае, генеалог обнаружил ее следы там. – Странно. Она ведь так упорно рвалась во Францию. Даже после разрыва с Пасье нашла себе мужа-француза. И с чего бы ей возвращаться в Москву? – Думаю, она к тому времени получила все, к чему стремилась: французское гражданство и большие деньги. А в Москве жить с большими деньгами, как заметил Кис, куда веселее. – Ты уже и Алешу подключил? Ксения избегала называть мужа своей старшей сестры «Лешей» во Франции, поскольку «лё ша» – это по-французски кот. Существуют, конечно, мужчины-котики, но Алексей Кисанов не из их числа. – А мне до сих пор не рассказал? – продолжала она. – История – готовая завязка для романа! – Я Алексея не то чтоб подключил… Тут вот как вышло: обычно нотариус связывается с коллегами в другой стране, и все дальше идет через тамошнюю нотариальную палату. Но господин Пасье заявил, что завещание пока писать не станет, – хочет сначала получить максимум информации об этой женщине, Анжелике, и ее сыновьях. Выяснить, его ли дети. Поэтому нотариус обратился ко мне. Я с ним уже работал – мэтр Бонфис, помнишь? – и он обо мне высокого мнения. Хотя в данном случае он ценит, скорее, тот факт, что у меня есть русская жена и связи в России. Ну а я попросил Алешу. – Вот, и мне ничего не сказал! Я б уже полромана написала! – Ждал, пока обнаружим их следы. Роман ведь не может состоять из одной главы, а, писательница моя? Нужна не только завязка, но и развязка! – Очень остроумно. До развязки вам с Алешей еще далеко, можешь не сомневаться! – Это почему еще? – Ну как же, ведь парни ему ответили: «Наш отец умер три года назад». – Ты ведь не слушала меня! – Не слушала, – согласилась Ксения. – Но слышала. Так бывает.