– Где она?! – кричал Франсуа. – Где она?! – вторила ему Анжела. – Я не вижу… Попробую подплыть… Но я боюсь, Франсуа, придумай что-нибудь, эта медуза страшно ядовита!!! «Португальский кораблик» принялся меж тем медленно дрейфовать в сторону открытого моря. Франсуа схватил пожарный багор и прыгнул с борта яхты в воду. – Зачем ты это взял? – прокричала Анжела. – Брось, к медузе все равно нельзя приближаться, у нее щупальца под водой! Анжела поплыла в сторону физалии, Франсуа за ней, шлепая багром по воде. – Остановись, Анжела! – кричал Франсуа. – Я только попробую нырнуть… – Не смей! Не хватало еще, чтобы ты тоже… Соланж, ау, девочка моя, откликнись! Анжела нырнула, потом вынырнула, отчаянно хватая воздух ртом. – Боже, тебя эта дрянь ужалила?! – Не знаю… кажется, нет. – Ты Соланж увидела? – Нет… Франсуа пытался нырнуть, но багор ему мешал. Отбросив его, Дюваль нырнул, но почти сразу же появился на поверхности воды: он не отличался умением плавать и уж тем более нырять. – Где девочка моя?! – кричал он. – Где она?! – Не знаю, Франсуа… Сейчас еще нырну, попробую найти… – Не смей! Оставайся тут, возле скалы! Я сам поплыву в сторону медузы! – Франсуа, Франсуа, очнись! Медуза уже далеко. Она не утаскивает жертв с собой, она их только жалит. Если «кораблик» ужалил девочку, то она где-то тут, в воде, недалеко, возле этого камня! Плыви ко мне, давай попробуем ее найти! Они ныряли и подныривали в районе скалы до тех пор, пока Франсуа не стало плохо. Анжеле тоже было не особо хорошо: ее тошнило, видимо, наглоталась воды… – Возвращайся на яхту, Анжела, я сам буду дочку искать, – проговорил Франсуа, еле живой: сердце прихватило. «Португальского кораблика» уже давно след простыл: куда уплыл, в какой стороне исчез, они даже не заметили. Франсуа тяжело дышал, держась за борт яхты. Анжела, прикрыв глаза, уцепилась за борт чуть подальше. – Вызывай спасателей, – слабым голосом проговорила она. – Я попробую снова нырнуть… – Не смей! – крикнул Франсуа. – Ты утонешь! – Медуза уже уплыла, милый, – почти прошептала Анжела. – А вдруг я Соланж найду… И она, сделав несколько гребков брассом, снова нырнула. Ее не было так долго, что Дюваль едва не умер от волнения. Оторвавшись от борта яхты, он попытался подплыть к скале, у которой все события и произошли. Неожиданно Анжела показалась на поверхности. Задыхаясь, она ухватилась за шею Дюваля, шепча: «Я все осмотрела, как могла, но нигде Соланж не увидела…» Глаза Анжелы были красными и мокрыми – то ли от морской воды, то ли от слез. Франсуа тоже заплакал. – Девочка моя, как же так… Соланж, доченька, выплыви, пожалуйста, маленькая моя… – бормотал он, с трудом поднимаясь на борт яхты. Было очевидно: своими силами им ребенка не найти. Франсуа прилег на кровать в каюте. Анжела уговаривала его вызвать медицинскую помощь, но он ничего не желал слышать: хотел дождаться спасателей. Тогда Анжела присела рядом с ним и гладила его по руке до тех пор, пока не прибыла береговая охрана со спасателями. Однако сколько ни ныряли водолазы, ничего не обнаружили. Услышав о «португальском кораблике», они немного удивились, поскольку нашествия физалий зафиксировано не было – однако одиночные экземпляры вполне могли дрейфовать у берегов Балеарских островов. – Где же моя дочь?! – вопрошал Франсуа Дюваль. Увы, ответить на его вопрос никто не мог. – Тут разные течения… Могло отнести… Офицер не сказал «отнести тело», щадя нервы отца, – однако тот понял невысказанное и схватился за сердце. Кончилось все тем, что Франсуа Дюваля, под ласковые уговоры Анжелы, доставили в местную больницу. Пробыл он там три дня, и все это время водолазы искали тело Соланж. Но так и не нашли. Раздавленный горем, разбитый физически, Дюваль покинул местную клинику, опираясь на плечо Анжелы. Женщины, которая изо всех сил пыталась спасти его дочь. Единственного человека, способного разделить его боль. Она, Анжела, стала ему не только прекрасной любовницей, но и верным другом. * * * Остаток вечера Реми изучал в интернете карту острова, вглядываясь в те бухты, где драма могла произойти вдали от посторонних взглядов, – небольшие каменистые лагуны, не привлекающие туристов, находящиеся вдалеке от поселений. Иначе бы множество людей стали свидетелями исчезновения ребенка в волнах, бросились бы на помощь. И разговоров об этом было бы столь много, что не утихли бы до сих пор. Таких лагун он присмотрел на карте три. К счастью, все они находились на относительно небольшом расстоянии друг от друга, что позволит ему немного сэкономить завтра время. Жилья рядом вроде нет, но стопроцентного доверия к картам Гугла Реми не испытывал. Надо на все своими глазами посмотреть. Он показал Терезе лагуны на экране ноутбука. – Я знаю эти места, – кивнула женщина. – Вот эти две, – ткнула она пальцем в экран, – туда вообще с берега не попасть, очень крутой обрыв, только по воде можно приплыть. Сверху красотища, вода – как изумруды с сапфирами. Я девушкой любила там с подружками гулять, мы часто наверху останавливались и любовались… А с третьей бухты наверх ведет тропинка. Но от первых двух ее отделяет скала, вот, смотрите, она выдается в воду. Ее не обойти, только вплавь добраться можно. Реми отправил небольшой отчет Этьену Пасье и Ксюше – она переведет Кису – и лег спать. Но телефон тренькнул. Въедливый Кис прислал сообщение: «Тропинка была только в одной бухте двадцать лет назад. С тех пор многое могло измениться». «Завтра и посмотрим», – решил Реми и закрыл глаза. День девятый Тереза уже приготовила завтрак, когда он проснулся. Козий сыр, хлеб, масло ждали его на столе. Кофейник закипал. Не слишком избалованный подобной добротой со стороны едва знакомого человека, Реми не знал, как хозяйку благодарить, и в третий раз повторял «спасибо», пока Тереза не одарила его столь издевательской ухмылкой (мол, ох уж вы, французы…), что он умолк. На вопрос о возможных изменениях в топографии тропинок Тереза пожала плечами: – Когда я девушкой была, туда с подружками гулять ходила. А потом замуж вышла, дочку родила, позже сына – не до прогулок стало! «Ладно, – подумал Реми, – на месте разберусь». И, сверившись с картой, покатил на мопеде в сторону бухт. По высокому берегу параллельно краю обрыва шла еле заметная тропинка – тут ходили нечасто, трава едва вытоптана. Внизу, у подножия отвесного склона, море «сверкало изумрудами и сапфирами», как выразилась Тереза, однако никакой стежки-дорожки, ведущей вниз, к полосе прибоя, Реми не увидел. Он проехал почти шесть километров – медленно, поглядывая на обочину, поросшую невысоким кустарником, – пока не приблизился к поселку. Поскольку обитаемые зоны в их с Кисом логический расклад не вписывались, Реми повернул назад, снова вглядываясь в кромку обрыва. Время от времени он останавливался, слезал с мотоцикла и подходил к отвесному краю, выискивая взглядом хоть фрагмент голой земли, проплешину среди темной зелени. И наконец увидел. Не тропинку, но как раз проплешину. Внизу вдоль прибоя шла узкая полоска песка, которую даже с натяжкой пляжем не назвать. Справа берег бухты был перерезан цепочкой скал – изгрызенные временем камни выдавались в море. Реми еще раз прошелся поверху, вглядываясь вниз: да, это наверняка та самая третья бухта, из которой можно худо-бедно подняться на высокий берег. Из двух соседних никак, если только ты не альпинист. А дальше, за бухтой, даже узкой полоски песка не было: из воды торчали только черные камни. Проследив взглядом путь от края обрыва до проплешины, Реми разглядел в кустарнике узкие просветы, в лучшем случае сантиметров в пятнадцать шириной. Учитывая, что растительность повсюду плотно жалась друг к другу, корень к корню, не оставляя даже свободного сантиметра, Реми решил: вот она, пресловутая тропинка. Он осторожно поставил ногу, затем другую и сразу же заскользил вниз по сыпучей песчаной почве. Обрыв был крут, и Реми счел за лучшее опуститься на корточки, а затем и вовсе сел на попу. Съехал вниз он быстро, надеясь, что джинсы достойно выдержали это испытание. Внизу, отряхнувшись, он осмотрелся. Вода вблизи не сияла столь драгоценным блеском, но поражала неимоверной прозрачностью и чистотой. Стаи рыбок весело носились туда-сюда, никем не потревоженные. Реми прошелся вдоль прибоя, дошел до гряды скалистых камней, уходящих в море. Она и являлась тем пресловутым «разделителем», из-за которого из двух первых бухт нельзя было перебраться по суше в третью, где имелась какая-никакая тропинка наверх. Гряда невысоких скал образовывала нечто вроде грота, внутрь которого можно попасть из третьей бухты через многочисленные дыры и расселины; однако противоположная сторона грота казалась почти сплошной стеной.