– А я все равно приду. Совру, что мне двадцать пять и школа МЧС за плечами. И в подтверждение продемонстрирую виртуозное владение компасом. – Это как же? – Достал компас из кармана, посмотрел с умным видом, показал на север! – И где север? – Там. – Там юг, умник. – Хм, странно. Когда я днем выходил из дома, там был именно север. – И как родители не боятся выпускать тебя из дома? Совсем не ориентируешься в пространстве. Придется тебя проводить. Даже сейчас, вспоминая этот разговор, леденею. Я сама предложила парню его проводить? – Отец, у меня только отец. Но он знает, что мне нереально везет. Стоило нам с Баффи перепутать север с югом, как нас тут же нашел самый красивый поисковик отряда «Армас». Правда, Баф? Я покраснела. В моей копилке к пятнадцати годам значится лишь один виртуальный роман. Ну очень мне было скучно в больнице. – Кстати, девушка, если вы твердо намерены меня проводить, может, сначала повеселимся? Прямо по курсу, а прямо я различаю немного лучше, чем север и юг, – каток. Покатаемся на коньках? Такая романтика – зимний вечер, Рождество. Нет, Баф, ты постоишь у бортика. Будь деликатнее, я не тебе предлагаю свидание. Самой смешно и немного стыдно вспоминать, как при слове «свидание» сорвалась с места. – Эй, постой! Он рванул за мной, схватил за рукав куртки и поскользнулся. Мы упали с грохотом и визгом. Я ушибла колени и локти, а Вадим (тогда я еще не знала, что он именно Вадим) утонул в сугробе. Сначала мы с Баффи откапывали его, потом втроем искали шапку и телефон. Он вытряхивал из карманов снег, а фонари освещали снежинки в его темных волосах. – Понял, что на каток ты не хочешь. Может, позже? Выкроишь для меня часок в своем плотном графике? – Вряд ли. Может быть, году в две тысячи восемнадцатом. – Отлично, сходим на один из матчей чемпионата мира по футболу. А пока давай я тебя провожу, а не наоборот? Ага, приведу его в больницу и денег попрошу на операцию. – А я уже пришла. Вот мой дом. Пока. – До свидания. Он удивленно смотрел, как я торопливо ухожу в темноту чужого двора. – А может, я все же проскочу в отряд? – крикнул он вслед. – По блату! Через знакомство с человеком, нахождение которого там даже не обсуждается. – А мы не знакомы. – Как это, не знакомы? Я Вадим. А ты? – Агата. – Ух ты! Он еще что-то кричал, но я уже дворами бежала в больницу. Вадим тогда смотрел на меня так, будто… я в самом деле ему понравилась. Хорошо, что была зима и он не видел, что я лысая. Прошло полгода, мои волосы отросли до звания модной ультракороткой стрижки. А Вадим, значит, каким-то образом попал в «Армас». Почему Суворов позволил ему участвовать в поисках, да еще в лесу? – Агата, проснулась? Скоро будем завтракать. Папа входит в мою каморку. В руках пакет. – Я был у доктора Гриба. Смотрит на меня долгим, смущенным взглядом. Ясно, пережил серьезную битву с Грибом и потерпел поражение. Мой доктор – человек сложный, и я была бы рада больше с ним не встречаться. Только поначалу его фамилия вызывала у меня усмешку, теперь – исключительно нервную дрожь. Даже если бы папа бился за мою свободу, как зверь, доктора Гриба он бы не переубедил. – Мне удалось выторговать для тебя неделю так называемого отпуска. Потом придется вернуться, сдать анализы. А там… кто знает. – А там очередная операция. Пап, это не кончится никогда. Какая разница, умру я после десятой операции или после тридцатой? – Не говори так. Наша победа уже близка, доктор уверен. Вот таблетки. Из пакета на стол перекочевывают коробочки. – Завтра к десяти на прием. – Ты же сказал, неделя отпуска. – Жить будешь дома. Доктор только на тебя посмотрит. – Думаю, он не меньше меня рад моему побегу. Папа выходит, а я выстраиваю из лекарственных упаковок Великую Китайскую стену. Пусть Гриб и не мечтает увидеть меня на этой неделе. Отпуск есть отпуск. Потом вернется мама из санатория и хочешь не хочешь отправит в палату. Но это будет потом. А пока у меня каникулы, как у нормального человека! В ванной я пою и даже пытаюсь танцевать. Врезаюсь в полочку, на пол летят все мамины бутылочки и розовые флакончики сестры. Надо же, у нее косметики раза в два больше, чем у мамы. На кухню бреду виновато-тихая. – Неуклюжий тушканчик вернулся… – Судя по грохоту, он в отличной форме, – хохочет папа, снимая фартук. – Я, признаться, очень рад его возвращению. Мы обнимаемся. Наконец-то. – Мне тебя не хватало, – говорим одновременно и смущаемся. – Что у нас тут такое вкусное? Вареники, настоящие! – Не совсем настоящие, из магазина. Действительно, не бабушкины. Да бабушкиных и не будет больше никогда. В щедром куске теста не сразу найдешь начинку. Следом за папой я поливаю их сметаной до краев тарелки – этакий суп. – Не забудь зайти к Грибу. Завтра в десять. – Пап, ну пожалуйста… – Нет! Один осмотр, а дальше делай что хочешь. – Хочу смотреть «Сверхъестественное» ночь напролет, есть шоколадки, а фантики бросать прямо на пол, хочу врубить музыку на полную мощность. Хочу иметь личное пространство. Спасибо. Было очень вкусно. Особенно чай. – Рецепт чая – целиком мое авторство, – хвалится папа. – Что ж, Агата, отличный план. И чем из списка займешься сейчас? – Сейчас я пойду в отряд. Смотрю на отца вопросительно. Он пододвигает стакан с водой – запить таблетку – и говорит: – Отлично. Только не допоздна. Возьми телефон. И привет Объекту. Бегу к себе за наушниками и ныряю в старые любимые кеды. Любоваться на себя в зеркало не имеет смысла. Бледная лабораторная крыса с торчащими в разные стороны клочками волос никуда не делась. На месте и синеватая полоска губ, и чернота под глазами. На себя смотреть – только расстраиваться. Спускаться решаю пешком, но вскоре понимаю, что переоценила свои возможности. Сердце стучит, как бешеное, в глазах темнеет. Поднимаю глаза на наши окна и выдавливаю улыбку – знаю, что отец на меня смотрит. Бодро выхожу со двора и падаю на скамейку. Дышу глубоко и вскоре прихожу в себя. Дети поблизости чертят на асфальте классики.