– Вот вам и ошибка. Если бы обратили, заметили бы, что она открыта. – Как это? – Я полагаю, что эта форточка, точно так же, как все другие, открывается изнутри при помощи металлической косички с кольцом. – Именно так. – И эта косичка с кольцом висит между окном и комодом. – Да, но я не понимаю… – А я вам скажу. Через щель в раме можно просунуть палочку с крючком, потянуть за кольцо и открыть форточку. – Чудная мысль! – насмешливо воскликнул граф. – Как легко вам все удается! Но я должен вас огорчить – никакой щели в раме не было. – Щель была. – Но тогда мы бы ее увидели! – Чтобы увидеть, надо было посмотреть. Вы не посмотрели. Щель существует. Вдоль замазки вертикальная щель. Иначе и быть не может. Граф поднялся со своего места, он выглядел крайне взволнованным. Нервно прошелся по гостиной туда и обратно и подошел к Флориани. – С того самого дня в гардеробной ничего не изменилось. Никто туда больше не входил. – В таком случае, граф, для вас не составит труда убедиться, что мое объяснение полностью соответствует действительности. – Оно не соответствует фактам, которые были установлены следствием. Вы ничего не видели, вы ничего не знаете, и вы противоречите всему, что видели и знаем мы! Флориани, будто бы не заметив раздражения графа, с улыбкой ответил: – Я всего лишь стараюсь смотреть на вещи непредвзято. Если ошибся, укажите мне на ошибку. – Сию же секунду! Вашей уверенности не надолго… Граф де Дрё-Субиз проглотил несколько последних слов, направился к двери и вышел. Все сидели молча. Однако ждали с нетерпением, словно во тьме в самом деле вот-вот забрезжит свет истины. Всеобщее молчание было исполнено значительности. Наконец граф вернулся и замер на пороге, бледный и крайне возбужденный. – Прошу прощения, друзья мои, – произнес он дрогнувшим голосом. – Соображения шевалье были так неожиданны… Я даже предположить не мог… Графиня, сгорая от нетерпения, попросила: – Говори же… умоляю! Что там? – Щель… Именно в том самом месте. Продольная в раме. Граф схватил шевалье за руку и властно распорядился: – Продолжайте, месье Флориани. Я подтверждаю, что до сих пор вы были совершенно правы, но это еще не конец. Говорите! Что, по вашему мнению, произошло? Флориани мягко высвободил руку, помолчал и сказал: – По моему мнению, произошло вот что: некто, зная, что графиня де Дрё наденет на бал ожерелье, перебросил мостик к окну во время вашего отсутствия. Потом он наблюдал за вами через окно и видел, куда вы спрятали ларчик. Как только вы вышли, он потянул за кольцо и открыл форточку. – Но расстояние от форточки до запора окна слишком велико, дотянуться до него невозможно. – Не мог дотянуться – значит, пролез в форточку. – Невозможно! Нет такого худого мужчины, чтобы пролезть в форточку. – Ну так это был не мужчина! – Как это? – Форточка мала для мужчины, но вполне годится для ребенка. – Ребенка?! – Вы упомянули, что у Анриетты был сын. – Да, сын по имени Рауль. – Скорее всего, маленький Рауль и совершил кражу. – Но какие у вас доказательства? – Доказательства? Уверен, что найдутся и доказательства… Ну, например… Флориани на несколько секунд задумался и снова заговорил: – Например, мостик. Вряд ли мальчик мог незаметно пронести доску с улицы. Значит, он воспользовался тем, что было под рукой. В нише, где стряпала Анриетта, наверняка к стене была прикреплена доска, чтобы вешать кастрюли. – Насколько я помню, таких досок было даже две. – Надо посмотреть, насколько прочно они прикреплены к стене. Если просто повешены, то мальчик снял их, связал между собой, а потом вооружился кочергой. Возможно, там есть и кочерга, которой он воспользовался, чтобы открыть форточку. Ни слова не говоря, граф вышел, а присутствующие в гостиной уже не трепетали от неизвестности. Они знали – да, знали, – что предположения Флориани подтвердятся. От шевалье исходила такая несокрушимая уверенность, что его слова производили впечатление не логически связанных умозаключений, а живого присутствия при событиях, подлинность которых не составит труда подтвердить. Никто уже не удивился, когда граф вернулся и сообщил: – Да, так и есть, украл мальчик. Доказательства налицо. – Вы видели доски? Кочергу? – Я видел… Доски сняты. И кочерга имеется. Графиня де Дрё воскликнула: – Мальчик? Вы хотите сказать – его мать! Анриетта – вот настоящая виновница! Она заставила своего сына… – Нет, – прервал графиню шевалье. – Нет, его мать тут ни при чем. – Но они жили в одной комнате, он не мог действовать без ведома матери! – Он действовал в соседней комнате, пока она спала. – А ожерелье? – спросил граф. – Его бы нашли среди игрушек мальчика. – Простите! Но мальчик-то выходил на улицу! В тот день вы видели его за рабочим столиком, он вернулся из школы. И, возможно, полиции вместо того, чтобы без конца допрашивать невиновную матушку, следовало бы заглянуть в ящик с учебниками сына. – Может быть, и так. Но разве две тысячи франков, которые Анриетта получала каждый год, не служат подтверждением ее сообщничества? – Будучи сообщницей, вы стали бы благодарить кого-то за полученные деньги? И потом разве за ней не следили? А вот мальчик оставался на свободе. Ему не составляло труда добраться до соседнего городка и за жалкую цену продать один или два бриллианта, смотря по обстоятельствам. С единственным условием, что деньги должны быть посланы из Парижа. Так он и поступал из года в год. Четой де Дрё-Субиз и всеми их гостями внезапно овладело чувство странной неловкости. В тоне шевалье, в его манере говорить была не одна лишь уверенность, столь раздражавшая поначалу графа. В его словах звучало что-то пренебрежительное и враждебное, а вовсе не дружеское и не любезное, чего, собственно, от него все ждали. Граф натянуто улыбнулся. – Ваша история весьма трогательна, она меня очаровала. Поздравляю! У вас блестящее воображение! – Что вы, что вы! – возразил Флориани очень серьезно. – Воображение тут ни при чем. Я рассказал все именно так, как оно произошло, и не могло произойти по-другому. – Откуда же вы это знаете? – Вы все рассказали мне сами. Я представил себе жизнь мальчика и его матери в глухом селении, ее болезнь, старания и выдумки паренька, чтобы продать камни и спасти мать. Или хотя бы облегчить ее страдания. Болезнь взяла верх. Мать умерла. Прошли годы. Мальчик вырос, стал взрослым мужчиной. И вот – безусловно, я отпускаю себя на волю своей фантазии, – представим себе, что взрослому мальчику захотелось вернуться в дом своего детства и встретить там тех, кто подозревал и во всем винил его мать… Думаю, вы без труда вообразите жгучий интерес, какой вызовет такая встреча в старинном особняке, где давным-давно произошла эта драма?