— Они же таскают сотни тонн руды, им нужен мощный источник энергии. Я залезла в кузов комбайна: — А как они справляются с теплоотдачей? Воск и фазоизменяемый материал? — Понятия не имею. Избавиться от лишнего тепла в условиях вакуума не так-то просто. Воздуха, забирающего и уносящего тепло, вокруг нет. А если вы пользуетесь электрическим источником энергии, каждый джоуль энергии в результате превращается в тепло. Тепло от электросопротивления, от трения движущихся частей механизмов или от химических реакций в аккумуляторе — всё равно всё в конце превращается в тепло. Город снабжен сложной системой охладителей, которые переносят тепло к термальным панелям возле реакторов. Панели расположены в тени, поэтому они постепенно отдают тепло в виде инфракрасного излучения. Но у комбайна должна быть своя собственная система охлаждения. После недолгих поисков под днищем машины я, наконец, обнаружила клапан теплоотдачи. Я его сразу узнала — мы с отцом в прошлом много их установили, ремонтируя роверы–луноходы. — Так я и думала, они используют воск, — сказала я. Тронд подошел поближе, я видела только его ноги: — Что ты имеешь в виду? — Аккумулятор и кожух двигателя окружены трубами с воском. Чтобы расплавить воск, нужно много энергии, поэтому излишки тепла уходят туда. Рядом с трубами с воском проходят трубы системы охлаждения. Когда комбайн возвращается на базу для подзарядки, они прогоняют холодную воду через систему, и воск снова затвердевает. Горячую воду сливают на станции, чтобы спокойно охладить, когда комбайн снова уйдет на работу. — Ты хочешь сказать, что можешь заставить машину перегреться? — поинтересовался Тронд. — У тебя есть план? — Это не так просто. Существуют системы, предохраняющие механизмы от перегрева. Комбайн просто прекратит работу, пока система не охладится до нужного уровня. Инженеры «Санчез» справятся с этим за минуту. У меня появилась другая идея. Я вылезла из–под комбайна, встала и хорошенько потянулась. Потом я вскарабкалась по борту машины и спрыгнула в резервуар для руды. Мой голос звучал гулко: — Какая–нибудь из камер комбайна видит, что происходит в кузове? — А зачем? — не понял Тронд. — А, ясно, ты собираешься доехать до предгорий Мольтке в кузове машины! — Тронд, какая–нибудь камера направлена на резервуар? — Нет, они нужны только для передвижения и направлены в стороны от машины. Слушай, а как ты выберешься из города? У тебя же нет пропуска в шлюз. — Об этом не беспокойся. — Я вылезла из кузова и спрыгнула на пол ангара, до которого было четыре метра. Потом я подтянула к себе стул, развернула его, оседлала, положив подбородок на руки и принялась думать. Тронд скользнул поближе: — Ну что? — Я думаю. — Слушай, вы, женщины, знаете, как сексуально смотритесь, когда сидите вот так, верхом на стуле? — Конечно, знаем. — Я так и думал! — Тронд, я вообще–то пытаюсь сосредоточиться. — Извини. Несколько минут я задумчиво рассматривала комбайн, пока Тронд бесцельно слонялся но ангару и перебирал какие–то инструменты в ящиках. Может, он и гений предпринимательства, но терпения у него столько же, сколько у десятилетки. — У меня есть план, — наконец сказала я. Тронд уронил гайковерт, который вертел в руках, и заторопился ко мне. — Рассказывай! Я покачала головой: — Не забивай себе голову деталями. — Но я как раз люблю детали. — Должны же у дамы быть какие–то секреты. — Я встала. — Но я обещаю, что комбайны «Санчез» будут полностью уничтожены. — Звучит отлично! — Вот и хорошо, тогда я пошла домой, мне нужно принять душ. — Да уж, — пробормотал Тронд, — душ тебе не помешал бы. Добравшись до своего «гроба», я скинула одежду быстрее, чем пьяная студентка после вечеринки. Накинуть халат и вперёд — в душ. Я даже раскошелилась на лишние 200 жетонов, чтобы принять ванну. Божественное ощущение. Следующий день я провела, развозя грузы, как обычно. Мне не хотелось, чтобы какой–нибудь ушлый козел заметил изменение моего стандартного графика как раз перед готовящимся серьёзнейшим преступлением. Ничего особенного, самый обычный день. Вот она я, вся как на ладони, ещё и посвистываю небрежно. Я проработала до четырёх вечера. Потом я отправилась домой, легла (всё равно в этой конуре не встанешь) и стала собирать нужную информацию. Есть одна вещь на Земле, которой я завидую, — Интернет у них куда быстрее. В Артемиде имеется локальная сеть, годная для почты и платежных проводок, но когда речь заходит о сетевом поиске — дело дрянь. Серверы–то находятся на Земле. Что означает, что ответа на каждый вопрос приходится ждать минимум четыре секунды. Скорость света, знаете ли, только медленнее, чем мне хотелось бы. Я выпила столько чаю, что к общественному туалету приходилось бегать каждые минут двадцать. После нескольких часов работы я окончательно утвердилась во мнении: мне абсолютно необходим мой собственный туалет. Но в результате у меня сложился рабочий план. И, как в случае с любым хорошим планом, для него требовался чокнутый украинец. Я припарковала «Триггер» в узком коридоре рядом с дверью Исследовательского центра Европейского Космического агентства. Мировые космические агентства были одними из первых, кто арендовал помещения в Артемиде. В прошлом лучшие места для аренды находились в сфере Армстронга. Но с тех пор было построено ещё пять сфер, а арендаторы остались на старых местах. Некогда сверхсовременный дизайн их помещений устарел лет на двадцать. Я спрыгнула с карта и вошла в лабораторию. Крохотная приёмная за дверью была воспоминанием о тех временах, когда с помещениями было совсем туго. От комнаты под разными углами отходили четыре коридора. Некоторые двери нельзя было открыть, не закрыв перед этим соседнюю дверь. Этот эргономический кошмар служил наглядной иллюстрацией того, что получается, если семнадцать правительств поручают дизайн лаборатории комитету. Я вошла в центральную дверь, прошла почти до конца коридора и очутилась в лаборатории микроэлектроники. Согнувшийся над микроскопом Мартин Свобода рассеянно, не глядя, потянулся за своей кружкой кофе, по пути благополучно миновав три колбы со смертельно опасными кислотами. Мартин поднял кружку и сделал глоток. Честное слово, этот чертов придурок когда–нибудь себя угробит. Четыре года назад ЕКА командировало Мартина в Артемиду изучать производственные процессы, связанные с микроэлектроникой. Очевидно, лунные условия предоставляют какие–то уникальные преимущества в этой области. Место в лаборатории ЕКА — работенка завидная, так что Мартин был отличным специалистом. — Эй, Свобода, — позвала я. Никакого ответа. Мартин не заметил, как я пришла, и даже не слышал, что к нему обращаются. Это в его духе. Я дала ему подзатыльник, Мартин отшатнулся от микроскопа и расплылся в широкой улыбке, словно ребенок, увидевший любимую тетушку: — О, это ты, Джаз! Привет! Как дела? Я уселась на лабораторный табурет напротив: — Мне нужно, чтобы ты включил свой режим «чокнутый гений». — Здорово! — Он крутанулся на стуле ко мне. — Что я могу сделать? — Мне нужны кое–какие электронные штучки. — Я вытащила лист со схемами из кармана и протянула ему. — Вот это или что–то вроде. — Бумага? — Он брезгливо держал листок, словно я протянула ему образец мочи, а не схему. — Ты записала это на бумаге? — Я не умею пользоваться чертежными программами, — ответила я. — Ты глянь и скажи, что думаешь? Мартин развернул листок и нахмурился, разглядывая мои каракули. Свобода был лучшим электротехником в городе, так что у него не должно было быть проблем с моими схемами. Он повернул листок боком: — Ты что, левой рукой рисовала? — Я тебе что, художник? Мартин задумчиво потер подбородок: — Если отбросить в сторону качество исполнения, то дизайн элегантный. Ты откуда–то это скопировала? — Нет, а в чем дело? Что–то не так? Он удивленно поднял бровь: — Просто… просто это отличная идея. — Я должна сказать спасибо? — Я даже не знал, что ты настолько талантлива. Мне оставалось только пожать плечами: