– Когда я услышал, что вы едете в Орлиный замок… – Боюсь, визит придется отложить еще на некоторое время, – прервал его Смолак. – Пациент, с которым я хотел поговорить, напал на сотрудника клиники. – Но вы все же поедете? – нахмурился Бартош. – На следующей неделе. И если вы не передумаете… – Я поеду с вами. Повисла пауза. Бартош снова задумчиво затянулся сигаретой. – Я видел портрет подозреваемого, – сказал он, прервав молчание. – Наш художник нарисовал его со слов продавщицы магазина. – Да. Высокий небритый мужчина в потертом черном пальто и шляпе. Я отправил копии в «Лидове новины» и в «Прагер Тэгблатт». Большинство других газет тоже опубликовали его портрет. Это, черт возьми, может очень помочь в расследовании. – Боюсь, это может навредить, – скептически заметил Бартош. – О, каким же образом? – Неужели вы верите, что кто-то сможет идентифицировать его по этому портрету? К тому же побриться и переодеться – это все, что нужно сделать убийце, и, вероятно, он уже сделал это, если читает прессу… – Да, пожалуй, вы правы, – нахмурился Смолак, а Бартош продолжил: – Джек Потрошитель, мы все время возвращаемся к нему. Преступник потрошит женщин, и это, конечно, не то, что следует держать в голове, но слухи делают свое дело – о преступнике складывают легенды. Именно так и произошло в Лондоне, и, боюсь, именно это происходит и здесь, у нас. Пресса раздувает огонь, делая преступника безликим упырем. Он больше связан с фольклором, чем с реальностью. Люди наслаждаются острыми ощущениями, но эти острые ощущения точно такие же, что дарит нам чтение мифов. Реальность слишком пугает, поэтому от нее отстраняются. Возможно… возможно, именно так и появились мифы. Какое-то время Смолак наблюдал, как полупрозрачный сине-серый сигаретный дым дрейфует по кабинету в солнечных лучах. – Доктор Бартош, вы помните наш разговор о Тобаре Бихари? Я спросил вас, считаете ли вы, что сумасшествие может полностью изменить человека. Что кто-то, находясь во власти безумия, может совершать убийства, но даже не подозревать об этом. – Да, помню. Но Бихари мертв, а убийства продолжаются. А если вы имеете в виду моего брата, то с ним это было не так. – Я говорю в общем, не имея в виду исключения. Но, возвращаясь к тому нашему разговору, вы ведь, кажется, согласились с тем, что существует такое явление, как раздвоение личности? Доктор Бартош пожал плечами. – Я читал о таких случаях. – Бывает ли так, что одна личность совершенно не осознает, что делает другая? Даже если совершает убийство? – Думаю, что это не редкость. Бывает, что одна часть личности может свободно исполнять свои самые потаенные желания, не соотносясь с другой или другими частями. Это избавляет человека, в котором одновременно сосуществуют несколько личностей, от чувства вины. – Но почему происходит это разделение? – спросил Смолак. – Люди рождаются такими? И эти личности-антагонисты растут и развиваются вместе с ребенком? – Об этом лучше спросить у экспертов при встрече, когда мы приедем в клинику. Но, насколько я знаю, обычно к расколу личности приводит детская травма. Часто случается, что у человека есть некий темный секрет, о котором он даже не догадывается, потому что этот секрет хранит другая его часть. Он не помнит того, что с ним случилось что-то ужасное или что он сделал что-то ужасное, потому что это случилось не с ним, а с другим человеком, живущим в нем. Смолак покачал головой в изумлении. – Давайте вернемся к Кожаному Фартуку. Есть ли шанс, что он совершает убийства и не помнит их? Бартош задумался. – Думаю, нет. Кожаный Фартук скорее всего не такой случай. Полагаю, он точно знает, кто он и какова его миссия. Но, тем не менее, в теории возможен и такой вариант. Но будем надеяться, что это не так. – Почему же? – Убийцы обычно делают все, чтобы скрыть факты совершения преступления от других: уничтожают улики, заметают следы, – рассуждал Бартош. – В случае диссоциативного расстройства идентичности – кажется, так это называется в медицине – убийца все равно будет скрывать свои преступления – от другой части или частей своей личности. Понимаете, мы говорим не об одном человеке – мы говорим об одном теле, но двух или более личностях. Каждая действует независимо, и большую часть времени пребывает в полном неведении о том, что совершает другая или другие. – Но должны же оставаться хоть какие-то следы, – возразил Смолак. – Хоть намеки, что-то вроде отпечатка пальца, оставленного в уме. – О каких следах вы говорите? Смолак на мгновение задумался. – О снах, – решительно сказал он. – Как вы думаете, может ли воспоминание о преступлении проявиться в сновидениях? – В сновидениях? – Бартош подумал немного и кивнул. – Да, действительно. Это была бы наиболее вероятная форма такого проявления. 16 Первое, что сделал Виктор, – взглянул на записывающее устройство. С глубоким облегчением он убедился, что катушки магнитофона все еще вращаются. Он глубоко вздохнул и спросил: – Кто вы? – Я же сказал, – снова английский. – Вы можете называть меня мистер Хоббс. – Но… мой английский… – В голове Виктора творился хаос. Мысли сменяли друг друга со скоростью света. Он никак не мог смириться с абсурдом ситуации: неграмотный силезский дровосек владеет языком лучше него. – Мой английский… не так хорош, как ваш. Где вы выучили язык? – Я выучил его много лет назад. Я говорил на нем, как на родном, очень долго. Я говорю на многих языках, ношу их, как пальто, на протяжении какого-то времени. Если вам сложно понимать английскую речь, я могу перейти на французский, немецкий, чешский, польский, русский… Виктор разглядывал Павла Зелены так, будто видел его впервые. Это невозможно. Бред какой-то… Он снова покосился на магнитофон. Катушки вращались с мерным стуком, и это успокаивало. – Так вы бы предпочли, чтобы я говорил по-чешски или по-немецки? – спросил Зелены уже по-немецки, и Виктор обратил внимание на отсутствие малейших признаков акцента. – Да, давайте по-немецки, – ответил он. – Вы – Кощей? – Кощей? – Зелены рассмеялся от всего сердца, хохот эхом отозвался в стенах башни. – Зачем же будить древних демонов? Простите, но это слова колдуна, а не доктора, занимающегося врачеванием человеческого разума. Вы же сами сказали пациенту: Кощей – это персонаж сказки, мифологическое существо. – Он на мгновение остановился. На красивом лице сияла ослепительная улыбка, но взгляд оставался хмурым. – Однако в некотором смысле, полагаю, меня можно назвать Кощеем. У нас с ним много общего, поскольку мы оба бессмертны. – Павел, – обратился к пациенту Виктор. – Мне нужно, чтобы вы объяснили, как у вас получается говорить на нескольких языках. Где вы их выучили? И почему ваш голос так изменился? Собеседник усмехнулся. – Я не Павел Зелены. Но вы уже и сами об этом догадались. Я что-то иное. Что-то, что за пределами вашего понимания. В этом замке я обитаю очень-очень давно. Гораздо дольше, чем этот дурень лесоруб, через которого я говорю с вами. Я видел здесь такие жуткие вещи. Вы даже представить не можете… – Кто вы? Виктор почти кричал. – Я отвечал на этот вопрос уже дважды. Можете называть меня мистер Хоббс. – Я хотел спросить не ваше имя, а кто вы. – Мой дорогой доктор Косарек, вы уже узнали меня, но не осмеливаетесь в это поверить. – Зелены обвел взглядом толстые стены комнаты, затем деревянные балки на потолке. – Самая большая опасность в поиске дьявола, доктор, в том, что вы действительно можете найти его. – Вы хотите сказать, что вы – дьявол? – уточнил Виктор. Его сердце готово было выпрыгнуть из груди. – Э, да вы, похоже, отправились навстречу открытиям без достаточной подготовки. Вы предприняли попытку найти нечто, что живет и в поврежденном, и в здравом уме, внутри других и, конечно же, внутри вас. Но вы не нашли время подумать над тем, что вы можете обнаружить. – А что я обнаружил? – Вы обнаружили меня. – Расскажите о преступлениях, совершенных Зелены, об убийстве его жены и детей. Вы были там? Это вы их убили? – Жена лесоруба уходила в лесную глушь. Она искала демонов, духов и элементалей в темных непроходимых чащах. Она охотилась за тем, чего боялась больше всего. Это ее и сгубило. Она нашла, что искала. Она нашла меня. И теперь, мой дорогой Виктор, вы бродите по точно таким же темным лесам. Вы сейчас заблудились в чаще ума. Вам надо позаботиться о том, чтобы это и вас не сгубило. – Можете ли вы указать мне путь? – К свету? – Зелены красиво и злорадно улыбнулся со своей кушетки. – И что же должно послужить в качестве света? Уж не рай ли вы имеете в виду? Но я не поведу вас туда, нет. Доверьтесь мне, мой дорогой доктор Косарек, и я поведу вас во тьму за пределами вашего воображения. Но это подождет, пожалуй. Сейчас я должен идти. – Почему? – спросил Виктор. – Ваш пациент умирает от передозировки наркотика, который вы ему вкололи. Но не волнуйтесь, мы еще пообщаемся. С этими словами Зелены закрыл глаза. – Павел? Пациент снова перестал реагировать. Его дыхание опасно замедлилось. Виктор нажал на кнопку тревоги, и санитары сразу ворвались.