Виктор кивнул. – Я никогда не был там, но слышал о ней. Это склеп, костница. – Да, именно так, – сказал Доминик. – Примечательное место. По рассказам, Горачек яростно трудился, он постоянно переделывал портрет Велеса, экспериментируя с новыми оттенками черного. Единственное, на что он отвлекался, так это на посещение церкви. Он часами сидел среди тысяч костей и делал наброски скелетов и черепов. Как оказалось, он использовал эти зарисовки в качестве фона для портрета Велеса. Священник церкви Всех Святых все больше беспокоился о нем, как и многие его соседи. Но больше всего они переживали за его жену, госпожу Горачкову, которая места себе не находила, наблюдая, как быстро ухудшается психическое состояние ее мужа. Однажды дождливым утром, не сказав ничего ни жене, ни соседям, художник ушел из дома, не надев ни пальто, ни шляпы. Его искали, но не нашли, а три дня спустя его тело вытащили из небольшого озерца неподалеку от Овчари. Должно быть, он прошел этот путь до Овчари, зная, что собирается утопиться. Очень грустная история… Тело его вытащили из озера с большим трудом, ведь он был крупным мужчиной. Представьте, он весь был в иле, водорослях, очень неприглядная картина. Бедная госпожа Горачкова была совершенно опустошена потерей. Оставшись без средств к существованию, она продала оставшиеся холсты мужа, переехала во флигель и сдала в аренду дом. – А что случилось с картиной, над которой он работал? – спросил Виктор. – С портретом Велеса? – О, она сожгла его. Дело не в том, что эта картина была незаконченной или плохо написанной. Те, кто видел ее, говорили, что это лучшая работа Горачека. Изображение грозного Велеса вселяло ужас в любого, и не меньший ужас вселял фон картины, выполненный по наброскам, сделанным в костнице: черные тени между костями двигались и извивались. Вот почему Розалия Горачкова сожгла полотно. Эта картина убила ее мужа, так она считала, а ее сводила с ума. Я арендовал этот дом два года спустя после случившегося, и видел, что вдова раздавлена горем. – Вы что-нибудь сделали, чтобы привлечь ее внимание? – спросил Виктор. – Боже, нет. Я тихий человек, доктор Косарек. На самом деле я очень застенчив и предпочитаю одиночество. В любом случае, у меня не было времени на романтические глупости, я должен был сосредоточиться на своей работе. Мне нужен был покой, чтобы сформулировать свою теорию. – И что же за теория так поглотила вас? – Я убежден, доктор, что вся наша Вселенная представляет собой неимоверно сложную структуру, состоящую из бесконечного числа различных плоскостей или измерений, которые взаимосвязаны на квантовом уровне. Эти взаимосвязи я называю межпространственными резонансами. – Вы имеете в виду связи с другой реальностью? – уточнил Виктор. Доминик Бартош кивнул. – Да, с зеркальными мирами. Вы когда-нибудь смотрели в зеркало не на себя, а на то, что амальгама отражает помимо вас? Отводили ли вы взгляд, чтобы рассмотреть комнату – вселенную, в которой обитает ваше отражение? Думали ли о том, насколько реален мир в зазеркалье? – Нет, не могу сказать, – ответил Виктор. – Но я лечил пациентов с редупликативной парамнезией, у которых было похожее заблуждение[44]. – То, о чем я говорю, не заблуждение, – возразил Бартош. – В квантовой физике нет ничего безумного, если поверить, что существует не одна, а множество реальностей. Я использовал математический расчет, чтобы найти трещину в поверхности зеркала: бесконечно малый разрыв, который соединяет один мир с его отражением, одну реальность с другим. Но то, что я обнаружил, было формой, которая должна быть интуитивно понятна, а не рассчитана. Видите ли, межпространственные резонансы были известны человеку с древних времен. Мы всегда знали о них, у нас всегда был инстинктивный страх перед ними, и все это время мы определенным образом называли их. – И как же? – спросил Виктор. – Мы называли их призраками, – Бартош произнес это так, будто призраки были обычным явлением. – Межпространственные резонансы – это призраки мертвых. 5 – Призраки? – переспросил Виктор. – Как могут вымышленные существа иметь какое-то отношение к научному мышлению? Доминик Бартош улыбнулся. – Когда наука не может объяснить феномен рационально, суеверия объясняют его иррационально. Это не делает явление менее реальным. Позвольте мне рассказать вам, как произошло мое открытие, тогда вы сможете понять. Я признаю, что работал дольше и усерднее, чем должен был. Я работал так интенсивно, что в конце концов мое тело забыло, каково это – здоровый сон. Но прорыв. О, прорыв! Если бы я мог доказать свою теорию, то наше понимание – Вселенной, физики, нас самих, того, как, почему и где мы существуем, – изменилось бы навсегда. Я смотрел в зеркало, но не на себя, а на мир за моим отражением, и я был так близок к тому, чтобы доказать: Вселенная действительно работает таким образом. За исключением того, что вместо одного зеркала это бесконечный ряд зеркал и бесконечное число реальностей. В конце концов я понял, что одно из этих измерений, в котором пребывает мое отражение, – это царство мертвых. Место, куда человеческое сознание приходит после физической смерти. – Вы ученый, профессор Бартош, – возразил Виктор. – Вы не можете верить… Доминик Бартош перебил его. – Исаак Ньютон был величайшим в истории ученым, но он также занимался алхимией. У него были идеи, намного опережающие мышление и технологии его времени, он искал зерна истины среди суеверий и магии. Я делал то же самое. Я открыл свой разум для других миров. Я работал днем и ночью. Я позволял себе делать перерывы только для того, чтобы понаблюдать, как красивая госпожа Горачкова тихо сидит в своем саду, или для коротких прогулок, чтобы попытаться взбодриться. Однажды, прогуливаясь, я прошел мимо кладбищенской церкви Всех Святых. Я вспомнил, как бакалейщик рассказывал о художнике Оскаре Горачеке, который часто посещал костницу, и решил посмотреть на нее. Меня сразу поразила ее великая сила, всепоглощаю щее присутствие мертвых, легионов мертвых. Тысячи костей были собраны в самое странное, самое зловещее произведение искусства. Кости и черепа украшали стены, своды и арки. Громадные люстры были созданы из человеческих костей. Повсюду свешивались гирлянды человеческих черепов. Дверные коробки, фризы и дарохранительницы были выполнены из ключиц, грудинных костей и лопаток. Статуи щетинились веером белоснежных берцовых и локтевых костей. Да только одна пирамида из сотен черепов, сохраняющая равновесие исключительно за счет баланса и силы земного притяжения, производила неизгладимое впечатление. Казалось, что черепа спаяны друг с другом посредством какой-то темной энергии. Меня это совсем не пугало, нет. Всякий раз, когда я бывал в этой церкви, я успокаивался, как будто мой переутомленный ум нашел долгожданный отдых. Я понял, что художник Горачек, должно быть, чувствовал то же самое. Он искал среди костей прорыв в своем художественном тупике, я же искал прорыв в научном. Вы знае те, доктор, в каждой европейской культуре существует поверье, что где-то по соседству есть другой мир, что в определенное время и в определенном месте завеса между смежными мирами поднимается и живые могут общаться с мертвыми. Я понял, что костница была одним из таких мест. Я посещал ее раз в неделю. Потом раз в два дня, а затем стал приходить туда каждый день. Пока я сидел в костнице, мир обретал ясность. Десятиминутные визиты превратились в двадцатиминутные, и вскоре я стал проводить в костнице часы. И тогда я начал видеть их. – Видеть кого? – спросил Виктор. Доминик нахмурился. – Иногда, сидя в полной тишине наедине с мертвыми, я внезапно чувствовал, что кто-то еще присутствует в церкви, как будто кто-то беззвучно вошел и стоит за моей спиной, но когда я оборачивался, то никого не видел. Это ощущение не проходило. Что-то мелькало на периферии зрения. Тени, неуловимые темные фигуры, которые исчезали, стоило мне повернуться. Все чаще и чаще я ощущал это. Я был уверен: множество, множество теней бродит где-то рядом, вне зоны видимости. Но, опять же, меня это не пугало. Я приходил в церковь, садился и спокойно смотрел на пирамиду из черепов. И они появлялись. Этих существ я назвал Темными призраками. Они быстро перемещались где-то на самом краю моего восприятия. Они были темнее ночи. Намного темнее. Внезапно я понял, что Горачек искал именно этот оттенок черной краски. Видите ли, я выяснил, что Темные призраки обладают свойствами истинной тьмы. В нашем измерении тьма не существует сама по себе, это не что иное, как отсутствие света. Но даже мимолетного, случайного взгляда на Темных призраков было достаточно, чтобы понять: они состоят из истинной тьмы, тьмы как самостоятельной единицы, тьмы как вещи в себе. Это и были те межпространственные резонансы, которые я искал. – Скажите мне, Доминик, – спросил Виктор, – в это время вы вообще спали? Лежащий на кушетке ученый тихо усмехнулся. – У меня не было времени на сон. И почти не было времени на еду. – Разве вы не понимаете, что эти так называемые Темные призраки появились из-за нарушений зрения и галлюцинаций, вызванных недосыпанием? – Да, но это именно то, что мистики и провидцы делали на протяжении тысячелетий, чтобы прийти в такое состояние сознания, в котором возможно видение божественного и демонического. В действительности они просто смотрели сквозь квантовую завесу в другие измерения. Я вошел в то же восприимчивое состояние, но я понимал, что происходит с научной точки зрения. Однажды я сидел перед пирамидой из черепов и вдруг почувствовал нечто вроде электрического разряда на моей коже. Я увидел Темного призрака на краю поля зрения. Но на этот раз он был больше. Он был громадным. Он был темнее других, его тьма была еще интенсивнее, еще плотнее. Впервые я испугался. Я обернулся, чтобы посмотреть, и, как всегда, Темный призрак исчез, прежде чем я смог разглядеть его толком. Но произошло еще кое-что странное. На каменных плитах пола, на месте, где он был, на мгновение проявилось мокрое пятно, но затем и оно исчезло. В этом было нечто, что взволновало меня. Так или иначе, я совершил какой-то прорыв, а может, что-то прорвалось ко мне. Мир изменился. Я начал видеть Темных призраков в других местах, не только в церкви. Я видел их на улице, они заставляли меня отходить на обочину, будто уступая место проезжающим машинам или автобусам. Поначалу они все еще исчезали, стоило мне обернуться, чтобы посмотреть на них, но вскоре мне было позволено увидеть их мельком, буквально на доли секунды. Но это было только начало. Однажды, примерно около полуночи, я занимался некоторыми расчетами, как вдруг услышал шум в мастерской. Опасаясь, не забрался ли туда злоумышленник, я вооружился кочергой и пошел проверить. Свет был выключен, но было безоблачно, а луна была почти полной и ярко освещала мастерскую. И я увидел его. – Кого? – Великого человека. Громадного и грозного. Он был невероятно черным, одним сплошным темным провалом. Я включил лампу, но свет от нее не освещал его. Он был как губка, поглощавшая свет луны и лампы. Я попросил его подойти поближе к свету, сказав, что хочу его разглядеть, и потребовал, чтобы он объяснил свое присутствие. Он шагнул вперед, но молчал. Вид его наполнил меня страхом. Он был массивным. Я не оговорился, употребив это слово, – в нем было больше массы, чем должно быть в человеке. Он был высоким и крепко сложенным. Внешне он больше напоминал медведя, чем человека. На нем была черная каракулевая шуба длиной до лодыжки. Лицо почти полностью скрыто черной, как уголь, копной кудрявых волос и смоляной бородой. Самое странное, что он был насквозь мокрым. Мокрыми были его волосы и борода, густая шерсть его шубы. У его ног собралась лужа, но мокрых следов нигде в мастерской не было. Я вздрогнул, когда увидел его глаза. Они были красными и, казалось, горели. Тогда я понял, кто он и почему пришел ко мне. – Утонувший художник? – спросил Виктор. – Призрак Оскара Горачека? – Оскар Горачек? Нет. Всякий раз, когда я смотрел на него, все меркло, а его тьма, казалось, излучала свечение. Я сразу понял, кем он был. Велес. Наитемнейший. Повелитель мертвых. 6 – Велеса вызывали дважды. Первым это сделал художник Горачек, потом я. Двум голосам, взывавшим в пустоту, ответили. Велес Наитемнейший объяснил мне великие тайны. Его голос был глубоким, настолько глубоким, что он эхом отражался от пола подо мной и от темной земли под ним. Он говорил о своем измерении и о нашем, о всех тех загадках, которые я пытался разгадать. И он великодушно объяснил, что я должен делать. Я должен был отправлять путешественников в его владения, чтобы преодолеть разрыв между живыми и мертвыми. Путешествие сквозь реальности, через разные измерения – величайшее достижение в истории человечества. Но сначала мне нужно было создать Темных призраков. – А как вы должны были их создать? – спросил Виктор, хотя уже знал ответ. Доминик Бартош нахмурился, словно был озадачен не вопросом, а ответом на него. – Мне необходимо было превратить живых в мертвых. Повисла пауза. Виктор с ужасом осознал, что Вацлав Бартош сидит позади него в тени и слушает бред своего близнеца. Но надо было продолжать сеанс. – Как вы выбирали своих жертв? – спросил он. – Велес предложил начать с детей, и мне было трудно противостоять его воле. Он сказал кое-что, что мне показалось странным: мол, наше время скоро станет темным для детей, и поэтому им лучше стать призраками, так как здесь будет намного хуже. Я возразил ему, что дети не смогут оценить подарок, который я им преподнесу, поскольку их сознание еще слишком незрело. Если честно, я нашел идею Велеса относительно детей слишком страшной. Первая серьезная попытка создать Темного призрака произошла после того, как я доехал до Праги и попал в Жижков – худший район города, полный коммунистов и проституток. «Красный Жижков», как его называют. Я решил найти уличную женщину для своих экспериментов. Однажды летним вечером я приехал в Жижков и припарковал машину на некотором расстоянии от трактира под названием «Синий фазан». Много лет назад я слышал, что в этом месте можно найти женщин легкого поведения. Вечер выдался приятный, славный, небо и воздух были теплыми, бархатными. Такую ночь было жаль тратить на выполнение моей миссии в столь мерзком окружении. В трактире было мрачно, стены обшиты коричневыми панелями из дерева, пахло дымом сигарет и сигар, освещение – из рук вон, но это подходило для моих целей. Над стойкой висело чучело синего фазана, наверное, в честь него назвали заведение. Клиентуру составляли в основном угрюмые пьяные клерки. Я сел в отдаленный угол и заказал пиво, стараясь быть незаметным. Моя внешность помогала мне в этом отношении: у нас с братом совершенно ординарное лицо, одно на двоих. Было неловко сидеть там, будто я такой же, как все, – зашел выпить пива теплым летним вечером. Серая мышь в неприметном углу комнаты. Но мышь была львом, а добычей были женщины. Им, конечно, и в голову не приходило, что я распоряжаюсь их судьбами, что я – я! – решаю, кому из них продолжить существовать в этом измерении, а кому переместиться в другое. Это придавало мне невероятное ощущение силы. Я заметил трех женщин, которые явно были шлюхами. Одна из них – сильно пьяна; она то и дело заливалась хриплым, каким-то безрадостным смехом. От ее кандидатуры я отказался сразу же: она совершенно не подходила на роль посланницы в иные измерения. Была еще одна, помоложе и посимпатичнее. У нее была очень смуглая кожа, и я догадался, что она цыганка. Когда она пошла к бару за новыми порциями напитков, я увидел, что женщина прихрамывает, но для моей миссии это не имело значения. Я решил последовать за ней, как только она выйдет из таверны, но на улице к ней подошел маленький, злобный на вид цыган и обнял ее. Оставалась только одна кандидатура. Издалека она выглядела довольно привлекательной. Не найдя клиента, женщина покинула заведение, и я пошел за ней. Уже была глубокая ночь. Мое сердце колотилось не от страха, а от радости. Впервые за эти тяжелые, как свинец, месяцы я почувствовал, как меня покидает усталость. Я понял, что предстоящее совсем меня не напрягает, я был в восторге. На мою удачу, женщина направилась прямо в сторону моей машины. Она заметила меня и остановилась. Я понятия не имел, что нужно говорить шлюхе, чтобы заключить с ней сделку, но моего приветствия оказалось достаточно – она сама спросила меня, ищу ли я компанию. Я сказал, что ищу, и указал на свою машину. Она поколебалась мгновение, сказала, что может отвести меня куда-то, посмотрела по сторонам, а потом прощупала меня взглядом с головы до ног. Решив, что я не представляю для нее опасности, она забралась в машину. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что отдаленное подобие молодости и красоты было создано при помощи густого макияжа. От нее пахло духами, сигаретами и едким чадом пропащей души. Как и все остальное в ней, ее улыбка шлюхи была искусственной, и я пожалел, что выбрал ее. Она сразу же начала спрашивать, чего именно я хочу, перечисляя самые отвратительные извращения. Я объяснил, что преследую исключительно научные цели. Она засмеялась и сказала, что ей все равно, как я это называю, главное – оплатить ее услуги. Я дал ей задаток и выехал из города. Она заволновалась, начала протестовать, и я дал ей еще денег, много денег. Она притихла, но все еще выглядела обеспокоенной. По пути мы болтали о чем-то. Этот глупый, пустой разговор был необходим, чтобы убедить женщину в том, что я безобидный, одинокий маленький человечек, не представляющий ни малейшей опасности. Внутри меня все ликовало. Я наконец-то смогу установить связь с другим измерением. Я собирался превратить эту женщину в Темного призрака. Ее путешествие началось в ту ночь. 7 – Уже за городом я свернул на проселочную дорогу и остановился. Она попросила включить свет в салоне машины и расстегнула блузку, чтобы обнажить грудь. Глупая женщина! Я снова сказал ей, что секс мне не интересен, что я преследую научные цели, и стал подробно объяснять, насколько уникальный шанс ей выпал: она будет первопроходцем, путешественницей по другим измерениям, увидит немыслимые чудеса, а затем вернется, чтобы рассказать о них. Она не поняла ни слова, и я осознал, что совершил чудовищную ошибку, выбрав для сотворения Темного призрака начисто лишенное интеллектуальных способностей существо. Короче говоря, все было очень плохо, а затем стало еще хуже. Как только я вынул нож, она поняла, что ей придется отказаться от физической жизни перед путешествием, отчего разум окончательно покинул ее. Женщина начала кричать и царапаться, как гарпия, требуя, чтобы я отпустил ее. Как вы понимаете, это было невозможно. Готова ли она, хочет ли она стать Темным призраком или нет, нельзя было позволить ей рассказать другим о моем секретном эксперименте. – Так вы убили ее? – Вы не можете даже представить, как беспомощен человек, который собирается забрать чью-то жизнь, но никогда раньше не делал ничего подобного. Добавить сюда, что тот, кого он убивает, не хочет умирать и пытается сопротивляться. Женщина в отчаянии схватилась за ручку дверцы, и ей все-таки удалось распахнуть ее. Нас окружали бескрайние поля, погруженные в непроглядную тьму. Ночь была настолько темная, что мне стало интересно, не пришел ли Велес посмотреть на мою работу. Я понимал, что если женщина убежит, я ее никогда не поймаю. Я схватил ее, забыв, что у меня в руке нож, и лезвие вдруг скользнуло между ее ребер. Она открыла рот, чтобы закричать, но послышалось лишь сдавленное шипение. Я подумал, что, может, пробил ей легкое. Чтобы уж наверняка, я вытащил нож и ударил ее в шею. Ах, как это было неприятно. Я почувствовал, как нож пронзает кость, очевидно, шейные позвонки, и я, должно быть, перерезал сонную артерию, потому что кровь брызнула фонтаном, залив весь салон. Кровь была повсюду: на лобовом стекле, на всех сиденьях, на мне. И все это время женщина издавала булькающие, шипящие, пронзительные звуки. Это было ужасно, – Доминик раздраженно покачал головой. – Но она как-то очень быстро перестала хрипеть, ее тело подергивалось еще пару минут, затем она вздрогнула, затем она вздрогнула, и жизнь покинула ее. Все закончилось. Женщина неподвижно сидела и смотрела сквозь лобовое стекло в ночь, а я сидел рядом в залитом кровью салоне, воздух в котором наполнился запахом меди. Все-таки я человек умственного, а не физического труда, поэтому я выбился из сил, загружая ее тело в багажник. Я протер тряпками кожаную обивку салона, приборную панель и ветровое стекло. Мне также пришлось снять куртку, потому что она вся была перемазана кровью. При тщательном осмотре, конечно, можно было обнаружить следы, и в машине все еще стоял медный запах крови. Я поехал к себе в Седлец и припарковался на заднем дворе. Розалия Горачкова, должно быть, уже спала, потому что свет во флигеле не горел. Убедившись, что меня никто не заметил, я оттащил тело женщины в переходную станцию, чтобы начать ее превращение в Темного призрака. – В переходную станцию? – переспросил Виктор. – Я оборудовал ее в подвале. Там я собрал все необходимые инструменты, чтобы превратить трехмерную физическую форму в многомерного Темного призрака. Там был большой, тяжелый стол, специальные осветительные приборы, чтобы я мог видеть, что я делаю, чаны, заполненные едким калием для утилизации плоти, ножи мясника и инструменты с бойни. Виктор услышал легкий шум позади себя. Капитан Смолак, поднявшись со стула, протянул ему записку, а затем снова погрузился в тень. Виктор взял записку, прочитал ее и вздохнул. – Доминик, – обратился он к пациенту, – вы надевали что-нибудь, чтобы защитить свою одежду? – Конечно.