– Фартук? – Да. И рукавицы до локтя. – Фартук был сделан из кожи? Доминик озадаченно взглянул на Виктора и отрицательно покачал головой. – Нет, фартук и рукавицы у меня были из гальванизированной резины. – Позвольте мне внести ясность, Доминик. Вы признались во всех совершенных вами убийствах, включая жертвы, о которых полиции не было известно, верно? – Я протестую против слов «убийства» и «жертвы», но да, я взял на себя полную ответственность за все, что сделал. Почему ученому должно быть стыдно за свою работу? – То есть вы не скрыли не единого убийства? Нет жертв, о которых мы не знаем? – Нет. Я рассказал все. – А что вы скажете об убийствах в Праге? Я имею в виду те, которые расследуются до сих пор. Вы знаете что-нибудь о них? – О, вот о чем вы. Теперь понимаю, почему вы спросили о фартуке. Нет, дорогой доктор Косарек, я не Кожаный Фартук. Как я могу быть им, если я заперт здесь? Во всяком случае, Кожаный Фартук – обычный убийца. Я же был и остаюсь искателем истины, ученым. – Вы работали один? – продолжал задавать вопросы Виктор. – Вы один потрошили в подвале тела ваших жертв? – Моих объектов исследования, – поправил Доминик. – Нет, я был не один. Там, на станции, со мной был Велес. Он инструктировал меня, что и как я должен делать. Его сияющая тьма излучала столь яркий, слепящий свет, что мне иногда трудно было его разглядеть. В конце концов он понял это и переместился в дальний угол, откуда продолжал руководить мной. С первым объектом, проституткой из Жижкова, дело шло не очень хорошо. Я совершил все возможные ошибки, воплощая в жизнь задуманное, в конце концов, я физик, а не анатом. Стояла чудовищная вонь, и я весь перепачкался. Но Велес указывал мне, что делать. Единственный раз, когда его терпение лопнуло, – а гнев Велеса вселяет ужас, – это когда я решил отделить плоть от кости, поместив отчлененные конечности в чаны с едким калийным раствором. Голос, прозвучавший в моей голове, приказал мне вынуть конечности – раствор разрушил бы сами кости. По словам Велеса, суть человека – его благородная сущность – сокрыта в костях, и кости должны остаться целыми. Я попросил у него прощения и вынул конечности из щелочи. Затем Велес рассказал мне о Moc Teutonicus[45], древнем немецком обычае, при котором вся плоть удаляется, а благородная суть кости остается. Он сказал мне, что это пример для меня, и только плоть должна утилизироваться в чанах со щелочью. Если какие-то частицы остаются, то их удалять нужно не щелочью, а кипячением костей в течение ночи в воде и вине. Я сделал так, как он мне велел. Процесс занял очень много времени, и Велес терпеливо стоял в углу. От него веяло могильной сыростью. Я спросил его о подземном царстве, и он рассказал мне, что это большой, темный и влажный лес, где ветви и корни тесно переплетены. Населяют этот лес бесплотные тени. Они – его слуги, души мертвых. Души тех, кто сильно грешил в жизни, привязаны к деревьям. Эти искривленные деревья гниют и кишат насекомыми, которые не дают покоя грешникам. Все грешники погружены в вечное безумие. По словам Велеса, лесу мертвых нет конца, но у этого леса есть сердце: место, где темнота обретает наивысшую силу. Именно там стоит трон Велеса. Там он выковывает своих собственных Темных призраков, чтобы они преследовали живых и напоминали им о конечности жизни. Доминик Бартош замолчал. Виктор нахмурился. Описание подземного царства тревожило его. Он вспомнил, как в детстве чувствовал себя потерянным среди деревьев, ощущал, что среди них скрывается зло. Очнуться от тяжелых мыслей помогли звуки – позади него зашевелились полицейские. – Что случилось с той женщиной из Жижкова? С ее телом? – спросил он. – В конце концов я завершил работу. Ее скверная плоть лежала в чанах, медленно – медленнее, чем я предполагал, – превращаясь в густую пасту, а ее белый скелет в собранном состоянии лежал на столе трансформации. Велес Темнейший призвал призрака воскреснуть. Этот призыв взволновал и напугал меня. Могучий голос эхом завибрировал в моих висках, в своде моего черепа. Мои собственные кости откликались на эти звуки. Это было самое ужасное, но и самое прекрасное из того, что мне доводилось слышать. А потом… Потом я увидел момент преображения. Я почувствовал в воздухе заряд какой-то неведомой мне энергии. Нечто очень темное, куда темнее, чем обсидиан, поднялось над костями. Призрак явился! Всего лишь миг, долгожданный миг, он левитировал передо мной. В нем не осталось ничего от человека. Проститутка из Жижкова превратилась в маленькую, густо-черную искру интенсивной тьмы, похожую на миниатюрную темную звезду, залетевшую в тесный подвал. Увидев на мгновение эту сияющую тьму, я был вне себя от радости; при помощи Велеса я создал Темного призрака, который может путешествовать между измерениями. Это было невероятно! – И вы решили продолжить свои эксперименты? – Да. Я возвращался к этому снова и снова. Мне нужно было продолжать. Я обследовал самое дно наших городов, чтобы находить пьяниц, шлюх или бродяг, которых никто не будет искать. Я отказался от своих сомнений в отношении детей и стал похищать их. Но опять-таки я выбирал кандидатуры только из определенных слоев общества, в основном это были цыгане или беспризорники. Сегодня многие одержимы «социальной гигиеной», они бы по заслугам оценили мои усилия. Пять, десять, потом двадцать… Я стал асом похищений и мастерски отбирал у кандидатов в посланники их физические жизни. Вскоре я мог разделать тело, как заправский мясник тушу. Чаны не знали отдыха, едва успевая растворять плоть. Весь подвал наполнился запахами, и я беспокоился, что они проникнут в дом. Не то чтобы в нем часто кто-то бывал, кроме бакалейщика, который не только привозил продукты, но и заходил на чашечку кофе, и милой хозяйки, прекрасной Розали Горачковой, которая раз в месяц приходила за арендной платой. – Вы считаете, что вы достигли вашей цели? – спросил Виктор. Доминик покачал головой. – И да, и нет. Никто из них не пробыл Темным призраком более нескольких секунд. Призрак поднимался над скелетом в виде короткого темного сияния, недолго мерцал и растворялся в воздухе. Вскоре я понял, в чем моя ошибка: кандидаты, которых я выбирал, были морально распущенными, интеллектуально неполноценными. Мне нужно было найти кого-то достойного, кого-то сильного и в моральном, и в интеллектуальном плане, чтобы он согласился добровольно совершить величайшее в истории человечества путешествие, осознанно отправился в путь по измерениям; кого-то, кто не был бы привязан к этому измерению и к этой жизни. – То есть вы решили убить домовладелицу? – Я решил помочь Розалии Горачковой воссоединиться с мужем. 8 – Я подготовил все в переходной станции. Плоть госпожи Горачковой не должна быть испорчена контактом с объектами, которые ей предшествовали, поэтому я наполнил один чан новым щелоком, а другой – свежей водой и вином, чтобы отбелить ее тонкие кости. Когда я видел ее, сидящую в своем садике, когда я видел ее нежные ручки, сложенные на коленях, я представлял ее кости – фарфоровые, белые, хрупкие, и все больше убеждался в том, что сделал правильный выбор. Я знал, что на этот раз достигну своей цели. Однажды она, как и было у нас заведено, пришла, чтобы забрать арендную плату. Как обычно, я должен был передать ей деньги в конверте, который держал в прихожей. Я предложил ей кофе, и она, как всегда, отказалась. Но в тот день я задержал ее, сказав, что в доме возникла проблема, которую нужно срочно обсудить. Она сразу же почувствовала запах и сказала об этом. Я ответил, что именно запах меня и беспокоит и что, на мой взгляд, он исходит из подвала. Я попросил госпожу Горачкову спуститься со мной в подвал, чтобы показать, откуда, по моему мнению, исходит запах. Сначала она отказывалась, но я пригрозил, что мне придется отказаться от аренды, если запах не будет устранен, поэтому она согласилась пойти. Пока мы разговаривали, я смотрел на ее прекрасное, идеально выточенное лицо. Я разглядывал кости под плотью, изящные изгибы арок черепа, сочленение нижней челюсти с верхней… Велес объяснял мне, что сущность, душа человека, сокрыта в его костях. Я отчетливо видел, что кости, именно кости, были основой красоты Розалии Горачковой. Я хотел увидеть эту красоту без покрова, в обнаженном виде, без плоти. Я галантно пропустил ее спуститься в подвал первой. Запах буквально сбивал госпожу Горачкову с ног, но она пожаловалась, что не видит, откуда этот запах исходит. «Это из-за него, – сказал я. – Это из-за его лучезарной тьмы». – «Чьей? – спросила она в замешательстве. – О ком вы говорите?» И я все рассказал ей. Я рассказал о Велесе, о том, что ее муж долго и тяжело работал, чтобы запечатлеть лучезарную тьму на своем портрете Темнейшего. Рассказал, как сильно он был расстроен из-за того, что так и не смог найти самую черную из черных краску. Я пообещал ей, что она скоро встретится с мужем. Когда мы почти спустились, она вдруг решила вернуться, но я преградил ей путь. Тогда она попыталась оттолкнуть меня, но я оттеснил ее назад, в темноту. «Вы все поймете, убедитесь сами», – сказал я и включил свет. У нее началась истерика. Она кричала. Думаю, из-за того, что увидела бакалейщика. Понимаете, он привез продукты в тот же день. У него было обыкновение приносить их прямо на кухню, если дверь была не заперта. Он звал меня, я приходил и угощал его кофе. Этот ритуал раз от раза становился все более утомительным, потому что в наших с ним разговорах не было ничего нового. Из-за запаха в доме я решил, что буду теперь запирать дверь кухни в те дни, когда он приносил продукты, – пусть оставляет коробку на пороге. Но в тот волнительный день я был слишком увлечен подготовкой к переходу госпожи Горачковой и совсем забыл о бакалейщике. Вдруг из кухни послышался его зов. Я заглянул туда и увидел, что он, по своему обыкновению, сидит за столом. Он сразу же спросил меня о запахе, довольно невежливо назвав его «ужасным зловонием». Он сказал, что воняет так, будто кто-то сдох под половицами. Я ответил, что он абсолютно прав, что это действительно запах разлагающейся плоти, и пока он сидел вытаращив глаза, я вынул нож из ящика и вонзил ему в шею. Это был трюк, которому я научился по мере приобретения опыта: если повредить трахею, кандидаты совершенно не способны звать на помощь, они настолько увлекаются попытками дышать, что прикончить их не составляет ни малейшего труда. Так что я с легкостью проделал это и с бакалейщиком. Времени, чтобы разобраться с его останками, у меня не оставалось, и поэтому, как только я включил свет, Розалия Горчакова увидела его отчлененную голову на настенной полке и тело на каменном полу в углу подвала. Мне пришлось ударить ее, чтобы она прекратила кричать. Но я был осторожен, чтобы не повредить красивые фарфоровые кости ее черепа. Она на мгновение замолкла. Я вновь попытался объяснить, чего я хочу достичь и что для этого нужно сделать. Велес уже был в подвале и наблюдал за нами. Я представил его, но госпожа Горачкова закричала, что я сошел с ума, что там никого нет. Я принялся рассказывать ей, что Велес пришел из тех краев, где сейчас обитает ее муж. Но у нее снова случился приступ истерики, она плакала и кричала, что я сошел с ума. Она так бесновалась, что мне пришлось ударить ее еще раз, уже сильнее. Она упала и, сильно стукнувшись головой, потеряла сознание. Я злился, что мне пришлось применить силу, ведь смысл был в том, что она должна стать путешественницей по параллельным вселенным по своей воле. Я отнес ее к столу, решив, что будет меньше суеты, если я сразу же перережу ей горло, а затем сниму с нее одежду и плоть, обнажив идеальную красоту ее костей. Положил свой нож для разделки на стол рядом с ее головой и начал расстегивать на ней блузку. Ярко-голубая шелковая блузка, мне не хотелось запачкать ее кровью. В этот момент послышался шум. Кто-то звонил в дверь. Я обернулся, прислушиваясь и пытаясь вспомнить, все ли двери заперты. – Доминик Бартош, сделав паузу, опечаленно и немного раздраженно покачал головой. – Знаете, а это сработало бы. Я уверен, что это сработало бы. Но когда я повернулся к ней, она уже очнулась. Она смотрела на меня широко раскрытыми ярко-голубыми глазами без страха, но с гневом и ненавистью. Она держала в руке нож. Она ударила меня. – Бартош снова замолк. В бледном освещении Виктор обратил внимание на глубокий шрам, который по диагонали проходил от переносицы через щеку к линии челюсти. – Она ударила меня ножом по лицу, и от второго удара я едва успел прикрыться рукой. – При этих словах его рука, на которой не хватало большого пальца, слегка дернулась. – Она ударила меня еще раз. Нож остался торчать в моей груди. Я упал на пол. Я слышал, как она кричала, поднимаясь по лестнице. Я слышал, что в дверь стучат все громче и громче. Вот так они меня поймали. Я призвал Велеса помочь мне, спасти меня, забрать в темный лес, но он оставался тихим и неподвижным в тени. Я подвел его. Виктор заметил слезы в уголках глаз ученого и еще раз взглянул на шрам на его щеке. – Вы все еще верите, что Велес был с вами в подвале? – спросил Виктор. – Да. – Так почему же госпожа Горачкова не видела его? – Но она видела его. Вот в чем дело. Она не раз повторяла, что там нет ничего, кроме темноты. «Но как вы не можете понять, – объяснял я, – вы видите Велеса. Велес – это тьма. Властелин тьмы там, где темнота, где тени. – Доминик Бартош смотрел на Виктора настолько внимательно, насколько позволяло ему действие наркотиков, которое уже начало стирать грани между бодрствованием и сном. – Он всегда в тени. Он и сейчас здесь, в тени позади вас. 9 Смолак и доктор Бартош в сопровождении Виктора отправились в столовую клиники. Там их ждал профессор Романек. Он представил полицейским Ганса Платнера, врача общей медицины, и его помощника Кракла. Смолак заметил, что Платнер и Кракл носят значки Судето-немецкой партии. В зале были только они вшестером – пациенты поужинали пару часов назад и в этот момент находились в своих палатах. Им принесли печену качну – жареную утку, запеченную с картофельными клецками и красной капустой, поставили на стол пиво. Смолак обратил внимание, что Кракл демонстративно говорит с Платнером только по-немецки. Романек со свойственным ему энтузиазмом начал расспрашивать, интересным ли показался сеанс, но полицейские отвечали скупо. – Прошу прощения, доктор Бартош, – поняв свою оплошность, произнес профессор. – Это было бестактно с моей стороны. Должно быть, увиденное и услышанное огорчило вас. Бартош слабо улыбнулся. – Признаться, я не знаю, на что надеялся. О преступлениях Доминика мне было известно, но я не ожидал такого. – Он обратился к Виктору: – Скажите, а есть ли шанс, что Велес был реальным? Я понимаю, что мой брат сошел с ума, но вдруг кто-то мог воспользоваться его состоянием? – Вы имеете в виду сообщника, который убедил вашего брата, что перед ним древнее славянское божество? – Судя по тону, Виктор скептически относился к предположению полицейского врача. – На самом деле я хотел спросить о том же, – поддержал Бартоша Смолак. – О такой возможности не стоит забывать и в деле цыгана, подозреваемого в убийствах. А если учесть, что преступления продолжаются, это отнюдь не праздный вопрос. Виктор покачал головой. – В обоих случаях я убежден, что мы говорим о раздробленной личности пациентов. Из того, что вы рассказали мне, ваш цыган придавал внешнюю форму той части себя, которую пытался отрицать. Сходная ситуация и с вашим братом, доктор Бартош. Оба действовали в одиночку, даже если они не подозревали, что «темные фигуры» были они сами. – Тем не менее, – возразил Смолак, – что-то в истории Тобара Бихари смущает меня. И убийства в Праге продолжаются. А что касается Мачачека, честно говоря, беседа с ним скорее сбила с толку, чем помогла в расследовании. – Неужели? – изумился профессор Романек. – А я надеялся, что Мачачек будет отзывчив. – Он был отзывчив. Он с радостью продемонстрировал, насколько он высококлассный эксперт. Но, повторюсь, это не помогло в расследовании. Я ловлю рыбу в мутной воде, любая деталь может оказаться ключевой, но может и не оказаться. – Смолак пожал плечами. – По крайней мере, мне удалось отведать вашу великолепную утку. А ваши пациенты так же питаются? – Да, у нас общее меню, – гордо ответил Романек. – Мы считаем, что сбалансированное, разнообразное питание очень важно. Хотя я должен признать, что у одной нашей пациентки есть особые требования к питанию. Иногда это усложняет нам жизнь, но, тем не менее, мы делаем все возможное, чтобы угодить ей. Кракл фыркнул, и Смолак заметил, что Платнер предупреждающе покосился в сторону подчиненного. – Очевидно, вы не одобряете такой подход, доктор Кракл? – спросил детектив. – Я считаю, что лучше бы государственное финансирование расходовалось на другие цели, – ответил Кракл. – Все эти особые подходы… – Я бы не называл это «особым подходом», – прервал его Виктор. – Или, возможно, вы желаете рассказать доктору Бартошу, почему вы считаете, что его брат получит пользу, сидя на хлебе и воде? – Вы прекрасно знаете, что я не… – Пожалуйста, джентльмены, – прервал Романек Кракла. – Давайте не будем спорить, у нас гости. – Он обратился к полицейским. – Как и во всех медицинских учреждениях, мнения профессионалов о том, что лучше для пациентов, не всегда сходятся. – Понимаю, – кивнул Смолак. Затем, бросив взгляд в сторону Кракла, добавил: – Кажется, настали времена, когда мнения расходятся не только в области медицины. Ночь была пронзительно холодной. Сверкающее звездами небо над замком пронзали шпили цвета черного обсидиана. Виктор и профессор Романек провожали Смолака и Бартоша до машины. – Надеюсь, вы не разочарованы поездкой, капитан, – сказал Романек. – А вы, доктор Бартош, не расстраивайтесь понапрасну. Пожалуйста, не забывайте хоть иногда посещать брата. У нас это приветствуется. – Хорошо, спасибо, – кивнул тот, но по его тону было ясно, что он не собирается возвращаться. – Спасибо, что разрешили поговорить с Мачачеком, – сказал Смолак. Он обратился к Виктору: – И отдельное спасибо за приглашение на сеанс. Вы были правы, это помогло мне понять Тобара Бихари. Прошу прощения за записку о фартуке, которую передал вам, но, уверен, что вы понимаете. – Да, разумеется. Смолак сел за руль. Притихший Бартош уже занял свое место в машине. – Вы мне и правда очень помогли, доктор Косарек, – сказал капитан, опустив окно. – Еще раз спасибо. – Пожалуйста, не стесняйтесь, звоните, если вам потребуется от меня какая-то помощь.