— Вешняков отзывается о тебе как об исключительно порядочном человеке. И вообще, бытует мнение в народе, что ты на нашу власть плюешь с высокой башни и все делаешь по-своему. Правда? — На них, пожалуй, плюнешь, — хмыкнула я. — Слюной подавишься. — Тоже верно. Короче, тебе лучше знать, почему профессионалы говорят откровенные глупости и не замечают очевидных вещей. — Ты с персоналом беседовал? — Конечно. Никто ничего… У меня даже сложилось впечатление, что их кто-то проинструктировал и граждане чего-то опасаются. — Шутишь? — Если бы… Но это лишь мое мнение, которое не так уж много значит, как выяснилось. Я носом землю рыть не буду, а ты попробуй, если хочешь. — Чего ж сам-то? — А тебе Вешняков не рассказывал? Нет? Ну так спроси у него, как меня парни в костюмах уму-разуму на всю жизнь научили. Могу и сам рассказать. — Без надобности, — вздохнула я. — Догадаться не трудно. Ладно, извини, что испортила настроение в субботний день. Отдыхай. — Премного благодарен. — Он протянул мне сложенный лист бумаги. — Здесь краткие сведения обо всех опрошенных. Мент в списке идет первым. Далее медсестра, на нее я бы тоже обратил внимание. Ну и еще несколько граждан. — Личность убитого так и не установили? — Ты бы об этом первой узнала, — хохотнул Сергеев. — Нет, не установили. Хотя на предплечье у него типично уголовная наколка. И на пальце. Думаю, привлекался. И в местечке его интересном подобрали, неподалеку пивнушка, где собираются бывшие зэки. Тебе туда, конечно, лучше не соваться, но если есть кое-какие связи… Ладно, я пошел. — Сергеев пожал мне руку и направился к выходу из отделения, а я пошла разыскивать медсестру, которая дежурила в вечер убийства. Медсесу оказалась дородной женщиной лет сорока. Я по опыту знала, как недоверчивы бывают такие тетки и мысленно вздохнула. Однако женщина, взглянув на мое удостоверение (документы у меня имеются на все случаи жизни, иногда близость к сильным мира сего идет на пользу), приветливо улыбнулась. — Меня уж обо всем расспрашивали. Да я и не видела ничего, если честно. Ужас-то какой, — вздохнула она. — Теперь по ночам дежурить страшно, сидишь здесь одна на все отделение. — А почему одна? — поинтересовалась я, устраиваясь напротив. — Так ведь людей не хватает. У нас, к примеру, вместо двенадцати сестер только девять. Вот и приходится друг за друга дежурить. Раньше разрешали по две ставки брать, так и работали, а сейчас полторы, ну и кто тут за копейки надрываться будет? — Вчера вы тоже одна дежурили? — Нет. До девяти мы втроем, а уж ночью по одной остаемся. — Вы из отделения не отлучались? — Нет. Да и незачем мне было. Татьяна иногда к соседям ходит чай пить, а я не любительница. — Отсюда дверь палаты не видна, значит, вы не можете сказать, был охранник все время на месте или… — Он из отделения ни ногой. Ответственный. Очень жаловался, что покурить нельзя. Мучение, говорит. — Да, представляю. Может, он в туалет покурить ходил? — Нет, что вы, у нас строго. И я бы запах сразу почувствовала. У меня, знаете, в семье никто не курит, так я на табак всегда реагирую. — Значит, не курил. Но ведь парень мог выйти на лестничную клетку, а вы бы не увидели. — Мог, конечно. Но говорю же, он ответственный. Приятель к нему зашел, так он и тогда из отделения не вышел. — Какой приятель? — Да откуда ж мне знать? Окликнул его кто-то. — Вот об этом прошу вас поподробнее, — насторожилась я. — Да о чем говорить-то, я и не знаю. Я укол делала в четырнадцатой палате, дверь была приоткрыта, я и услышала, как они разговаривают. — Милиционер и его приятель? — Выходит, что так. Он его назвал «Юрик». А мы уж к тому времени познакомились, и я знала, что так парнишку зовут, ну, милиционера этого. Значит, его звали. — Почему его? Может, кого-то из больных? — У нас нет больного с именем Юра. У меня память хорошая, я всех быстро запоминаю. — Его мог окликнуть кто-то из больных. Ведь у вас в отделении посещение разрешено до шести, а было гораздо позднее, и посторонних в отделений быть не могло. — Разрешено, конечно, только до шести, но, если честно, приходят и позднее, мы на это глаза закрываем, если не устраивают концертов, как на днях в одиннадцатой палате. До двенадцати часов с коньяком и песнями. Хорошо, хоть девиц не привели. Книга в ознакомительном фрагменте. Купить с доставкой недорого можно у партнера здесь