Я была уверена, что после этого он, одарив меня гневным взглядом, поспешит удалиться, но он вновь поверг меня в изумление, потому что обрадовался. — Отлично. Может, для начала взглянешь на этого типа? — Зачем? — Ну… вдруг появятся какие-то мысли… — Мысли у меня непременно появятся, — согласилась я. Поведение Ларионова теперь не просто удивляло, оно ставило меня в тупик. В нашем серпентарии ничего просто так не делается, и если Ларионову понадобилось, чтобы я… Кто слово давал, что не позволит втравить себя в историю? — Судьба у меня такая, — дурашливо изрекла я, направляясь к двери. — Что? — не понял Ларионов, следуя за мной. — Ничего, — отмахнулась я. * * * Вот таким образом вместо того, чтобы ехать домой, я оказалась в больнице «Скорой помощи». Парень, о котором рассказал Ларионов, находился в реанимации, но нас к нему пустили, снабдив халатами, тапками и марлевыми повязками. Как я уже говорила. Дед у нас всему голова и часть его всемогущества распространяется на его доверенных лиц, перефразируя древнюю пословицу: «Что не положено быку, запросто может Юпитер». В сопровождении врача, молодой женщины с веснушчатым личиком и милой улыбкой, мы проследовали по коридору. Держа одну руку в кармане халата, а другой теребя стетоскоп на груди, она виновато сообщила, что состояние больного ухудшилось. Далее пошли медицинские термины, в которых я ничего не смыслю, но суть все же уловила: у парня травмы, несовместимые с жизнью, и просто удивительно, почему он до сих пор еще жив. — Бывает, — философски заметила я, хоть меня никто и не спрашивал. Врач вроде бы растерялась, Ларионов нахмурился, а я пообещала себе больше рта не раскрывать. Больница «Скорой помощи» — старейшая в нашем городе. Когда-то это было достоинством, в том смысле, что здесь работали отличные специалисты. Но времена сменились, в больнице тоже произошли перемены, и не в лучшую сторону. Многочисленные корпуса требовали ремонта, и не сегодня, а еще позавчера. В отделении реанимации в коридоре стояли тазы и ведра, потому что с потолка капала вода, что неудивительно: дожди, а крыша худая. «Не приведи господи здесь оказаться», — подумала я и затосковала. Отцов бы города сюда на месяц принудительного лечения. Впрочем, Дед о народных проблемах знал и о больнице на днях что-то говорил оптимистично и многообещающе. Следовательно, и я могу смотреть в будущее с оптимизмом. Привезут меня сюда, а здесь светлая память о тараканах, по две нянечки на каждую палату и никаких тебе тазиков. Глупые мысли пришлось оставить, потому что мы приблизились к третьей палате, где лежал интересующий нас гражданин. Возле палаты я обнаружила милиционера. Сидя в кресле, он увлеченно читал потрепанную книжку. Подойдя ближе, я смогла убедиться, что он неравнодушен к отечественной фантастике, и порадовалась за него: дежурство с источником знаний проходит не в пример быстрее. На нас парень взглянул без особого интереса и продолжил чтение. Ларионов кашлянул, привлекая его внимание, и парень еще раз взглянул на него, прикидывая, стоит ли реагировать или нет. Что-то в лице Ларионова намекнуло, что стоит, потому что молодой человек поднялся, захлопнув книгу, и теперь стоял, переминаясь с ноги на ногу, знать не зная, что делать. Особо напрягаться при виде штатских вроде бы ни к чему, однако есть подозрение, что прибыло начальство. — Я распорядился поставить охрану, — сказал Ларионов, обращаясь ко мне и выделив местоимение "я". Я пожала плечами, мол, правильно сделал, и стала ждать, что будет дальше. Тут вслед за нами в коридоре появился милицейский капитан. Парень быстро сунул книжку под кресло и изобразил лицом готовность служить Отчизне изо всех сил. Капитан, не обращая внимания на подчиненного, раскланялся со мной и поздоровался за руку с Ларионовым. — Новости есть? — на всякий случай спросил Ларионов. — Никак нет, — с избытком рвения отрапортовал дежуривший у палаты парень и добавил вполне по-человечески: — Все тихо. — Ну, что ж, давайте навестим больного, — предложил Ларионов. Повернулся к капитану и спросил: — Вы знакомы с Ольгой Сергеевной? — Лично не довелось, но много раз видел по телевизору, — ответил капитан и довольно улыбнулся, после чего поспешил представиться: — Абрамов Сергей Степанович. — Он протянул руку, и я ее пожала. Врач на происходящее взирала с завидным терпением. — Пожалуйста, тише, — попросила она. — И по возможности не затягивайте визит. Она открыла дверь, пропуская нас вперед, Ларионов шагнул первым, но вдруг решил быть джентльменом и отступил в сторону. Я вошла в палату. Палата была небольшой, окно напротив приоткрыто, что меня удивило. В медицине я, конечно, не сильна, но, по-моему, в реанимации окон не открывают. — Это что такое? — ахнула врач, она, как и я, тут же обратила внимание на окно. — Ё… — буркнул капитан весьма эмоционально, и тогда я перевела взгляд на кровать: человек, который лежал на постели, был с головой укрыт простыней, а в том месте, где у него была грудь, на белой ткани расплылось красное пятно. Ларионов шагнул вперед, сдернул простыню, и я увидела мужчину неопределенного возраста с развороченной выстрелом грудью. — Боже мой, — пробормотала врач и повторила: — Боже мой… — Да я его, подлеца… — прошипел капитан и метнулся к двери. Ясно, что теперь любителю фантастики не поздоровится, хотя я не уверена, что, стой он у двери навытяжку, мы застали бы в палате иную картину. — Парня пристрелили, сказал Ларионов и досадливо покачал головой. — Хотя какой смысл, если он и так бы умер со дня на день? — Значит, некто не был в этом уверен, — пожала я плечами. Трупы мне не нравятся, и этот был мне совершенно несимпатичен, но стало ясно, что теперь просто так повернуться и уйти не получится. — Он должен был скончаться от побоев, — продолжила я. — Но не скончался. И это так кого-то расстроило, что он не поленился подняться на третий этаж. Я подошла к окну и осторожно выглянула. Я не надеялась, что недавний визитер оставил следы, профессионалы следов не оставляют, но вдруг повезет и этот окажется не профессионалом. Врач покинула палату вслед за капитаном, и мы остались с Ларионовым вдвоем. — Кстати, подняться сюда легче легкого, — вздохнула я. — Тут рядом какая-то труба, а в трех шагах дерево. Как по заказу. — Теперь ты понимаешь, как это серьезно? — спросил Ларионов, и я кивнула: — Еще бы. * * * Мы дождались прибытия оперативной группы, устроившись в коридоре. Пока нам никто не мешал, я решила поговорить с милиционером, что дежурил возле палаты. С разнесчастным видом он уже раз двадцать повторил: — Там все тихо было, а в палату мне нельзя. — Никакого шороха, который мог бы насторожить? — вмешался Ларионов. Парень отчаянно замотал головой. Стало ясно: мы напрасно теряем время. — Кого ты видел в коридоре? — на всякий случай поинтересовалась я. На этот раз он ответил вполне осмысленно: — Я три часа на посту. За это время в палату четыре раза сестричка заходила, Наташа, и два раза врач. — Кто конкретно? — Фамилии не знаю, этот, с бородкой. Но он точно врач, я его и вчера видел. Я отправилась в ординаторскую искать врача с бородкой. Обстановка в ординаторской была близка к истерической, на меня смотрели настороженно. Мужчина лет сорока с бородкой клинышком счел нужным заметить: — Черт знает что творится. Куда милиция смотрит? — В основном в сторону прокуратуры, — ответила, плюхнувшись на кушетку и с опозданием сообразив, что мое чувство юмора здесь по меньшей мере нечестно. Впрочем, один мой приятель, сейчас вроде бы покойник, утверждал, что с этим чувством у меня напряг и острю я на слабую троечку. Наверное, так и есть. — Простите, как вас зовут? — обратилась я к мужчине. — Олег Валентинович. — Очень приятно. Олег Валентинович, в котором часу вы заходили в третью палату? — Заходил дважды. — Он взглянул на часы. — Второй раз тридцать минут назад и примерно за полтора часа до этого. — Значит, тридцать минут назад парень был жив, — пробормотала я. — Разумеется. Хотя его состояние не внушало особых надежд. Так что стрелять в него не было никакого смысла, — серьезно добавил он. — Извините, — поднялась я, сообразив, что ничего интересного более не услышу, и покинула ординаторскую. Ларионов курил на лестничной клетке. — Ну, что? — спросил он. — Опоздали минут на тридцать, — вздохнула я. — Вот черт, — покачал он головой. — Запись его речей в бреду у тебя есть? — поинтересовалась я. — Кончай, а? — разозлился он. — Что, никто не догадался сунуть парню под нос диктофончик, чтобы запечатлеть его слова для потомков? — Я обо всем узнал только вчера, — начал оправдываться Ларионов, хотя вполне мог послать меня к черту. — Встретился со своим приятелем, и поначалу его рассказ впечатления на меня не произвел. Потом я вдруг… — Да-да, тебя охватило беспокойство. — Охватило. Я приехал сюда, распорядился поставить охрану. Менты и до этого не додумались, — сказал он с некоторой гордостью за себя и презрением к милиции, поморщился и продолжил: — На самом деле все, что он болтал, не производило серьезного впечатления. Привезли какого-то типа, чуть ли не бомжа, с пробитой башкой, ну, болтал чего-то в бреду… — Жаль, что теперь невозможно узнать, что же конкретно он болтал.