– Многие ученые были для него авторитетом. Ведь сам он еще не достиг больших высот в науке. Но Венге был одним из самых талантливых учеников самого Вернера Гейзенберга. Хотя, пожалуй, был один человек, считавшийся другом Клауса. Это инженер из Норвегии… – Шелестов и Буторин переглянулись многозначительно. И даже Сосновский, умевший сохранять хладнокровие в любых ситуация, подался всем телом вперед. Но профессор не заметил реакции своих гостей, погруженный в воспоминания. Он пригладил волосы, потом посидел некоторое время, подперев щеку кулаком и глядя куда-то в пространство. – Да, его звали Виттар Кнудсен. Я его видел однажды. Приятный молодой человек, талантливый электротехник, энергетик. Он работал где-то в Норвегии на предприятии, занимающемся производством удобрений для сельского хозяйства. Не знаю названия, наверное, я его и не слышал, не интересовался, но это предприятие было крупнейшим в Европе производителем удобрений. – Странная дружба между физиком-ядерщиком и простым инженером-энергетиком, – с сомнением сказал Шелестов. – Отнюдь, – возразил профессор. – У них как раз все разговоры происходили на смежные темы. Вы просто не знаете, что для производства некоторых удобрений используется так называемая тяжелая вода, дейтерий. И в Норвегии ее производили в промышленных масштабах. Условия там подходящие. Не тоннами, конечно, но достаточно много. А в Германии тогда муссировался вопрос о создании экспериментального ядерного реактора. Так вот в такого рода реакторе именно дейтерий должен использоваться как замедлитель частиц. Так что тем для обсуждения у молодых людей было достаточно. Переодеваться в гидрокостюм Морозов заставлял прямо на улице. Он советовал привыкать, потому что потом на берегу все равно придется из костюмов вылезать в любую погоду и при любой температуре. И опять упражнение на быстрое согревание, учились растирать нужные места своего тела, чтобы быстрее согреться. Усваивали простые истины, что если руки, ноги и голова в тепле, то и замерзнуть сложнее. А промочив ноги в сильный мороз вдали от жилья, можно с высокой степенью вероятности сказать, что вы обречены. Хорошо еще, что в Норвегии сильных морозов почти не бывает. Но иногда по ночам температура может упасть до 15–17 градусов ниже нуля. И группа послушно разминалась, разогревалась, а потом торопливо сбрасывала одежду и облачалась в гидрокостюмы. Потом начиналась учеба. Накачивание лодки, ремонт лодки, посадка в лодку и высадка из нее на различные типы берегов. И особенно – управление резиновой лодкой с мотором и на веслах в условиях сильного волнения, в тумане, ночью. Капитан третьего ранга сам часто садился с группой в лодку и учил прислушиваться и определять направление звуков в тумане и ночью. После обеда – короткий отдых, во время которого группа занималась подгонкой снаряжения, которое понадобится при заброске. А потом четыре часа лыжной и альпинистской подготовки. Больше всего доставалось Буторину и Когану. Им переходить линию фронта по суше, а потом – многокилометровый переход по безлюдным диким ландшафтам Северной Норвегии. Тренировки требовали молчания. И не потому, чтобы разведчики привыкли окружать себя во время перехода тишиной, не выдали себя, просто большие нагрузки, сбивающие дыхание, выматывали так, что если еще и начать во время переходов говорить, то результат будет совсем плачевным. Упав на землю, Коган сгреб горсть снега и стал растирать лицо. Буторин упал рядом, раскинув руки и ноги. Не хотелось вставать, не хотелось идти – только лежать и не двигаться. Состояние было знакомое, почти пограничное: еще немного – и не захочется вообще ничего, даже жить. Тут главное не перегнуть палку. Буторин хорошо знал, как это бывает у некоторых солдат на передовой, когда они несколько дней без отдыха, без сна, толком без еды доходили до такого состоянии, что в голове была лишь одна мысль: «Убили бы меня, что ли, скорее. Мочи никакой нет». «Интересно, – подумал Виктор, повернув голову к напарнику, – Борис как, держится? Он точно слабее меня». – Ты как? – спросил Буторин, с трудом переводя дыхание. – Нормально, – с шумом выдохнул Борис, – жить буду. Меня другое беспокоит. – Чего? Рука, которую ты сломал? – Рука? – Коган посмотрел непонимающе, потом отмахнулся: – А… нет, чего руке сделается. Я о другом. Ты вот смотри, Горохов без труда вспомнил близкое знакомство, почти дружбу Венге с этим норвежским инженером. Значит, дружба была, значит, это было заметно и другим окружающим. Это значит, что гестапо тоже без особого труда выяснит эту связь Венге. Норвегия оккупирована германскими войсками, там имеется оккупационная власть. Они легко его там разыщут, перевернут все вверх дном. Тем более что Норвегию они оккупировали еще в 40-м. Не получится, что мы, так тщательно подготовившись, отправляемся прямиком в руки гестапо? – Как обычно, у нас варианта два, – пожал плечами Буторин. – Все зависит от надежности связи, которую нам даст Платов. Если все в порядке, то будем у партизан. Будет и база, и документы, и оружие. Если связь провалена, значит, нас там ждут. И пикнуть не успеем, как повяжут по рукам и ногам. – Я живым не дамся, – спокойно ответил Коган и стал подниматься, отряхивая снег со штормовки. – Хватит по камерам мотаться. Нет ни сил, ни желания. Гранату припасу, буду с собой носить все время. – Что-то мне твое настроение не нравится, Боря, – покачал головой Буторин. – Я тебе должен объяснять, что из любой камеры шанс вырваться есть, есть шанс выжить, пока ты живой. А у мертвого нет никаких шансов. Абсолютно! Понимаешь смысл? – Что ты меня агитируешь, – недовольно проворчал Коган. – Тоже мне, школьника нашел. Я смотрю, у тебя настрой появился необыкновенный. Ребячество какое-то замечаю за тобой. Влюбился, что ли? Может, там вдовушка у соседей есть? Ты к ней похаживаешь? – Дурак ты, Боря, хоть и следователь особого отдела! – помолчав, ответил Буторин. – Там дети, нам профессор говорил про них. Не слышал? Это не просто дети, это как символ Ленинграда, как символ этой страшной войны. Понимаешь ты своим черствым сердцем, что на войне воевать могут солдаты, любая война – беда, но когда страдают и умирают дети, это вообще ни в какие ворота не лезет! Вот что больно, вот что страшно. Я не ребячеством там заряжаюсь, а злостью. Мне хочется к черту в пасть залезть и живым вернуться. Вот чего мне хочется, бить мне их хочется везде, где увижу. А ты все про баб, одни бабы у тебя на уме! – Ладно тебе, чего разошелся, – тихо ответил Коган. – Это я так, чтобы злость согнать с души. Извини, Витя, дурацкая шутка была… Теплый ветер дул с запада целую неделю. И здесь, на склонах гор Ийевильвасхсюта, снега почти не было. Нут Андресен неторопливо шел между изогнутых, изуродованных ветрами и скалами стволов сосен. Вон там, у водопада, должна состояться встреча. Время еще было. Целый час. Но Андресен решил перестраховаться и прийти раньше, чтобы убедиться, что опасности нет. Будет очень плохо, если английский агент попадет в руки немцев. Не должно быть никаких случайностей. Видимо, будет новое задание из Лондона. И очень важно узнать, от кого оно будет исходить. От королевской семьи, от правительства в эмиграции? Или от SOE[3]? Британские спецслужбы очень активны в Европе, ведь на Ла-Манше только британская авиация своими эффективными действиями сдерживает вермахт. Тут дай слабину, ошибись в оценке или в силе противодействия, и тогда гитлеровцы высадятся на острове. Тогда британскую корону не спасет никакое чудо. Сегодня было тихо и пасмурно. Снег в лесу подтаял, снова показалась каменистая почва, укрытая плотным ковром из слежавшейся хвои. Вдали, в туманных хлопьях, раскинулось Норвежское море. Небольшой караван из трех сухогрузов и одного эсминца сопровождения шел на юг. Норвежец шел не торопясь, часто останавливаясь и осматривая окрестности. Андресену хотелось проявить себя с лучшей стороны, доказать, что он умный агент. Ему хотелось из разряда простых исполнителей выбиться в доверенные лица, в среду тех, кто участвует в принятии решений, в подготовке операций. Когда же его заметят, когда обратят внимание на исполнительность, на то, что он умеет собирать сведения? Сейчас Андресен был фактически простым связником. Может быть, зря он тогда ушел от Лейфа Ларсена? Может, через Ларсена ему удалось бы попасть в Великобританию в школу диверсантов. И тогда он вернулся бы сюда в другом качестве. Задумавшись, Андресен отвлекся от наблюдения и вздрогнул, когда из-за камней появился человек. Одет он был в кожаную меховую куртку с капюшоном и высокие ботинки со шнуровкой и на толстой подошве. Человек стоял и смотрел на норвежца. Его рука была опущена вдоль тела, нетрудно было догадаться, что в ней сейчас зажат пистолет. «Вот и доказал», – с горечью подумал Андресен. – Хорошая сегодня погода, моряк, – произнес незнакомец условную фразу с явным английским акцентом. – Тетя Лота предсказала плохую погоду на этой неделе, – ответил Андресен. – А по каким костям она гадала? По свиным или овечьим? – По собачьим, – завершил пароль норвежец и протянул руку. – Здравствуйте. Меня зовут Нут Андресен. Как вы добрались? – Было трудно, но я хороший альпинист, – улыбнулся англичанин и пожал ему руку. – Гилберт. Джордж Гилберт, капитан управления специальных операций. Вы, я вижу, тоже пришли на место встречи заранее. Решили осмотреться? Были основания для беспокойства? – Нет, оснований не было, – как можно спокойнее отозвался Андресен. – Просто я всегда стараюсь контролировать ситуацию. И пытаюсь свести риск к минимуму, если есть такая возможность. – Похвальное качество. Я тоже убежден, что в округе все спокойно, и мы с вами не являемся объектом чьего-либо пристального внимания. Но перейдем к делу. Прошу вас. Англичанин сделал приглашающий жест рукой, и Нут увидел за большими камнями, покрытыми плотным ковром мха, поваленный ветром ствол березы. Разведчик вел себя спокойно и добродушно улыбался, но от Андресена не укрылось, что гость присматривается к нему, изучает его. И окружающий ландшафт тоже не упускает из вида. Особенно внимательно Гилберт посматривает вниз на тропу и вправо на склон долины. Это два места, откуда можно подойти сюда. Иных путей в этом сложном рельефе здесь нет. Англичанин, видимо, успел изучить особенности местности. Они уселись на ствол, гость достал из кармана куртки маленький деревянный футляр, обтянутый кожей. В нем оказались три сигары. – Прошу вас. – Англичанин протянул футляр Андресену. – Это «Гавана» – лучшие сигары! – Благодарю вас, – покачал головой норвежец. – Я предпочитаю трубку. Но сейчас я хотел бы предостеречь вас от неосмотрительности. Дым будет виден издалека. Может быть, нам отложить это занятие до более удобного случая и более подходящего места? – Вы чего-то опасаетесь в этом безлюдном месте? – без всякого удивления спросил англичанин и спокойно убрал сигары в карман. – Нет, я считаю, что здесь неопасно, но все же рисковать без нужды я бы нет стал. Андресену показалось, что разведчик чуть улыбнулся. «Проверяет меня? Если так, то хорошо, что я продемонстрировал осмотрительность и дисциплинированность». – Хорошо, перейдем к делу. – Англичанин стал серьезным. – Мы подготовили большую группу диверсантов для выполнения очень важной миссии. Подготовка на месте встречи ведется, работы по изучению объекта ведутся. Ваш канал я получил для того, чтобы ваша группа помогла нам с метеосведениями. Мне сообщили, что в вашей ячейке есть люди, которые работают на синоптических станциях и имеют доступ к итоговым прогнозам погоды на полуострове. – Да, это так, – кивнул озадаченный Андресен. – О каком объекте идет речь, прогноз погоды на какую часть Скандинавии вас интересует и на какие сроки? – Много вопросов, дорогой друг, – улыбнулся англичанин. – Разве вас не учили, что каждый боец Сопротивления должен знать только то, что ему положено знать по его обязанностям? – Да, конечно! – поспешно ответил Нут. – Я все это прекрасно знаю, просто я думал, что вы конкретизируете задание. – Разумеется. Когда придет время, – подтвердил Гилберт. – Сейчас меня интересует один вопрос: на всю территорию Скандинавии вы можете получить своевременный прогноз погоды? – Да, именно так, – кивнул Андресен. – Я могу получить его в любой момент. Обновление идет каждые четыре часа. Но и динамика видна постоянно: прохождение фронтов, изменение физических параметров воздушных масс, тенденции в изменении вихревых потоков, влияние подстилающей поверхности. – Отлично, – задумчиво ответил англичанин. – Значит, в тот момент, когда понадобится прогноз, он у вас будет устаревшим максимум на четыре часа. Хорошо. Теперь оговорим способ связи и передачи информации. Связывать вас с группой, которая работает по конкретному объекту, я не буду. Лишний риск, нарушение конспирации. Буду поддерживать с вами связь напрямую. Они разошлись в разные стороны. Нут так и не понял, каким путем попал на место встречи англичанин. Возможно, его все же ждала машина. Не на лыжах же он пришел сюда, вид и одежда у него были неподходящие. Так на лыжах не ходят. «А конспирация у них и правда на высоте, – подумал Андресен и посмотрел на наручные часы. – Хорошо, что я успокоил этого Гилберта, показал себя осторожным подпольщиком. Были, конечно, моменты, когда гость сомневался, но, кажется, я сумел выйти из этих щекотливых ситуаций с честью». Уже стемнело, когда Нут Андресен добрался до Тронхейма. На набережной Нидельвы у Нидаросского собора он остановился и закурил. Прошло пять минут, потом еще десять. Андресен начал нервничать, но все же держал себя в руках. Нельзя оглядываться по сторонам, нельзя демонстрировать беспокойство. Ты просто стоишь и куришь, глядя на воды реки. Ничего в тебе примечательного. И документы у тебя в полном порядке. Кроны деревьев закрывали Андресена от света ближайшего фонаря на столбе. Его присутствие выдавал лишь огонек на кончике сигареты. Редкие прохожие даже не смотрели на одиноко стоявшего мужчину. Несколько женщин вышли из храма. Потом проехала машина, двое велосипедистов. – Простите, вы не дадите мне прикурить? – раздался рядом прокуренный голос. – Забыл дома спички. Вот ведь какая рассеянность. Андресен повернулся, молча достал из кармана коробок, зажег спичку и, сложив ладони лодочкой, позволил прикурить высокому мужчине в длинном черном пальто. Тот кивнул, с наслаждением затянулся и выпустил дым через ноздри. – Это злая ирония, но я и правда не курил несколько часов, – заявил мужчина. – Так что наш пароль оказался очень кстати. Как прошла встреча? – Встреча прошла, как и планировалась. Действительно, пришел английский разведчик. Мне кажется, я не ошибусь, в его голосе звучал именно английский акцент. Он назвался капитаном Джорджем Гилбертом. – В этом нет ничего особенного, ведь мы же ждали именно английского разведчика. О нем шла речь по связи, которую вы получили. Капитан Гилберт в Управлении специальных операций специализируется на диверсиях. Знакомая личность. Каково задание, какой помощи он ждал от вас? – Увы, он не сказал, в чем суть задания. Ему нужна была только помощь в получении сведений от синоптиков, о прогнозе погоды на дату, которую он назовет позже. Никаких подробностей. Когда я попытался осторожно узнать, какого рода операция предстоит, он мой интерес сразу уловил и сделал замечание, что это нарушение конспирации. Так что ни даты, ни сути диверсии, ни объекта он не назвал. – Хорошо, я обеспечу вас любыми сведениями. Держите связь с англичанином и вовремя поставьте меня в известность, если появится хоть какая-то конкретика. Значит, им нужны метеорологические сведения… – Собеседник бросил в воду окурок, постоял немного и снова полез за сигаретной пачкой в карман. – Зачем? Метеоусловия важны для чего? Для авиации и флота. Что они намерены делать? Если для них играет роль волнение на море, то это высадка на берег с малого судна типа катера или лодки. Линкору или фрегату волнения не страшны. Что еще? Авиационный налет? Да, важно знать погодные условия, потому что боковой ветер может существенно отклонить выход на цель. Да и встречный или попутный изменят скорость самолета, а значит, возможны ошибки штурмана при оценке расчетного времени выхода на цель. Да еще при низкой облачности, да еще во время тумана. Да и барические высотомеры могут подвести, когда неожиданно под крылом самолета вместо водной поверхности появятся скалы и перепад высот составит более тысячи метров. Только визуальный контроль, только учет ориентиров. – Возможно, – пожал плечами Андресен. – Хорошо. – Собеседник похлопал Нута по плечу. – Главное, поддерживайте контакт. Любую помощь мы вам окажем. Нам эта связь очень важна. Шелестов и Сосновский сидели над картами и аэрофотоснимками северо-западного побережья Норвегии. Сейчас, при большом увеличении, оба ощутили, какой сложной будет их высадка. Пройти между островами и островками в начале фьорда, углубиться дальше и найти место, которое им подходит. Вот оно на карте, но как не пройти мимо него? Ведь высадка будет осуществляться в условиях плохой погоды, плотного тумана. Для этого специалисты следят за метеосводками. – Около двенадцати километров по прямой. – Максим провел колесиком курвиметра по карте. – Даже при слабом волнении и тумане это проблема. Не моряки мы с тобой, Миша. – Мне кажется, мы сносно научились спускать надувную лодку на воду. Подводники придержат ее, пока мы садимся, а там… – А там неизвестность, – продолжил Максим мысль Сосновского. – Не любишь воду? – усмехнулся напарник. – Я тоже не очень. Тем более ледяную, да еще у вражеских берегов. – Тут дело даже не в том – вода или суша. Настораживает, что ты не полностью контролируешь ситуацию. На земле можно убежать, зарыться в землю. А на воде… – А на воде можно нырнуть, – засмеялся Михаил. – Это точно, – мрачно кивнул Шелестов, – это нам в два счета могут обеспечить, как только заметят с берега или с патрульного катера. Ладно, давай делом заниматься. Значит, так, обороты выставлены, скорость десять километров в час. Смотрим на компас и на секундомер. Пятьдесят две минуты слева остров, расстояние двести пятьдесят, поворот двадцать восемь градусов вправо. Восемнадцать минут, и остров справа. Расстояние сто восемьдесят. Поворот влево пятнадцать градусов и сброс скорости на отметку «два». Буторин с Коганом в другой комнате изучали участок в Заполярье, где им предстояло переходить линию фронта. Самым сложным будет, скорее всего, не это. Перейти передовую под прикрытием огня, когда врага отвлекут, – не самое сложное. А вот отмахать потом на лыжах 80 км, дождаться связного от партизан, если он прибудет на место встречи вовремя, а потом… Что будет потом, волновало уже меньше. Партизаны помогут и с теплом, и с пищей, но надо как-то выдержать переход до встречи с ними. По незнакомым местам, зимой, под постоянной угрозой столкновения с фашистами – это не так легко, как кажется. – Ты сколько раз переходил линию фронта? – спросил Коган. – Ну, кроме того нашего вояжа в Новороссийск. – Четыре раза, – вздохнул Буторин. – Два раза как раз зимой. И воспоминания, Боря, не из самых лучших. – Как ты считаешь, – Коган потыкал пальцем в карту, – у нас шансы есть? С чего это они вздумали двоих морем переправлять, а двоих по суше? Не проще ли всем вместе с подводной лодки и по воде к берегу. Что там, немецких кораблей так много, что не прорваться морем?