Часть 17 из 43 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Я тоже слышал, Вова, что тебе десять лет впаяли, в дружественном нам зарубежье. — Сказал, Арсэн прикуривая сигарету и с удовольствием выпуская дым.
— Гады. Кругом одни интриганы, братан…. Не верь. — Резюмировал «Стихия».
— И ты не верь.
— Боже упаси. — Продолжал улыбаться «Стихия», и покосившись на Леонидовича поинтересовался. — Товарищ твой, с России?
— Нет, с Египта. — Наслаждаясь дымом сигареты, сказал Арсэн.
— В каком смысле? — Выпуская клубы дыма, и находясь в таком же блаженном состоянии временной сытости, спросил «Стихия».
— В смысле, корней.
— Понятно.
— Посмотрите на этих двух хохмачей. — Снисходительно и как-то по-отечески вклинился в разговор Леонидович. — Сидят себе, вот тут вот, и прикалываются. О работе надо говорить, пацаны. — Вытирая руки о полотенце, рукав рубашки у Леонидовича расстегнулся, и Арсэн со «Стихией» увидели на его левом предплечье наколку в виде садящегося солнца с лучами и надписью снизу «СЕВЕР».
— »Уматовый», ты «дедушка», Леонидович. — С удивлением проговорил Арсэн.
— Наш человек, братан. — Поддакнул «Стихия».
— А, почему, позвольте спросить, вы «Стихия»? — Вдруг поинтересовался Леонидович.
— О, это старая история. — Засмеялся Вова. И посмотрев с хитрецой на Арсэна, затянувшись сигаретой, начал свой рассказ. — Довелось мне, уважаемый, первый срок отбывать в одной старой тюрьме в соседнем областном центре. Было тогда мне лет двадцать…. Сами понимаете, только жизнь начиналась, а тут срок. В то время сидел я в «тройнике»… Публика подобралась в «хате» серьёзная и авторитетная. И вот, как-то в один не то поздний вечер, не то в раннюю ночь, каждый занимался своим делом. Одни «чифирили», другие в нарды катали, а у одного нашего товарища с желудком проблема образовалась…. И вот, пошёл он на «парашу», бедолага. «Примостырился», сидит, страдает и газету жжет, чтобы духан его зловредный не отравлял людям атмосферу. Вдруг, что-то как тряхнет тюрьмой, потом тут же, ещё сильнее, все так прямо и попадали со «шконок»… Оказывается, землетрясение в Румынии произошло… очень сильное. Говорили потом, что балов восемь. А к нам волна накатила, где-то под балов пять, так по крайней мере потом один сейсмолог утверждал, который к нам на лагерь заехал. Его дурака, посадили за то, что он в своём родном посёлке, по пьяни, климатическую катастрофу районного масштаба устроил…. Но это другая история. Вооот…
Протянул «Стихия», гася окурок в самодельной пепельнице, и наливая гостям и себе по рюмкам спиртное. Видно, в нём дремал настоящий артист, а как говорят, чем больше артист — тем больше пауза. И «Стихия» наслаждался этой паузой до последнего, интригуя слушателей рассказа до нервного тика. Молча выпили, закусили и «Стихия» прикурил новую сигарету.
— Так, вот. Когда мы все в «хате» пришли в себя, то увидели, что наш товарищ, который до этого сидел на «параше», растянувшись во весь рост, со штанами на коленках и с зажжённой газетой в руке, лежит на полу. Вы только представьте себе! Мало того, что уважаемый человек, можно сказать авторитет, катапультировался с «параши» на пол, так он ещё и лежит там, как обосравшийся герой, перед немецким дзотом, с факелом в руке вместо гранаты.
И «Стихия» снова замолчал минут на десять, смакуя сигаретный дым и паузу. Леонидович и Арсэн, понимая всю комичность ситуации, с одной стороны и трагедию, для этого человека, с другой стороны, улыбаясь, терпеливо ждали продолжения рассказа. Поняв, что перед ним, достойные слушатели, «Стихия» продолжил.
— После того, как все пацаны в «хате» насмеялись, а наш «пикирующий бомбардировщик» привёл себя в порядок — встал очень серьёзный вопрос. «Законтаченый» или «Незаконтаченый»? Вопрос серьёзный, посудите сами, судьба человека на кону. Решили собрать «сходняк». Мнения у народа сразу разделились.
Одни сказали, что упал с параши, значит «законтаченый». Другие доказывали, что человек уважаемый и это было случайно… Долго спорили, и большинству по-человечески было жалко этого человека. Своё мнение стал высказывать «смотрящий», он говорил, что хоть это его и товарищ, и он всегда уважал его за многие качества, но традиции и «понятия» есть непоколебимы. И как бы было ему не горько, но мы должны чтить традиции… И когда, в гнетущей тишине, он спросил с надеждой у братвы: «Кто мне скажет, что может быть сильнее традиций?» И я вдруг, неожиданно для самого себя, сказал: «Иногда, стихия»… В момент, лицо «положенца» просияло, ведь был найден выход, да и слово всем понравилось. «Стихия! Стихия!» — подхватила братва… И судьба человека была спасена… Вот так вот… А ко мне с тех пор, так и приклеилась кликуха «Стихия».
И все, сидящие за столом, дружно захохотали. Они понимали всю тонкость истории, рассказанной «Вовой-Стихией».
Тем временем стемнело, и хозяин принёс с дома две керосиновые лампы. От их света трапеза приобрела ещё более домашнюю обстановку. Вдруг, со стороны улицы послышался звук приближающего автомобиля и взвизгнув тормозами, машина остановилась около дома.
Шумно топая ногами, из темноты на свет лампы, вывалился парень лет двадцати пяти с русым ёжиком волос, круглым лицом и с плотным торсом на крепких, но слегка кривоватых ногах. Он был одет в кожаную куртку поверх черной футболки, синие джинсы, а на ногах были одеты всё те же кроссовки «Адидас».
— Добрый вечер. — Поздоровался парень. — «Стихия»…. пошептаться надо. — Обратился он к хозяину дома, слегка покосившись на гостей и заметно картавя.
— Присаживайся за стол, «Тушканчик». — Сказал Вова и добавил. — Можешь говорить при них. Это свои.
Арсэн представил, как этот парень со странной кличкой, которая совсем не соответствовала его внешнему виду, несётся вприпрыжку по барханам пустыни, оставляя в песке огромные ямы. От этой фантазии ему, захотелось расхохотаться, но он огромным усилием воли, смог подавить в себе шквал веселья, который чуть не вырвался наружу.
«Тушканчик», покосившись опять на гостей, плюхнулся за стол. Тараторя скороговоркой, он успевал быстро накладывать мясо и овощи себе в тарелку, и одновременно наливать водку в стакан. Временами казалось, что он не говорит со «Стихией», а разговаривает сам с собой.
— Я шо, ему не говорил, шо дело серьёзное? Говорил…. А, он мне: «Давай гони тачку из-за «бугра», денег у меня, шо у дурного махорки. Таможня прибита, шо земля за колхозом «. «Свыня в галстуке», «чёрт закатай вату»! — И опрокинув в рот водочку и смачно жуя кусок мяса, он продолжал рассказывать. — «Глазастик», говорит, хочу. А ему колхознику, «депутату-хреновому», не на «Мерседесе» надо ездить, а на «УАЗике-горбатом»… Вишь, как попёрло! «Статус, — говорит, — у меня теперь такой, что я, как государственный деятель, должен и автомобиль иметь престижный»… А сам, «козлячая-рожа», экономит, — падла! Ну и покупал бы себе машину в автосалоне, так нет, подавай ему «левую» тачку с перебитыми номерами… Им, сукам, всё равно — на них закона нет!
— Слушай, «законник», ближе к делу. То, что ты со своими пацанами, «мохнорылому» депутату, левую тачку пригнал под заказ — это я знаю. В чём проблема, я что-то не пойму? — Резко прервал «Стихия» рассказчика, поглощающего яства со стола, как пылесос.
— Проблема? Он нам, «быдло немытое», рекламацию выставил.
— Что выставил?
— Рекламация — это «Предьява»! «Вошь-кабинетная»! — Резюмировал «Тушканчик».
— Кому «предьяву»? Нам? Он, что дурак? — Искренне удивился «Стихия». — А, кто нам что «качнёт», хотел бы я знать? Да и вообще, в чём собственно дело?
— А его, клоуна, местные «гаишники» за гриву взяли.
— Ну, ещё одни — «борцы за справедливость». А сами то, все на левых «тачках» ездят и туда же…. Только я всё равно что-то не пойму. Ведь у него пост такой, что его не то что наши гаишники, но и столичные должны в его мандат целовать. Так, что произошло?
— Может и должны целовать, но видно только в том случае, если бы их начальник был бы в той же партии, что и этот гусь. — Засияв улыбкой, сказал «Тушканчик».
— Во жизнь, у этих «сучьих». Живут по «беспределу», воруют так же, а потом и жрут друг дружку, как крысы в бочке. — Высказался в ответ «Стихия». — Ну и что он теперь хочет? Работу мы ему сделали. Это не депутатский буфет — чтобы всё было за копейки и чтобы все бегали перед ним, как заводные.
— А он, «чучело», хочет деньги назад. — Чавкая, блестящими от жира, губами, поддакнул «Тушканчик». — Сам припёрся сюда и ещё каких-то трёх «мастодонтов» с собой приволок. — И выговорив скороговоркой последнюю фразу, «ненасытный грызун» замолчал, а его физиономия расплылась в огромной улыбке.
— Что?!!! — Задыхаясь от злости, прохрипел «Стихия». — Ко мне домой?!!! Ночью!!! Да ещё и со своими уродами!!! — И тут же совершенно спокойным голосом, как показалось Арсэну, даже с глубокой грустью, добавил. — Друзья приходят и уходят, а враги накапливаются. Жить они, если что, будут плохо, но за то — не долго. — И посмотрев на своих молчаливых гостей, деловито спросил. — Вы меня тут подождёте или поучаствуете в мероприятии?
— Тебя отпускать одного нельзя. Правда, Леонидович? — Сказал Арсэн.
— Похоже, шо таки да. — Согласился Яков Леонидович, прекрасно понимая, в какое дерьмо он влазит. Но с другой стороны — выбора не было.
— Ты где их оставил? — Спросил «Стихия» у «Тушканчика» не поворачивая головы.
— Где, где? На кладбище, у старого склепа. Я им сказал, там нас ждать.
— Это еще что за тактика такая? — Вытирая руки о полотенце, спросил Арсэн.
— Вот, вот. Ты правильно подметил братан — это тактика и стратегия, вместе взятые. Я всегда, подобного рода встречи, назначаю на нашем кладбище. Пока люди ждут, есть о чём подумать, а особенно ночью на кладбище. Например, о скоротечности жизни и о глупости, которая привела их в это место.
— Да, Китай по сравнению с этой страной и с этими людьми — жалкий кружок «философов-самоучек». — Саркастически заметил Леонидович.
— Ты не понимаешь наших военных действий, Яков. — Хмыкнул «Стихия». И уже бодро-весёлым голосом подытожил. — Холодный расчёт, напор и можно брать пленных с их деньгами. Война районного масштаба — это всегда хорошо.
— А по мне, пусть хоть всех поубивают, лишь бы не было войны. — Пробубнил себе под нос, «Яков-миротворец».
— Пошли. — Скомандовал «Стихия» и направился в темноту сада. Все последовали за ним. — Пойдём короткой дорогой — через огороды. Время сэкономим, да и эффект неожиданности тоже должен присутствовать. — Донесся голос из темноты.
— Прямо какой-то «Алёша Попович со своим засадным полком». — Продолжал бубнить Леонидович, то и дело, спотыкаясь и путаясь в густой траве.
Он видел впереди себя только силуэт спины Арсэна, и поэтому шёл не столько по тропинке, сколько по этому ориентиру. Делегация от фракции «Братва», на место переговоров дошла за каких-то пять минут.
Старое кладбище находилось на краю села. Когда-то, во времена владения этими землями буржуазной Польши, это село было небольшим посёлком и здесь жили достаточно зажиточные люди. Всё это давно кануло в Лету, но некоторые признаки той старой жизни остались. Одним из этих воспоминаний — было местное кладбище. Оно имело все признаки западноевропейских мест захоронений — каменные склепы со скульптурами, величественные надгробные плиты из камня с вырезанными на них именами усопших и с небольшой каплицей в готическом стиле, в центре этого пантеона. Лет семьдесят тому, оно действительно было местом, где родственники и знакомые могли в величественной тишине отдать память уважения и любви своим умершим, но сейчас — это место, было местом разрухи. Кладбище заросло травой и кустами, а ветер, вода, время и местные вандалы изрядно потрудились над могильными надгробьями и памятниками. Единственным, более или менее, уцелевшей старой могилой, был огромный старый склеп. Вот возле него и была назначена встреча с депутатом и его «народом».
Ночь была тихой, но безлунной. Группа возглавляемая «Стихией», подошла к кладбищу со стороны поля, где был бугор. Поднявшись по его склону, они увидели возле чёрной глыбы склепа, четыре тёмных силуэта и один светлый, которые топтались и курили в ожидании делегации. Светлым пятном в этом хороводе и был тот «депутатишка». Тихо подходя к склепу, Арсэн стал различать сначала голоса, а потом и лица ожидавших. Депутат, в белой, с коротким рукавом рубашке и в чёрных брюках, нервно курил, и постоянно ковырялся носком своего дорогого туфля в траве. Его охрана, которая состояла из трёх «амбалов», клонированных скорее всего от одного и того же крупного «быка-семяпроизводителя», изображала на своих лицах выражение, которое появляется у собаки при команде: «Охранять! Фу! Сидеть! Фу! Фу! Чёрт бы тебя побрал! Прибью, заразу!»
Он материл всех и вся за то, что сначала связался с бандитами, потом что стал депутатом, потом пошли имена и фамилии людей с депутатского корпуса и силовых структур, по-видимому, таких же прохвостов, как и он сам. Список был длинный, но вдруг «шаманская песня» проклятий внезапно прервалась. «Депутатишка» выковырял с кладбищенской земли старую подкову. Быстро схватив её своими пухлыми ручками, кряхтя от борьбы со своим пузом во время сгибания поясницы, он радостно промычал:
— На счастье. Подкова — это на счастье!
— Если ты нашёл на счастье подкову, значит, кто-то другой отбросил копыта. — Сказал «Стихия», выходя из-за ближайшей могильной плиты.
Депутат и его свита от страха и неожиданности сбилась в кучку, как перепуганные овцы при приближении волчьей стаи.
— Ты… ты… ты обалдел совсем! — Заикаясь, практически прокричал, «депутатишка». — Людей до инфаркта довёл, ити его мать!
— Для тебя, чёрноротого, Я — Вы! И где, эти люди? — И не давая опомниться оппоненту, «Стихия» продолжил наступление. — О чём хотел говорить, «избранник народа»? Только излагай коротко и по существу. Наша встреча носит слишком серьёзные последствия, если ты этого не понял.
— Да, ты, вы, не отдаёшь себе отчёт, с кем ты говоришь! — Напыжился «депутатишка», неистово при этом вращая головой во все стороны, проверяя рядом его охрана или нет, с их широкими спинами.
Арсэн, Леонидович и «Тушканчик» всё это время находились в темноте ночи и лишь наблюдали за ходом событий, расположившись полукругом у каменных могильных крестов, сзади депутата и его охраны. Вдруг под ногами у Леонидовича, который от нервного напряжения, стал переступать с ноги на ногу, треснула сухая ветка.
— Аааа! — Взвизгнул «депутатишка» и мгновенно, как волчок, развернулся со всей своей сворой на сто восемьдесят градусов. Стоя на полусогнутых ногах с втянутой от страха головой в плечи, он прищуривая глаза, старался рассмотреть темноту.
— Ну, вот, — ехидно сказал «Стихия», — я, что теперь, с вашими задницами должен говорить? Или как? Я что-то не пойму? Это твой ответ или предложение, «мандатный» ты наш?
— Ааа? — Развернувшись к «Стихии» уже лицом, белым как смерть, простонал «депутатишка».
Ему страшно захотелось бежать без оглядки с этого кладбища, забыть навсегда об этих бандитах, о шикарной машине, о депутатстве, будь оно неладно, и закрыться в тёмном чуланчике маминой хаты. В том самом чуланчике, куда его закрывала мама в наказание, когда он, сельский, сопливый хлопчик, что-то вытворял. Например, когда он привязал своей корове солому к хвосту и поджог, или когда дверные ручки в сельсовете дерьмом обмазал. Мало что ли этих случаев то было! Деревня — вот его край родной, вот где его жизненное место, вот где он должен жить и там же умереть! Все это пронеслось вихрем в голове у «депутатишки». И эта аксиома поразила его так, как наверное, озарение снисходит на буддийских монахов, после многолетних медитаций. Голос «Стихии» мгновенно вернул его от воспоминаний и «просрации», в суровую действительность.
— Значит так. Говорить ты не умеешь — значит, будешь слушать. Понял?
»Депутатишка», судорожно сглотнув слюню, кивнул своей головой в знак согласия.
— Тебе, мы ни чего не должны. — Медленно с нажимом говорил «Стихия». — Но, ты за хамское отношение, ко мне и к моим людям и за беспочвенные обвинения, должен нам теперь пять тысяч долларов. Деньги у тебя всегда с собой есть… Так что, ложи их на могилку и вали отсюда.
— Пять тысяч?!! — Выговорил удивлённо депутат. Его жадность была больше его страха, и поэтому он снова весь выпрямился, и начал раздуваться, словно шар для метеорологического зонда.
— Слушай, «человек-дирижабль», смотри сейчас не натвори каких-то глупостей. — Предостерёг «Стихия». — А то, наделаем вам дыр в пузе и в башке, потом не запломбируете. У твоих-то мальчиков, наверное, пушки с резиновыми пулями. А у нас — тяжёлая артиллерия. — И достав, из-за спины, ствол системы «Берета», он засунул его впереди за пояс. — Так что, ложи «бабки» на могилку и попутного тебе ветра. Чтоб тебе ДУЛО в затылок… Быстро, я сказал!
Поджав губы и сопя носом, как кузнечный мех, «депутатишка» достал из заднего кармана брюк портмоне и открыв его начал на ощупь отсчитывать купюры.
— Подсветить, может? — Поинтересовался «Стихия». — Вдруг ошибешься ненароком?