— Родин, давай ты не будешь изображать из себя академика, — бросил передо мной лист с отметками о выполненных полётах Тубина и его лётную книжку. — Понимаю, что поставили тебя на старшего лётчика и нужно себя показать. Не тот случай, чтобы быть принципиальным. И это мне говорит Гнётов! Мистер «я педант». В погоне за должностью и статистикой не хочет портить нам реноме крутого Центра подготовки. — Григорий Максимович, это именно тот самый случай, когда нужно быть принципиальным. Я вам рассказал, как он себя вёл на пикированиях и манёврах у земли. Это, как вы помните, краеугольный камень нашей программы подготовки. Горы и Афганистан — неразрывные понятия. — Родин, вот чего ты хорохоришься⁈ Подпись поставь и пускай едут в Афган. Мы и так из графика выбились. Этому полку людей нужно менять, а мы их тут держим, поскольку у молодого Тубина параметры на выводе из пикирования вышли за ограничения. Так говорит, будто это было легко. Я до сих пор ощущаю, как у меня всё сжалось внутри перед выводом. И как я потом обтекал в кабине от напряжения. Тубин, возможно, и не помнит, как отключился и я вывел самолёт. Говорить он со мной начал, только когда высоту набрали. — Товарищ майор, я не подпишу. Вы можете это сделать сами, либо пойти к командиру или заму по лётной подготовке. Они могут тоже принять решение. — И что я им скажу? Что у меня Родин отказывается подписывать? Ставь свою закорючку и всё на этом! — воскликнул Гнётов, но я продолжал быть непреклонен. Не могу я такой грех на душу взять. Пускай меня лучше ненавидит весь его полк, но смерти не будет на моей совести. Полдня я отбивался от атак Гнётова, просьб Тубина и наездов замкомандира приезжего полка. Как я и думал, закончилось всё это дело вызовом в кабинет Иванова. Пока мы шли в штаб с Гнётовым, я успел выслушать несколько фраз о том, как я оборзел и меня давно пора наказать. За что только, непонятно. — Ты будешь стоять на своём? — остановил меня Максимович у самого входа в приёмную. — Да, командир. Буду. Вы бы тоже стояли на своём, верно? — спросил я. — Ну это ведь не тот случай. Иванов — педант в этих вопросах. Всё у него, должно быть, по правилам и документам. Но и бросать тень на Центр он не позволит. А ты в первом же потоке отстраняешь лётчика. Отвечать больше я ничего не стал. Сейчас ещё предстоит общение с Павлом Егоровичем. Вот тут и наговоримся! Войдя в кабинет командира полка, у меня в очередной раз сложилось впечатление, что Павел Егорович не может начать совещание или какой-то важный разговор без папиросы. Снова Иванов курил рядом с открытой форточкой. За столом для совещаний сидел старший группы полка Тубина, а сам Алик сидел напротив него. По лицу лейтенанта было видно, что он волнуется. Ведь я могу сейчас поделиться соображениям по поводу его отключек и тогда ему влетит за обман очень круто. — Итак, собрались все причастные к этому делу. Старший лейтенант Родин сейчас нам доложит свои соображения, — сказал Иванов, затушив сигарету в пепельнице на подоконнике. В очередной раз я пересказал все детали ошибок Тубина. Его командир и Гнётов слушали внимательно, но реагировали по-разному. Подполковник то усмехался, то расстроено качал головой. Максимович, в свою очередь, смотрел на командира нашего полка и ждал его реакции. — Понятно всё. Присаживайтесь, Сергей Сергеевич, — указал на стул рядом с Тубиным Иванов. Когда я сел, Алик слегка отодвинулся от меня. Будто заразиться боится или думает, что я его бить буду? — Теперь послушаем товарища лейтенанта Тубина, — дал слово Альберту Павел Егорович. Алик без запинки всё рассказал, практически повторив все события, рассказанные мной. За одним только исключением — он везде красавчик, а я у него ручку постоянно выхватывал. Как только Альберт закончил со своими отмазками, в дело вступил его командир. — Пал Егорыч, ну, ошибся ваш молодой инструктор. С кем не бывает. Просто слишком рано стал хвататься за управление и не слишком доверил выполнение сложных манёвров другому молодому лётчику. Предлагаю допустить Тубина и собираться нам на перелёт в Баграм, — улыбнулся подполковник. Иванов несколько секунд смотрел на собравшихся, а потом снова пошёл к окну покурить. — С какой высоты Тубин вы сбросили бомбы на полигоне? — спросил Павел Егорович, доставая папиросу «Казбека». — 1000 метров вместо 800, — доложил Альберт. — И случилось это потому, что старший лейтенант Родин выхватывал у вас ручку управления? — удивлённо спросил Иванов. — Так точно. То же самое было и на пилотаже. — Тогда доложите мне высоту вывода из пикирования, рассчитанную для задания в зоне, — спросил Иванов, отворачиваясь от окна. — 600 метров, — громко сказал Тубин. — Прекрасно. А самолёт вывели на высоте 200 метров. Просто потому, что Родин решил потеребить ручку управления, так? — спросил Иванов, но Альберт промолчал. — Вы летали в зоне номер 3, Сергей Сергеевич? — задал уже мне вопрос Иванов. — Так точно. — Тогда доложите мне Тубин, какой объект вы видели, приблизившись к земле? С высоты 200 метров, если у вас нет проблем со здоровьем, вы должны были кое-что там разглядеть, — спросил Павел Егорович. Речь в вопросе шла о той самой деревне, на которую мы и пикировали. Но Алик вряд ли её смог бы запомнить, поскольку вырубился. Командир, похоже, догадался в чём проблема. На крайний вопрос Альберт ответа не дал. — Лейтенант, подождите за дверью. Нам нужно принять решение о вашем допуске, — сказал Иванов и затушил свою папиросу. Тубин быстро вышел за дверь, а его начальник сощурился от недоумения. — Пал Егорыч, как это понимать? — возмутился подполковник. — Всё очень просто — этот лейтенант либо просто теряется на пикировании, либо теряет сознание в полёте, — ответил Иванов. — Рекомендую отправить его домой. А лучше в транспортную или армейскую авиацию, где нет таких перегрузок. Этим вы не сломаете человеку жизнь. — Ерунда какая-то. Я с ним в полку летал, и такого не было. А тут, в Осмоне открылось. Я не верю, — сказал подполковник. — Вы сами слышали его инструктора. Он всё вам предельно рассказал. Мало того, он не строил необдуманных теорий насчёт потери сознания. Одних только его выводов достаточно, чтобы Тубина не пропустить в командировку. Не мной и не вами было написано положение и инструкция по подготовке к службе в Афганистане, — вступил в разговор Гнётов, который теперь твёрдо занял мою позицию. Видать, почувствовал какое решение принял Иванов и решил «петь» вместе с ним. — Ваш инструктор слишком молод для такой работы. Чему ты, Родин можешь научить? — небрежно спросил у меня подполковник. — У меня достаточно знаний о полётах в Афганистане, чтобы передать свой опыт вашим лётчикам. Или вы считаете иначе? — спросил я, но тут же поймал строгий взгляд Иванова. Наверняка, Павел Егорович сам хотел что-то сказать, но смолчать я не мог. Так и продолжает нагнетать вопрос по поводу моего возраста этот подполковник. — Конечно, считаю. Хм, вы мне представляли инструктора моих парней, как бравого орденоносца и воздушного бойца. Чего он достиг за время Афганской войны? Вы все, чего достигли? Иванов не выдержал и привстал со своего места. — А теперь я попрошу и вас двоих выйти. Можете идти работать, а нам с товарищем подполковником нужно пообщаться, — сказал Павел Егорович. Как-то резко задал свои вопросы товарищ подполковник. Вообще, мне странным кажется такое поведение человека с другого полка. Не могу только вспомнить откуда к нам прибыли эти ребята. — Григорий Максимыч, а чего этот старший группы такой смелый с нашим командиром полка? — спросил я, когда мы шли с Гнётовым по коридору штаба. — ВВС Московского военного округа, — улыбнулся врио командира эскадрильи. — Этот замкомандира вообще, как говорят, родственник самого главкома Кутахова, — покачал головой Гнётов. — Думаете, затаит обиду? — спросил я, когда мы проходили мимо двери отдела кадров. — Однозначно. Прямо сейчас нам стоит начать готовиться к очередной проверке. И будут нас инспектировать ой как строго, — почесал затылок Григорий Максимович. Глава 10 Не прошло и недели, как улетела группа лётчиков в Афганистан, а нас уже поставили в известность о прибытии комиссии из Главкомата. Инспектировать будут сформированный Центр, но основное внимание уделят работе нашего полка. Времени у нас было месяц на подготовку. 137й Центр боевого применения и подготовки лётного состава — именно так теперь называется часть центрального подчинения, в состав которой и входит наш 632й инструкторско-исследовательский смешанный авиационный полк. Такое новообразование на авиационной карте Советского Союза, как этот Центр теперь будет являться основной базой подготовки наших лётчиков к полётам в Афганистане. Но уже многие важные люди видят расширение спектра наших задач. Как раз, чтобы и определить возможности этого расширения и собирается к нам эта комиссия. В самом здании Центра заседало не больше сотни человек. По сути, мы стали отдельной дивизией с прямым подчинением сначала начальнику этого Центра, а он уже подчинялся Главкому ВВС СССР. За неделю до прибытия проверяющих предварительно осмотрели нашу базу представители Центра во главе с его начальником Просвирновым. Он, кстати, получил недавно генерала. После небольшой «экскурсии», нам дали команду собраться в актовом зале. Приветственных слов от генерала мы так и не дождались. За исключением суховатого «рад всех видеть». Просвирнов сидел за центральным столом и заслушивал доклады своих заместителей, которые рассказывали ему о состоянии дел в полку и Центре. — Внешний вид и порядок на территории обязателен, Пал Егорыч, — настоятельно требовал Просвирнов. — Меня предупредили, что едут строгие ребята. Проверять будут досконально. — Так точно, товарищ генерал. У нас все готовы, — доложил Иванов. — Насколько мы подкреплены своей нормативно-правовой базой? Всё ли у нас разработано по учебным планам? — поинтересовался Просвирнов у одного из своих замов. — Так точно. За месяц подготовили ещё два потока перед отправкой в Афганистан. Все прибывшие лётчики были допущены и прошли полный курс подготовки. — Замечательно. А были ли у нас те, кого мы не допустили по какой-либо причине? — задал вопрос Просвирнов нашему командиру полка. Иванов спокойно рассказал о случае с Тубиным, не называя конкретно его фамилию.