— Просто я понимаю, что ты уже мыслями себя видишь в Циолковске, но задачи бы надо здесь в Осмоне выполнить. — Григорий Максимович, пока не будет приказа, я на службе. Если Родина прикажет, то я хоть в Африку поеду. — Ой, не шути так, а то и, правда, отправят. Мы через месяц вернуться должны, — покачал головой врио командира эскадрильи. — Может, и быстрее получится. Чай допил? — Нет ещё. — Давай побыстрее, а то мне ещё с аварией разбираться, — ворчливо сказал Гнётов и пошёл с кружкой к телевизору. — Григорий Максимович, вопрос к вам есть. А точнее, просьба, — сказал я и врио комэска кивнул. — Разрешите в отпуск? Гнётов чуть чашку из рук не выронил, когда услышал мою просьбу. — Оборзел⁈ Ты уже сколько раз в этом году ходил? — Но у меня ведь остались десять суток, — улыбнулся я. — Остались, и что с того? Работать, кто будет? — возмутился Гнётов. Так меня в отпуск и не отпустил Григорий Максимович. Зато летал я много. Успели даже закончить обучение одной из групп Кубинцев. Через несколько дней я провожал своих сослуживцев на перроне Осмонского аэродрома. Следовавший в Мелитополь Ил-76 уже был перекрашен в цвета Аэрофлота и имел соответствующую надпись на фюзеляже. В командировку отправляли троих — Григория Максимовича, Гусько и Барсова. Как сказал мне Гнётов, направляли только тех, кто имеет боевой опыт и опыт обучения кубинцев. — Через 10 минут запускаемся мужики. Торопитесь, — сказал штурман корабля, заметив, что наша группа идёт в развалку. — Хорошо, — ответил Гнётов, который тащил с собой два тяжёлых чемодана и рюкзак на плечах. Я со всеми попрощался, а с Мариком даже обнялся. Когда все трое начали подниматься по стремянке, то тяжелее всех пришлось Гнётову. Каждая ступенька давалась ему непросто. — Максимыч, с такими сумками можно и шандарахнуться, — улыбнулся Гусько, стоя внизу и докуривая сигарету. — Не каркай, — кряхтел Гнётов. — Что он там несёт? — спросил я, но мой вопрос был услышан Максимовичем. — Всё, что нужно. Вот увидишь, Савелич… очень нужное, — произнёс Гнётов, делая очередной шаг по стремянке. — Мне вот много не надо. А самогонный аппаратик там смастерю, — улыбнулся Гусько. — Я тебе смастерю-ю-ю! — крикнул Гнётов и сорвался с самого верха стремянки. Удар об бетонку был очень болезненным, судя по крику Максимовича. Я кинулся к Гнётову, чтобы помочь. С виду не определишь точно, но врио командира нашей эскадрильи похоже сломал себе ногу. — Эх, кажись, погода сегодня нелётная, — сказал Гусько, докурив сигарету. Естественно, вылет отложить было нельзя. Задача серьёзная. Тем более что и груз Ил-76 везёт в Мелитополь важный. Он же потом и полетит с ним в Африку. В госпитале, в который я приехал вместе с Гнётовым, мне сразу сказали, что перелом серьёзный и не один. — Как он так умудрился? — спросила у меня медсестра, когда я катил с ней Гнётова по этажу. Григорий Максимович стонал и не мог нормально лежать. Однако он всё кричал, уточняя, где его чемоданы. — Головой за них отвечаешь, Родин, — грозил он мне. — Конечно. Они в целости и сохранности, — сказал я, не решив, стоит ли рассказать один нюанс по этому поводу. — Мне уже не нравится, что ты так ответил, — покряхтел Гнётов. И он был прав. Вещи Григория Максимовича, в отличие от него, на борт Ил-76 попали, и теперь они летят в Мелитополь. После рентгена, один из врачей, которого вызвали из другого отделения, сразу объявил, что случай серьёзный. — Кусок бедра сломан, трещина в коленной чашечке. Однозначно и сухожилия растянул… В общем, долго Гнётову лежать в госпитале, в кабину и вовсе сказали, что сядет нескоро. Пока Максимович сокрушался над той самой стремянкой, пришёл хирург, который и будет оперировать. — Что тут у нас? — посмотрел он на рентген. — Ну, всё понятно. — Ему бы летать, доктор, — сказал я. — Это уж как получится, — ответил мне врач и посмотрел на своего коллегу, который просматривал снимок первым. — Ты принёс, что я просил? — спросил травматолог. — Конечно. Сейчас она нам понадобится, — сказал второй врач и достал из рюкзака дрель. Надо было видеть лицо Гнётова, который увидел в руках хирурга, который будет его оперировать этот инструмент. Мне показалось, что Максимович сейчас встанет и своим ходом пойдёт. — Шутка, товарищ майор, — произнёс врач и убрал инструмент. Операцию вскоре провели, а мне надлежало прибыть с докладом к полковнику Иванову. Я уже шёл по коридору штаба, как меня остановил Трефилович. — Сергей, заходи, — радостно объявил он. Войдя в кабинет, я поздоровался с кадровиком. За своим рабочим столом сидела Карина, которая также мне приветливо улыбнулась. — Что-то срочное, Трефилыч? — спросил я. — Конечно! Читай, — протянул он мне телеграмму. Это был запрос из управления лётной службы Министерства авиационной промышленности СССР на оформление моих документов. Тут же был и запрос на справку о моей форме допуска. — Начало занятий — 1 ноября текущего года, — прочитал я в телеграмме и улыбнулся. — Получается, что… — Всё верно, Сергей, — сказал Трефилович и пожал мне руку. — Поздравляю! Ты поступил в школу лётчиков-испытателей. Так и хочется сказать себе: «- Серёжа, молодец!». Но, за этой эйфорией, я сразу вспомнил и прошлую жизнь, и трудности в этой. Тернист путь оказался к своей мечте. Теперь оформляюсь и в назначенное время убываю в Циолковск. — Мне к командиру надо. Я завтра зайду, и мы начнём тогда с вами работу в этом направлении. Получив согласие от Трефиловича и похвалу от Карины, я направился в кабинет к Иванову. В нём уже был и командир полка, и начальник политотдела из 137го Центра. — Восстановление долгое предстоит, — объяснил я по прибытии к командиру полка, где в своей любимой позе у окна стоял Иванов. — Понятно. Как у Григория Максимовича настроение? — спросил начальник политотдела Центра, который тоже был в кабинете и слушал мой доклад. — Расстроен. Это же срыв задачи, как никак, — ответил я. — Понятно всё. Павел Егорович, теперь ждите беды, — спокойно сказал начальник политотдела и встал со своего места. — Это значит, что прилетит мне? — удивился Иванов. — Не вам, а начальнику Центра. Ведь мы никого в резерв не подали. Задача срывается. Она на контроле даже не у главкома, а в Генеральном Штабе. Генерал-майор Просвирнов, думаю, скоро вам позвонит… Только это произнёс начальник политотдела, как зазвонил телефон П-170. На этот аппарат обычно звонят командиру только из 137го Центра. — Слушаю, — громко ответил Иванов, подняв трубку. — Да, товарищ генерал. Понял. Это сложно. Есть. После окончания разговора, Павел Егорович внимательно посмотрел на меня и снова закурил. — Ну, и что там? — с интересом спросил начальник политотдела. — Переговорили с генералом. Он поставил задачу. — И всё? — удивился замполит. — И всё. Через минуту начальник политотдела вышел из кабинета, а я так и остался стоять рядом со столом командира. — Присядь, Сергей, — спокойно сказал Иванов.