— В самом деле, — сказал Тэп. Он отодвинулся назад и посмотрел на меня, удивляясь, что кто-то кроме него обратил на это внимание. — Он не хочет ничего плохого, но мне это действует на нервы. Если бы это не был единственный бар в городе, я бы послал его… Ну, сказал бы, что я о нем думаю. — Каждый делает ошибки. Каких только проделок я не совершала в юности. Мне просто повезло, что меня не поймали. Конечно, ограбление бензоколонки не назовешь проделкой. — Это даже не половина всего. Это только то, на чем мы попались. В его тоне появилась нотка хвастовства. Я слышала это раньше, обычно от мужчин, которые тосковали по прошлым спортивным триумфам. Я редко думаю о преступлении, как о вершине опыта, но Тэп мог. Я сказала — Слушайте, если бы нас ловили за все, что мы делали, мы бы все были в тюрьме. Он засмеялся — Эй, ты мне нравишься. Дэйзи принесла наше пиво. Тэп достал десятку — Это на наш счет. Она взяла деньги, направилась к кассе и сделала заметку. В это время Тэп изучал меня, пытаясь угадать, откуда я. — Готов поспорить, ты никого не грабила под дулом пистолета. — Нет, но мой старик грабил, — сказала я с легкостью. — Отсидел за это тоже. О, мне это нравится. Ложь слетела с языка без малейшего раздумья. — Ты мне морочишь голову. Твой старик сидел? Где? — В Ломпоке. — Это федеральная. Что он сделал, ограбил банк? Я навела на него палец, как пистолет. — Черт возьми! — сказал он. — Черт возьми. Он был так восхищен, как будто услышал, что мой отец — бывший президент. — Как он попался? Я пожала плечами. — Его взяли раньше, за поддельные чеки, так что они просто сравнили его отпечатки с теми, что были на записке, которую он передал банковскому кассиру. У него даже не было возможности потратить деньги. — А ты никогда не сидела? — Нет, я законопослушная. — Это хорошо. Такой и оставайся. Ты слишком хорошая для тюрьмы. Женщины хуже всего. Такое творят! Я слышал истории, от которых волосы дыбом встают. И не только на голове. — Я думаю. Я сменила тему, не желая врать больше, чем нужно. — Сколько у тебя детей? — Щас покажу, — сказал он, залезая в задний карман. Он достал бумажник, открыл и показал фото, засунутое в окошечко для водительскиз прав. — Это Джолин. Женщина, глядевшая с фотографии, выглядела молодой и какой-то изумленной. Ее окружали четверо детишек, чисто вымытых, улыбающихся, с сияющими личиками. Старший, мальчик лет девяти, с влажными волосами, которые мать зачесала в помпадур, как у отца. Двум девочкам было примерно восемь и шесть. Толстенький малыш сидел у матери на коленях. Фотография была сделана в студии, и пятеро размещались в декорации пикника, заключающейся в скатерти в красно-белую клетку и ветках искусственного дерева над головами. Малыш держал в пухлом кулачке бутафорское яблоко, как мячик. — Какие милые, — сказала я. — Спиногрызы, — сказал он с любовью. — Это было в прошлом году. Она снова беременна. Она бы хотела, чтобы ей не нужно было работать, но у нас получается неплохо. — Чем она занимается? — Она сиделка в больнице, в ортопедическом отделении, работает в ночную смену. С одиннадцати до семи. Потом она приходит домой, а я ухожу, отвожу детей в школу и отправляюсь на заправку. У нас есть няня для малыша. Даже не знаю, что мы будем делать, когда появится еще один. — Вы что-нибудь придумаете. — Наверное. — Он закрыл бумажник и засунул обратно в карман. Я купила нам по пиву, потом Тэп. Я чувствовала себя виноватой, что спаиваю беднягу, но у меня была еще к нему пара вопросов и мне хотелось убрать сдерживающий фактор. Пока что население бара убавилось с десяти до шести. Я с сожалением заметила, что ушла Шана Тимберлейк. Музыкальный автомат починили и громкость музыки была достаточной, чтобы наш разговор никто не слышал, но не было необходимости кричать. Я расслабилась, но не настолько, как хотела показать Тэпу. Я стукнула его по руке. — Скажи мне кое-что, — сказала я заплетающимся языком. — Мне просто интересно. — Что? — Сколько всего денег вы набрали с этим парнем Бэйли? — Набрали? — Округленно. Примерно, сколько вы сделали? Я просто спросила. Можешь не отвечать. — Мы возместили убытки на две тысячи с чем-то. — Две тысячи? Ерунда. Вы сделали больше. Тэп покраснел от удовольствия. — Ты так думаешь? — Даже если бомбить бензоколонки, выйдет больше, я уверена. — Это все, что я когда-либо видел. — Это все, на чем вы попались, — поправила я. — Это все, что я положил в карман. И это честная правда. — Но сколько еще? Сколько всего вместе? Тэп задумался, выпятив подбородок, подергивая губой, в пародии на глубокие размышления. — Примерно, я бы сказал… ты поверишь, сорок две тысячи шетьсот шесть. — У кого же они? У Бэйли? — О, их больше нет. Насколько я знаю, Бэйли тоже не видел из них ни цента. — Откуда они взялись? — Парочка работенок, которые мы провернули, о которых никто не узнал. Я весело засмеялась — Ну, ты, чертяка! — И снова пихнула его. — Куда же они делись? — Самому интересно. Я засмеялась, он подхватил. Как будто это была самая смешная вещь, которую мы когда-либо слышали. Через полминуты смех иссяк, и Тэп помотал головой. — Уф, хорошо. Я так не смеялся, не помню сколько. — Ты думаешь, что Бэйли убил эту девчонку? — Не знаю, но скажу тебе вот что. Когда мы пошли в тюрьму, то отдали деньги на хранение Джин Тимберлейк. Он вышел, и следующее, что я знаю, что ее убили, а он говорит, что не знает, где деньги. Что их нет. — Почему ты их не забрал, когда вы вышли? — О, нет. Не-а. Копы глаз с нас не сводили. Ждали, что мы будем делать. Черт. Все уверены, что он ее убил. А я не знаю. Непохоже на него. Но, опять же, она могла потратить все деньги, а он мог придушить ее за это. — Не, я в это не верю. Перл говорил, что она залетела. — Да, но Бэйли не стал бы убивать ее за это. Какой смысл? Нас заботили только деньги, так почему бы нет? Мы свое отсидели. Мы расплатились. Мы вышли и мы не дураки, чтобы швырять деньги направо и налево. Мы залегли на дно. После ее смерти Бэйли говорил, что только она знала, где деньги, и она так и не сказала. Он не хотел знать, потому что боялся, что его будут проверять на детекторе лжи. Исчезли навсегда. А может, где-то лежат, только никто не знает, где. — Может быть, он их забрал, после всего. Может, он на них и жил все это время. — Не знаю. Я сомневаюсь. Но точно хотел бы с ним поговорить.